Страница 34 из 70
– Что же делать? – огорчилась Лариса.
. – Поедем туда, если в ближайшие полчаса Толян не дозвонится.
В ближайшие полчаса Толян не дозвонился, и они поехали все вместе на их с Павлом тогда еще только купленной, общей «ауди».
Ольга жила одна в соседнем районе. Они долго звонили, дверь никто не открывал. Тогда ребята, к Ларисиному ужасу, выломали дверь плечом.
В коридоре, в комнатах, на кухне висел тяжелый, крепкий запах. Казалось, Лариса даже видела марево, окутывающее квартиру. Ольга лежала на кровати, полуодетая, в чулках и тонкой шелковой комбинации. Глаза закрыты, рука свесилась вниз до самого пола, а на полу на ковре тлела сигарета. Вокруг расползалось черное пятно гари. Приехали бы они часом позже, мог случиться пожар.
Павел вызвал «скорую», потом бегал по квартире, настежь открывая окна. Морозный новогодний воздух ворвался в комнаты, уничтожая тошное, плотное марево. Толик молча сидел на тахте, закрыв лицо ладонями.
Новый год они встретили в приемном отделении больницы. Ольгу спасли, но что с ней стало дальше, Лариса не знала. Толик через неделю уехал обратно в Новосибирск. Иногда от него приходили поздравительные открытки…
Лариса надломила сигарету, высыпала в ладонь ее содержимое. Точно такое же, как было в сигарете, которая валялась на ковре, выпавшая из рук полумертвой Ольги. Анаша.
Сомнений не было. Это анаша, и именно ее недавно курили в квартире. Запах был значительно слабее, чем тогда, в доме у подружки Толика, но тем не менее совершенно такой же.
Лариса лихорадочно огляделась по сторонам. Да что это она? И так ясно, что в квартире, кроме Глеба, никого нет. Сигареты принадлежат ему, курил травку он, и никто другой. Какая же она дура! Все, абсолютно все указывало на это, а она не догадывалась, не видела очевидное, стала слепой и наивной, точно ребенок.
Теперь все объяснялось: странности в поведении Глеба, его переходы от веселья к апатии, внезапные исчезновения, таинственные звонки, недавние расширенные зрачки, холодный пот. Вот почему он не давал Ларисе свой адрес, вот почему выглядел растерянным и встревоженным, когда увидел ее на пороге своей квартиры. И в комнату бросился первым, хотел, видно, спрятать сигареты. Понимал, что Лариса обратит на них внимание – он ведь при ней не курил вовсе. А когда та подумала, что пачка принадлежит хозяевам, расслабился, успокоился, даже острить стал и как ни в чем не бывало пошел в душ. Господи, да он мог сбить девочку и даже не осознать этого, если находился в тот момент под кайфом. Или забыть обо всем начисто. Конечно, он еще не законченный наркоман, сильной привязанности к анаше у него нету. Но судя по частоте его отлучек, которая возросла в последние недели, она, эта привязанность, не за горами.
Лариса вдруг отчетливо представила себе лицо Павла и подумала, что знает наверняка, чтобы он сейчас сказал ей. Она даже отчетливо услышала его голос, обращенный к ней: «Поздравляю, дорогая! До сего момента ты была просто шлюхой, да, да, не спорь, шлюхой. Ты за год сменила пятерых мужчин, ты ложишься в постель с человеком, которого знаешь не более трех часов. Ты готова публично раздеваться на сцене, обниматься, целоваться, принимать откровенные позы. Но это – цветочки. Ты связалась с наркоманом, дорогая, а это уже проторенная дорожка. Она ведет к одному концу. Ты знаешь, к какому…»
Лариса тряхнула головой, прогоняя видение, которое было до ужаса ярким. Да, она связалась с Глебом! А раз связалась, то пойдет до конца, приняв его таким, какой он есть, – наркоманом, преступником, вруном. Что делать, если он достался ей таким, а не другим, каким хотелось бы? Наверное, все еще можно выправить, ведь не окончательно же он увяз в этом дерьме, существуют клиники, врачи, у нее есть кое-какие деньги, в крайнем случае можно будет взять в долг у Павла, только в долг, хоть бы и под проценты!
А может, и лечения никакого не потребуется. Главное, не рисовать все сразу в черных красках, не поддаваться эмоциям.
Хлопнула дверь ванной. Лариса вздрогнула и выпрямилась в кресле, продолжая держать в руках надломленную сигарету.
На пороге комнаты показался Глеб. Лицо его порозовело, движения стали более скоординированными.
