Страница 18 из 19
Не в первый раз без толка расточали Правители созревшие плоды: Боярский сын -- долбивший при Тишайшем Вокабулы и вирши -- при Петре Служил царю армейским интендантом. Отправленный в Голландию Петром Учиться навигации, вернувшись, Попал не в тон галантностям цариц. Екатерининский вольтерианец Свой праздный век в деревне пробрюзжал. Ученики французских эмигрантов, Детьми освобождавшие Париж, Сгноили жизнь на каторге в Сибири... Так шиворот-навыворот текла Из рода в род разладица правлений. Но ныне рознь таила смысл иной: Отвергнутый царями разночинец Унес с собой рабочий пыл Петра И утаенный пламень революций: Книголюбивый новиковский дух, Горячку и озноб Виссариона.
От их корней пошел интеллигент. Его мы помним слабым и гонимым, В измятой шляпе, в сношенном пальто, Сутулым, бледным, с рваною бородкой, Страдающей улыбкой и в пенсне, Прекраснодушным, честным, мягкотелым, Оттиснутым, как точный негатив, По профилю самодержавья: шишка, Где у того кулак, где штык -- дыра, На месте утвержденья -- отрицанье, Идеи, чувства -- всё наоборот, Всё "под углом гражданского протеста". Он верил в Божие небытие, В прогресс и в конституцию, в науку, Он утверждал (свидетель -- Соловьев), Что "человек рожден от обезьяны, А потому -- нет большия любви, Как положить свою за ближних душу".
Он был с рожденья отдан под надзор, Посажен в крепость, заперт в Шлиссельбурге, Судим, ссылаем, вешан и казним На каторге -- по Ленам да по Карам... Почти сто лет он проносил в себе -В сухой мякине -- искру Прометея, Собой вскормил и выносил огонь.
Но -- пасынок, изгой самодержавья -И кровь кровей, и кость его костей -Он вместе с ним в циклоне революций Размыкан был, растоптан и сожжен. Судьбы его печальней нет в России. И нам -- вспоенным бурей этих лет -Век не избыть в себе его обиды: Гомункула, взращенного Петром Из плесени в реторте Петербурга.
5
Все имена сменились на Руси. (Политика -- расклейка этикеток, Назначенных, чтоб утаить состав), Но логика и выводы всё те же: Мы говорим: "Коммуна на земле Немыслима вне роста капитала, Индустрии и классовой борьбы. Поэтому не Запад, а Россия Зажжет собою мировой пожар".
До Мартобря (его предвидел Гоголь) В России не было ни буржуа, Ни 1000 классового пролетариата: Была земля, купцы да голытьба, Чиновники, дворяне да крестьяне... Да выли ветры, да орал сохой Поля доисторический Микула... Один поверил в то, что он буржуй, Другой себя сознал, как пролетарий, И почалась кровавая игра. На всё нужна в России только вера: Мы верили в двуперстие, в царя, И в сон, и в чох, в распластанных лягушек, В социализм и в интернацьонал. Материалист ощупывал руками Не вещество, а тень своей мечты; Мы бредили, переломав машины, Об электрофикации; среди Стрельбы и голода -- о социальном рае, И ели человечью колбасу. Политика была для нас раденьем, Наука -- духоборчеством, марксизм -Догматикой, партийность -- оскопленьем. Вся наша революция была Комком религиозной истерии: В течение пятидесяти лет Мы созерцали бедствия рабочих На Западе с такою остротой, Что приняли стигматы их распятий. И наше достиженье в том, что мы В бреду и корчах создали вакцину От социальных революций: Запад Переживет их вновь, и не одну, Но выживет, не расточив культуры.
Есть дух Истории -- безликий и глухой, Что действует помимо нашей воли, Что направлял топор и мысль Петра, Что вынудил мужицкую Россию За три столетья сделать перегон От берегов Ливонских до Аляски. И тот же дух ведет большевиков Исконными народными путями. Грядущее -- извечный сон корней: Во время революций водоверти Со дна времен взмывают старый ил И новизны рыгают стариною. Мы не вольны в наследии отцов, И, вопреки бичам идеологий, Колеса вязнут в старой колее: Неверы очищают православье Гоненьями и вскрытием мощей, Большевики отстраивают стены На цоколях разбитого Кремля, Социалисты разлагают рати, Чтоб год спустя опять собрать в кулак. И белые, и красные Россию Плечом к плечу взрывают, как волы, -В одном ярме -- сохой междоусобья, Москва сшивает снова лоскуты Удельных царств, чтоб утвердить единство. Истории потребен сгусток воль: Партийность и программы -- безразличны.
6
В России революция была Исконнейшим из прав самодержавья, Как ныне в свой черед утверждено Самодержавье правом революций.
Крыжанич жаловался до Петра: "Великое народное несчастье Есть неумеренность во власти: мы Ни в чем не знаем меры да средины, Всё по краям да пропастям блуждаем, И нет нигде такого безнарядья, И власти нету более крутой".
Мы углубили рознь противоречий За двести лет, что прожили с Петра: При добродушьи русского народа, При сказочном терпеньи мужика -Никто не делал более кровавой -И страшной революции, чем мы. При всем упорстве Сергиевой веры И Серафимовых молитв -- никто С такой хулой не потрошил святыни, Так страшно не кощунствовал, как мы. При русских грамотах на благородство, Как Пушкин, Тютчев, Герцен, Соловьев, -Мы шли путем не их, а Смердякова -Через Азефа, через Брестский мир.
В России нет сыновнего преемства И нет ответственности за отцов. Мы нерадивы, мы нечистоплотны, Невежественны и ущемлены. На дне души мы презираем Запад, Но мы оттуда в поисках богов Выкрадываем Гегелей и Марксов, Чтоб, взгромоздив на варварский Олимп, Курить в их честь стираксою и серой И головы рубить родным богам, А год спустя -- заморского болвана Тащить к реке привязанным к хвосту.
Зато в нас есть бродило духа -- совесть -И наш великий покаянный дар, Оплавивший Толстых и Достоевских И Иоанна Грозного. В нас нет Достоинства простого гражданина, Но каждый, кто перекипел в котле Российской государственности, -- рядом С любым из европейцев -- человек.
У нас в душе некошенные степи. Вся наша непашь буйно заросла Разрыв-травой, быльем да своевольем. Размахом мысли, дерзостью ума, Паденьями и взлетами -- Бакунин Наш истый лик отобразил вполне. В анархии всё творчество России: Европа шла культурою огня, А мы в себе несем культуру взрыва. Огню нужны -- машины, города, И фабрики, и доменные печи, А взрыву, чтоб не распылить себя, -Стальной нарез и маточник орудий. Отсюда -- тяж советских обручей И тугоплавкость колб самодержавья. Бакунину потребен Николай, Как Петр -- стрельцу, как Аввакуму -- Никон. Поэтому та 1c8 к непомерна Русь И в своевольи, и в самодержавьи. И нет истории темней, страшней, Безумней, чем история России.