Слепая молния

"Этот зверь не глуп", - напомнил себе Кеттридж.

Его религия представляла собой стройное сочетание животной сметки и природной наблюдательности. Молния убивает? Не ходи наружу в бурю. Буря приносит холод? Найди пищу и поддерживай в себе жизнь.

Проанализировать ситуацию несложно. Куда сложнее найти выход.

"Да я его особенно и не ищу", - подумал Кеттридж.

"На свою судьбу я уже давно плюнул. Необходимость выжить?" - Землянин вслух рассмеялся. Перед его мысленным взором предстал он сам- Тощий, обессилевший Казалось, целая бездна страдания, будто какой-то яд, пропитала все его существо. А все лицо исчертила морщинами. До смерти усталое лицо от седого ежика до раздвоенного подбородка. От морщинистого лба над крючковатым носом до тонких запавших губ. "На вид я куда старше своих пятидесяти шести", - подумал Кеттридж.

Он знал множество своих ровесников, которые мало чем отличались от молодежи.

"Я "лишком себя жалею".

Все это казалось ему странным. Никогда раньше Кеттридж так не взбаламучивал в себе мысли. Казалось, он уже готов был дать себя сломить позволить раздавить себя колесам уныния. Он почти этого хотел. Ждал, что проснется чудище - и все придет к концу...

Но что и впрямь оказалось странно - это как отчаянная ситуация может привести человека к самореализации.

"Еще есть надежда", - вдруг подумал Кеттридж. Слова явились непрошенно - как бы извне.

Подумал он именно так: "Еще есть надежда". Надежда не только выжить к чему Кеттридж давно уже сознательно не стремился, - но и как-то оправдаться. Хотя бы перед самим собой. Вот перед ним абориген, представитель вымирающей расы - съежился в пещере, скован догмами примитивной религии, в страхе перед молнией боится выйти наружу в бурю. Ведь этот зверь обречен всегда оставаться на земле - и так никогда и не увидеть неба.

И в этот самый миг в голове у Бена Кеттриджа появился план спасения своей души.

Для каждого человека неизбежно приходит время, когда он подводит итог прожитой жизни. Прикидывает все плюсы и минусы. И теперь такое время наступило для Бена Кеттриджа. Все казалось безнадежно - однако он сказал себе: "Еще есть надежда".

Лад-нар вдруг сделался для землянина воплощением всех людей, что унесла Массовая Гибель. Чего только не происходит в башке старого и усталого человека!

"Я должен отсюда выбраться!" - сказал себе Бен Кеттридж. Твердил это снова и снова - как заклинание.

И все яснее понимал, что должен спасти развалившуюся у входа несчастную громадину. Спасая это животное, Кеттридж спасет самого себя. Лад-нар и понятия не имел, как выглядит звезда. Ничего, Бен ему покажет. Еще есть надежда! Еще есть надежда!

Пожилой астроэколог, сам того не желая, скользил вверх по стене. Спина его напряглась от усилия как можно глубже вжаться в камень пещеры. Наблюдать за пробуждением инопланетного зверя было едва ли не квинтэссенцией ужаса.

Громадное тело заворочалось, повернулось - а потом резко приподнялось. Зверь сел, выпрямив спину. Над узкой, будто сплюснутой, талией поднялась массивная клинообразная грудь. Чудовищная голова. Могучие лапы и плечи. Из уголка клыкастого рта сбежала тонкая струйка слюны. Зверь сел и завыл.

Мысль: "Лад-нар голоден".

- Господи! Господи Всемогущий! Дай мне хоть немного времени! Хоть эту... эту малость! Молю тебя, Господи!

Кеттридж вдруг понял, что руки его сцеплены у груди, а лицо обращено вверх - к потолку пещеры. Впервые в жизни по щекам его хлынули слезы мольбы.

Он обращался к Богу на языке человека, никогда Бога не знавшего. Божеством Кеттриджа всегда была наука и божество это обратилось против него. Он говорил от самого сердца, так давно переполненного страданиями и скитаниями, - сердца, почти забывшего о том, что и оно способно обратиться к Богу.

Мысль: "Ты обращаешься к Повелителю Небес".

Лад-нара, казалось, охватило благоговение. Абориген не сводил с Кеттриджа широко распахнутых сверкающих глаз.

Кеттридж мысленно обратился к зверю:

"Лад-нар! Я пришел от Повелителя Небес. Я сам Бог еще более могущественный, чем Небесный Господин! Я могу выходить наружу в бурю! Я и тебе могу показать, как..."

Дикий рев зверя оглушил Кеттриджа. А вместе с этим ревом пришел и мысленный вопль! Пожилой астроэколог почувствовал, как сила мысленного удара буквально отрывает его от пола и швыряет на скалу. Все тело горело и саднило от ушибов, но Кеттридж понимал, что всем этим обязан только собственной невольной дурости.

Абориген выпрямился во весь рост, простер перед собой когтистые лапы и яростно проревел.

Мысль: "Что ты говоришь, то Запретное! Что ты говоришь, то Неверное и Нечистое! Ни один смертный не выходит, когда Похититель Сущности кричит в ночи! Ты ужасное существо! Лад-нар боится!"

- Ересь! Я сказал ересь! - Кеттриджу очень хотелось разодрать металлопластиковый капюшон и вырвать себе язык. Так-то начал он путь к своему спасению! С ереси!

Мысль: "Да-да! Что ты говорил, то Неверное и Не чистое!"

Кеттридж съежился от страха. Зверь был просто разъярен. Но как он, такой огромный и могучий, мог бояться?

Мысль; "Да-да! Лад-нар боится! Боится! Боится!"

И тут на Кеттриджа обрушилась волна страха. В голове что-то страшно заколотилось. Тонкая оболочка разума пульсировала, опалялась и выносила неистовые удары - непрерывно омываемая, обжигаемая и сотрясаемая той жуткой волной всеподавляющего страха, что испускало животное.

"Стой, Лад-нар! Стой! Я говорю правду! Правду!"

Потом Кеттридж заговорил. Заговорил негромко и вкрадчиво - отчаянно стараясь убедить существо, не знавшее никакого другого Бога, кроме грохочущих и кромсающих все подряд потоков электричества. Кеттридж говорил о себе- Говорил о своем могуществе. Говорил обо всем так, будто и сам в это верил. И думал точно так же, как говорил. И мысленно, и вслух землянин пел себе славу.

Лад-нар понемногу успокаивался - и волны страха превратились в слабую рябь. Благоговейный трепет остался-но теперь к нему примешивались крупицы веры.

Кеттридж понимал, что ни в коем случае не должен останавливаться на достигнутом.

Слишком уж легко из глубин сознания вновь выплыл образ этого громадного зверя - рвущего и глотающего, рвущего и глотающего...