– Ого, – он окинул восхищенным взглядом прибранную комнату. – Как здорово стало. Приходи убираться каждый день, из тебя выйдет неплохая горничная.
– Похоже, так и будет, – сухо проговорила Лариса.
– Как? – не понял Глеб. – Ты переквалифицируешься в уборщицы? Быть колоратурным сопрано тебе приелось?
– Нет. Я буду приходить сюда каждый день.
– Очень польщен, – он двинулся к Ларисе и остановился в нескольких шагах. Сигарету, зажатую в ее ладони, Глеб не видел, смотрел Ларисе в глаза и улыбался.
– Глеб, – она встала ему навстречу, – мне нужно поговорить с тобой. Это очень серьезно.
– Ты меня пугаешь, – он округлил глаза. – Так обычно говорят женщины, когда тест на беременность дает положительный результат. Я пока еще не готов становиться прилежным отцом, – Глеб попытался обнять Ларису за талию, но она увернулась от его рук.
– Прекрати. Я вовсе не собираюсь рожать от тебя. Во всяком случае, сейчас.
– Значит, все-таки собираешься в скором будущем? – Он поймал ее сжатую в кулак ладонь, осторожно разогнул пальцы. Лариса не сопротивлялась. – Что там у тебя? Ножик? Решила зарезать меня из ревности?
– Решила, – Лариса подняла ладонь с сигаретой вверх. По тому, как мгновенно окаменело лицо Глеба, как забегали его глаза, ей стало ясно, что она не ошиблась.
– Ну и что, хозяйские это сигареты? – Она в упор смотрела на него.
– Да. – Голос его звучал не очень уверенно, но вполне спокойно.
Брось, Глеб. Я не маленькая глупая девочка. Мой бывший муж крупный предприниматель, имеет широкий круг знакомств. У меня была хорошая школа жизни.
– С чем тебя и поздравляю, – насмешливо произнес Глеб. – Что же ты проходила в своей школе?
– Всякое. И кое-что о людях, которые, желая достичь нирваны, набивают в сигареты без фильтра совсем безобидную на первый взгляд траву. На первый взгляд безобидную. Я видела однажды, как от этой безобидной вещицы едва не погиб человек.
– Ты думаешь, я курю эту гадость? – изумился Глеб, беря из Ларисиных рук сигарету и нарочито внимательно разглядывая ее.
– Я в этом не сомневаюсь. Здесь стоит специфический запах. И у тебя вид соответствующий.
– Ладно, – он подошел к дивану, сел, откинувшись на спинку. – Да. Что дальше?
– Ничего, – она уселась рядом, положила руку ему на плечо. – Ничего. Просто я не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое. Наверное, мне слишком хочется спеть с тобой еще одну оперу. Или две. Словом, как можно больше.
– Какой трагический тон, – Глеб презрительно скривил губы. – Кажется, ты увлеклась ролью.
Лариса вздрогнула, как от удара.
– Почему трагический? Разве я что-то сказала неверно? Разве ты не понимаешь, что нужно покончить с этим, и немедленно. Принять все возможные меры! Глеб! Я ведь серьезно, я боюсь за тебя!
Ой! Теперь это сцена из мексиканского сериала! «Остановись, Хуан-Антонио, прошу тебя, не делай этого! Не делай, а то пожалеешь!» Ларискин, перестань. В этой травке, как ты сама только что сказала, нет ничего вредного. Ее курят тысячи людей, и они абсолютно здоровы и счастливы. Я просто расслабляюсь от запредельной нагрузки, а то недолго сойти с ума от работы в вашей «Опере-Модерн». И еще, хочу тебя предупредить. У меня было, как говорят, тяжелое детство, я шибко нервный стал от скандальчиков, которые мамаша закатывала отцу, а он ей. Так вот, с тех пор не могу терпеть, когда со мной говорят «серьезно», требуют срочно пересмотреть свое жизненное кредо, смотрят печально и укоризненно. У меня на все это аллергия. Зачем портить то хорошее, что было в наших отношениях?
– Это ты называешь хорошими отношениями? – Лариса как ужаленная отдернула руку, отстранилась от Глеба. – Я должна сидеть одна и знать, что ты где-то валяешься обкуренный, то ли дома, то ли в другом месте! Ждать, пока в один прекрасный день ты не явишься на репетицию вовсе и тебя приволокут в морг! Мило улыбаться и не сметь сказать ни слова, потому что у тебя, видите ли, аллергия на семейный сцены, а попросту говоря, на любые человеческие эмоции и чувства! Не кажутся ли тебе несколько односторонними такие чудесные отношения?