Страница 17 из 32
О чем же идет речь в нашем споре? Да о том, чтобы найти утешение в нашем злополучном существовании. И кто из нас дает это утешение - вы или я?
В отдельных местах вашего труда вы признаете сами, что вера в Бога удерживала некоторых людей на грани преступления, - этого признания мне довольно. Если бы это предотвратило на Земле всего лишь десять убийств, десяток клевет и десять несправедливых приговоров, я полагаю, весь мир должен был бы ее принять.
Религия, говорите вы, породила несметное число преступлений, но скажите лучше: их породило суеверие, царящее на нашей мрачной планете; суеверие -самый жестокий враг чистого поклонения, которым мы обязаны верховному Существу. Будем же презирать это чудовище, вечно раздиравшее лоно собственной матери; люди, сражающиеся с ним, - благодетели человечества; суеверие -- змей, обвивший религию своими кольцами; ему надо размозжить голову, не раня при этом религию, которую он отравляет и пожирает.
Вы опасаетесь, как бы, поклоняясь Богу, люди тотчас же не оказывались бы суеверными фанатиками, но разве не следует скорее бояться, что, отрицая Бога, они предадутся самым жестоким страстям и самым страшным из преступлений? Разве между этими двумя крайностями не существует вполне благоразумной середины? Каково же убежище между двумя этими подводными рифами? Убежище это -- Бог и его мудрые законы.
Вы утверждаете, что от поклонения до суеверия - всего один шаг. Но для ладно скроенных умов между тем и другим лежит бесконечность, а таких умов ныне очень много; они стоят во главе народов, влияют на нравы общества; из года в год фанатизм, заполонивший Землю, видит, как у него забирают то, что он безобразно узурпировал.
Еще кое-что я скажу в ответ на ваши слова на странице 223: "Если предполагать какие-то взаимоотношения между человеком и этим невероятным бытием, надо ему воздвигать алтари, нести дары и т.д.; если мы ничего не понимаем в сущности этого бытия, надо обращаться за разъяснениями к священнослужителям, которые... и т.д., и т.д., и т.п.". Великая беда собраться в пору жатвы для благодарения Бога за хлеб, нам даруемый! Подобная идея смехотворна. И где тут беда, если гражданину, именуемому старейшиной или священником, вменяется в долг выполнить эти обряды благодарения, возносимого божеству от лица других граждан, при условии, конечно, что таким служителем культа не будет ни Григорий VII25, шагавший по головам царей, ни Александр VI, осквернивший кровосмешением лоно собственной дочери, которую он зачал в прелюбодейной связи, и убивавший и отравлявший при содействии своего бастарда почти всех соседних с ним государей; разумеется, таким служителем не может быть и приходской священник, жульнически обворовывающий исповедуемых им кающихся и употребляющий украденные деньги на обольщение наставляемых им девочек; таким служителем не может быть Ле Телье, ввергающий в пожар целое королевство мошенничествами, достойными позорного столба, ни Уорбуртон, нарушающий законы общества, предающий гласности секретные бумаги члена парламента, чтобы его погубить, и клевещущий на любого, кто не придерживается его взглядов, хотя эти последние случаи весьма редки. Духовный сан -- узда, принуждающая к благопристойности.
Глупый священник возбуждает презрение; злой священнослужитель внушает ужас; добрый духовный отец, мягкий и благочестивый, свободный от суеверия, милосердный, терпимый - человек, коего мы должны ценить и уважать. Вы опасаетесь злоупотреблений - я также. Давайте же объединимся, дабы их предотвратить; но не будем осуждать обычай, если он полезен для общества и не извращен фанатизмом либо предательской злобой.
Я должен сказать вам весьма важную вещь: я убежден - вы глубоко заблуждаетесь; но я точно так же уверен: вы заблуждаетесь как честный человек. Вы хотите, чтобы люди стали добродетельными, но стали бы ими без Бога, хотя вы, к несчастью, и обмолвились, что "с момента, как порок делает человека счастливым, он должен возлюбить порок". Это -ужасное заявление, и ваши друзья должны были заставить вас его вычеркнуть. Помимо этого места, вы всюду внушаете нам стремление к порядочности. Сей философский спор пойдет только между вами и несколькими философами, разбросанными по Европе; прочая часть Земли не услышит отсюда ни слова. Народ нас не читает. Если какой-то теолог вздумает вас преследовать, он будет злыднем, безумцем, который вас лишь укрепит и породит на свет других атеистов.
Вы заблуждаетесь, однако греки не преследовали Эпикура, римляне не преследовали Лукреция. Вы заблуждаетесь, но необходимо чтить ваш талант и вашу добродетель, опровергая вас самого изо всех сил.
Самое высокое уважение, какое можно, на мой взгляд, оказать Богу, -это принять его защиту без гнева, тогда как самым недостойным его ликом будет изображение его мстительным и разъяренным. Он - сама истина, а истина лишена страстей. Возвещать Бога от доброго сердца и стойкого, невозмутимого ума значит быть его учеником.
Я, как и вы, считаю фанатизм чудищем, тысячекратно более опасным, чем философский атеизм. Спиноза не позволил себе ни одного дурного поступка. Шастель и Равальяк - оба набожные - умертвили Генриха IV.
Кабинетный атеист почти всегда -- спокойный философ, фанатик же всегда мятежен; однако придворный атеист или атеист-государь мог бы стать бичем человечества. Борджа и ему подобные совершили почти столько же зла, сколько мюнстерские и севеннские фанатики: я имею в виду фанатиков обеих партий. Беда кабинетных атеистов заключается в том, что они творят атеистов придворных. Ахилла воспитывал Хирон; он вскармливал его львиным мозгом; и в один прекрасный день Ахилл повлечет тело Гектора вокруг троянских стен и принесет в жертву своей мстительности двенадцать невинных пленных.
Бог да охранит нас от кошмарного священнослужителя, своим священническим ножом искрошившего в куски царя, или от того, кто, одетый в каску и панцирь, в возрасте семидесяти лет осмелился тремя своими окровавленными пальцами подписать смехотворное отлучение от церкви французского короля, или от... от... от... и т.д.!
Но да предотвратит также Бог появление гневливого и грубого деспота, который, не веря в Бога, стал бы богом самому себе, оказался бы недостойным своего священного положения и растоптал ногами обязанности, этим положением на него налагаемые; деспота, который без зазрения совести жертвовал бы своих родичей, друзей, слуг и народ своим страстям! Два этих тигра, один из которых носит тонзуру, другой же - корону, равно опасны. И какую узду могли б мы на них наложить? И т.д., и т.п.