Страница 28 из 136
Глава 10 НОВЫЙ СТРАЖНИК
По пятницам, которые у мусульман являются днями отдыха, на работы никого не гоняли, и пленники наслаждались относительным покоем и праздничной едой. К их обычному пайку в этот день добавляли аж целую горсть фиников и ложку риса.
– Знаешь, Пьер, я теперь стал понимать тебя, - как-то заметил Арман после очередной праздничной трапезы.
– Ты очень туманно говоришь, Арман. Поясни свою мысль.
– Ты как-то говорил, что все надо воспринимать без злобы, трагизма и ожесточения, а так, как оно есть. Уверял, что так легче переносить все напасти, которые иногда сваливаются на человека.
– Я и сейчас это утверждаю, Арман.
– Так вот я теперь согласен с тобой. Эти пятницы стали для нас в какой-то мере желанными и ожидаемыми, как благо Божие. Мы получили дополнительную еду и уже считаем себя счастливыми. Согласен?
– А почему нет? Когда человеку мало дают, то и малая толика добавки приводит его в отличное настроение. Я не говорю о людях, злобных от природы, конечно.
– Смирение, сын мой, и еще раз смирение, - подал голос отец Бонифаций, прислушиваясь к разговору друзей. - Бог внемлет смиренным.
– Но мне так охота расквитаться за такое смирение, отец Бонифаций! - ответил Арман. - Иногда и вовсе не до него, хоть волком вой от такой жизни. Да и сколько можно смиряться?
– Смирения никогда не бывает много, сын мой. Отодвинуть его может лишь ненависть к неверным, сын мой.
– Э, отец, куда вы клоните, - заметил Пьер. - При чем тут неверные?
– Лишь смертельная борьба с неверными может оправдать отсутствие должного смирения, сын мой. И Господь это простит!
– Господь наш никогда не проповедовал такое, падре. Терпение - вот его призыв, а не смертельная борьба, как вы тут говорите.
– Все папы ратовали за крестовые походы и призывали добрых христиан участвовать в них!
– По-видимому, это были не такие уж добрые христиане, падре, и совсем уж недобрые папы.
– Не кощунствуй, сын мой! Ты противишься велению Бога!
– Это когда же такое повеление Бог изрек? И кто его слышал?
– Ты еретик! Сразу видно, что иностранец. Страшись кары Божьей!
– Чего мне ее бояться, если я всегда каюсь и жертвую на нужды церкви по мере сил моих, - ответил Пьер. - Смертных грехов я давно не совершал, а битва с неверными, по твоим словам, падре, не является грехом.
– Еретик! Сатана! Богохульник!
– Куда понесло, падре, твое священство? - Пьер начинал злиться и не мог сдержать себя, называя священника то на «вы», то на «ты».
– Повторяю, остерегись! Кара Божья самая страшная из всех! Бойся ее и трепещи!
– Я, падре, много разных стран повидал на Востоке. И там нигде не видел такого нетерпимого отношения к инаковерующим. Всяк верит в то, что считает для себя наиболее приемлемым. Никто не вмешивается в это и не навязывает своей веры другому. И там живут в мире многие религии. А вы тут проповедуете насилие, злобу и нетерпимость. Все мы люди, но каждый живет по своим законам, падре. И Господь никогда не возражал против этого.
– Тебе, сын мой, захотелось познакомиться с инквизицией?
– Вот-вот, падре. Вы держите всех в страхе и тем только и сильны. А как же заповедь «не убий»? А ведь убивали, и множество!
– Наказывают врагов церкви, богоотступников! И учти, это делают только светские власти и без пролития крови!
– Да, на костре! Любое убийство - грех, падре. Так нам завещал Христос. Выходит, вы искажаете его святое учение? Стыдитесь, падре!
– Еретик проклятый! - возопил отец Бонифаций. - Изыди, богохульник, ренегат!
– Падре, на нас смотрят, постыдись злобных слов. Убеди меня, и я соглашусь с тобой.
Старик зашелся в безмолвном крике. Пленники с интересом наблюдали эту ссору. Кто посмеивался в бороды, а кто и сверкал фанатичными взглядами, бросаемыми в сторону Пьера.
– Успокойся, Пьер, - прошептал Арман, потянув друга за руку. - Чего связался. Ему ничего не докажешь. Лишь себе хуже сделаешь.
– И то верно, Арман. Но я не люблю, когда искажают святые истины.
Ссора помаленьку затихла, но осадок от нее остался, и пленники разбились на группки, тихо переговариваясь и ворочаясь на полусгнившей соломе.
– Я вижу, Пьер, ты любитель поспорить на серьезные темы, - Арман с неодобрением поглядывал на друга и своих товарищей. - Лучше скажи, как у нас продвигается дело с выкупом?
– Слишком мало времени прошло, Арман. Рано еще ждать результатов. Будем терпеливы.
– Тоскливо ждать-то. Осточертело все!
– Вот теперь ты распаляешь душу понапрасну, Арман. Не надо так.
– Да, ты прав, Пьер. А что ты скажешь про тот древний город, развалины которого мы теперь разбираем, а? Я понял, что ты человек ученый, почитывал, наверное, кое-какие книжонки. Это и в самом деле так, Пьер?
– Почитывал, конечно. Это так. Но про наши развалины я ничего не знаю, кроме того, что тут когда-то был римский город. Нашествия, войны привели его в упадок, и теперь мы берем помаленьку оттуда камень. Арабам тоже охота строить подешевле, из готового материала.
– Жаль, что ты ничего не знаешь об этом. Мне бы интересно было послушать, как жили в древности люди. Это же римские люди говорили на латыни, да?
– Да, это они, Арман. Великий был народ, а что с ним стало теперь?
– А почему называется - латынь, а не римский язык, Пьер?
– Римляне же не народ, Арман. Они относились к народу латинов. Это племя такое было в древности. Вот по нему и назван язык. Теперь на нем никто не разговаривает, кроме служителей церкви да ученых.
– А как же так получилось? Интересно.
– Римская империя погибла под ударами множества племен и народов. Теперь язык римлян простым народом забыт, и в каждой стране стал развиваться другой. Но произошло это не так уж и давно. Если ты встречался с итальянцами, то знаешь, что там в каждом городе свой язык или наречье, и людям приезжим трудно понять местных жителей.
– Странно как-то получается и непонятно. Забывается язык целого большого народа, а новый еще не появился.
– Наверное, появится, Арман. У нас во Франции тоже каждая провинция говорит на языке, который с трудом понимают в другой.
– И то верно. Да, наверное, многое можно узнать из книжек.