Страница 78 из 103
Легко! Уно моменто, как говорят наши коллеги на Сицилии. Посмотри-ка сюда!
Он сунул Юрию под нос длинный клок газетной бумаги. Кусок этот, похоже, был оторван от программы телепередач, а на полях были криво, второпях написаны шариковой ручкой какие-то слова. Слова были довольно странные - не то имена, не то клички, не то ответы на какой-нибудь кроссворд.
- Тимоха, - прочел Юрий, - Рыжий, Коробка, Серый, Тюлень, - Фантомас. Что это за абракадабра? Откуда это у тебя?
Светлов поднял над столом ошейник, и Инкассатор увидел расстегнутый накладной кармашек с клапаном на кнопке - тот самый кармашек, в который они, бывало, клали донесения и записки, посылая первого Шайтана к своим через простреливаемую снайперами зону.
Кармашек этот был настолько привычной деталью, Что Юрию даже в голову не пришло поинтересоваться, нет ли чего там внутри.
- А, чепуха, - сказал он устало, хотя слова "Фантомас" и "Рыжий" задели внутри него какую-то струнку, и теперь эта струнка, затихая, гудела и вибрировала где-то в районе диафрагмы. - Эта бумажка могла валяться в кармане давным-давно.
- Шерлок Холмс, - презрительно произнес Светлов, - Эркюль Пуаро... Ты читать умеешь? Смотри! - он ткнул пальцем в обрывок газетной строчки, видневшийся на краю записки. - Видишь? Этот фильм крутили как раз в день убийства. Я это точно помню, Лида очень хотела его посмотреть, буквально все уши прожужжала.
Юрий тряхнул головой, прогоняя дурноту, и сел ровнее.
- Получается, что Бондарь их увидел, когда они подъехали, - сказал он, - написал записку и сиганул в окно.
Выходит, он их знал, так, что ли?
- Ты это предполагал без всяких записок, - сказал Светлов. - Однако должен тебе заметить, что записка эта при всей ее ценности мало что дает. Можно предположить, что вот эти слова, - он постучал согнутым указательным пальцем по лежавшей на столе бумажке, - есть не что иное, как клички. Ну, вроде того, как ты называешь Бондарева Бондарем. Нам хочется, чтобы это было так, и мы поневоле склоняемся к мысли, что это так и есть, - дескать, а что же еще? Но эти слова могут означать все что угодно!
Филатов вытряхнул из пачки последнюю сигарету, смял пачку в кулаке и раздраженно швырнул ее под топчан. Дмитрий приподнял брови, но промолчал, не сделал замечания, хотя язык у него так и чесался.
- Скепсис - дело хорошее, - проворчал Инкассатор, раскуривая сигарету, - но меру тоже надо знать.
Ты можешь выдвинуть хотя бы одну разумную версию, которая объясняла бы, зачем Бондарю понадобилось прямо в день убийства писать какую-то белиберду на свежей программе телепередач, потом рвать газету и прятать этот кусок в карман на собачьем ошейнике? А? Не можешь? Ну, еще бы! Потому что тогда тебе придется делать какие-то фантастические предположения, и все только для того, чтобы опровергнуть очевидное. Этот кармашек, знаешь ли, не из тех, в которые складывают мусор, и, если Бондарь туда что-то спрятал, значит, он считал это важным.
Светлов поморщился, но спорить с доводами Филатова было сложно.
- Хорошо, - сказал он. - Допустим, ты прав. Давай свалим все в кучу и примем на вооружение твою версию.
Допустим, Бондарева убили его коллеги, и убили потому, что он видел что-то лишнее. Я бы сказал, что его могли убить за другое - за то, например, что это он пришил своего напарника и умыкнул икону...
Юрий сделал неопределенное движение, и Светлов поспешно добавил:
- Я же этого не говорю! И нечего на меня таращиться. Сколько раз ты ошибался в людях? Не хочешь говорить плохо о покойнике - не говори. Но сбрасывать такую возможность со счетов нельзя. Только отработав все версии до единой, мы можем найти икону.
- Черт возьми, - явно сдерживаясь из последних сил, сказал Филатов. Сколько раз я должен повторять, что мне наплевать на икону! Меня интересуют только убийцы Бондарева, и предупреждаю тебя заранее: вкалывать на твой будущий сенсационный репортаж я не собираюсь. И вообще, Дима, - добавил он немного мягче, - лучше бы тебе на время убраться из города. Лида, наверное, волнуется, да и за дочку ты в ответе. Не имеешь ты теперь права рисковать, понял?
- Риск для журналиста не право, а обязанность, - торжественно провозгласил Светлов, но тут же бросил дурачиться и снова взял серьезный тон. - Ладно, допустим - допустим! - я тебя послушаюсь и уеду. Твои действия? Пойдешь одной рукой морды бить? Давай-давай. Только учти, что это не шпана подзаборная, а профессионалы. Даже если они тебя не грохнут втихаря, ни черта ты от них не узнаешь. Не скажут они тебе ничего, даже не надейся. И следить за ними у тебя кишка тонка - засекут в два счета и прихлопнут, как таракана, потому что они в этом деле мастера, а ты - никто.
Ну вот скажи, что ты станешь делать после моего отъезда? Пистолет штука полезная, но он не все решает.
Антиквара, например, расстреляли из современного автомата с глушителем, так что твой сувенир времен второй мировой трудно воспринимать всерьез. Итак?..
- Чего ты привязался? - вяло огрызнулся Юрий, несколько сбитый с толку прокурорским тоном Светлова. - Какое тебе дело, что я стану делать? Ну вот, к примеру, Рыжий. Тот парень, что меня порезал, был рыжий, как подосиновик. По-твоему, этого мало для начала?
А этот Аверкин, кстати, вылитый Фантомас.
- Ну и что? То есть, ты, скорее всего, прав, и Бондарева действительно убрали его коллеги - знал, наверное, много, оттого и помер, - но что это тебе дает?
Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько в Москве рыжих и лысых? Для суда твои догадки не аргумент, а подтвердить их ты не сможешь. Рыжего своего они просто спрячут подальше, а против Аверкина у тебя ничего нет и не будет. Поверь, он уже соорудил себе железное алиби, и ты его ничем не проймешь. Ну а если , попытаешься действовать привычными методами, тут тебе и каюк грохнут на месте, и десяток свидетелей подтвердят, что ты напал первым. С оружием. Кстати, у них у всех имеются не только стволы, но и разрешения на ношение оружия, а у тебя - фига в кармане...
И не надо хмурить брови, я тебе дело говорю. Бросаться с кочергой на танк - это не героизм, а беспросветная глупость и дешевая рисовка. И даже, может быть, трусость. Видит человек, что справиться с танком не может силенок маловато, да и ума не хватает, - а отступать некуда, вот он и кидается очертя голову прямиком под гусеницы...