Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 32

По этому образцу греки имели своего Зевса (Юпитера), господина других богов, бывших не чем иным, как ангелами вавилонян и евреев и святыми христиан римского сообщества.

Может ли множество равноправных по своему могуществу богов существовать одновременно? Вопрос этот более щекотливый, чем обычно думают, причем он весьма мало изучен.

У нас нет никакого адекватного понятия о божестве, мы можем только переходить от предположения к предположению, от правдоподобия к вероятности. Нечто существует, а значит, нечто существует извечно, ибо ничто не возникает из ничего. Это достоверная истина, на которой успокаивается ваш ум. Любое творение, указующее нам на средства и цель, указывает тем самым и на творца, а значит, наша вселенная, состоящая из пружин, из средств, каждое из которых направлено на свою цель, обнаруживает очень могущественного и разумного мастера. Вероятность эта приближается к максимальной уверенности; однако бесконечен ли этот верховный мастер? Всюду ли он или лишь в одном месте? И как ответить на этот вопрос с нашим ограниченным интеллектом и слабыми познаниями?

Один только мой разум доказывает мне присутствие Существа, организовавшего материю этого мира; но разум мой бессилен доказать мне, что Существо это создало эту материю, что оно извлекло ее из небытия. Все мудрецы древности без какого бы то ни было исключения считали материю вечной и существующей самое по себе. Все, что я могу сделать, не прибегая к помощи высшего разума, - верить, что Бог этого мира также вечен и существует сам по себе. Бог и материя существуют в силу природы вещей. А другие боги, как и другие миры, могли бы существовать? Целые народы и весьма просвещенные философские школы вполне допускали двух богов только в нашем мире: одного, являющегося источником блага, и другого - источник зла. Они допускали нескончаемую борьбу между двумя равными силами. Но, конечно, природа скорее может вынести наличие в необъятном пространстве многих независимых существ -- абсолютных хозяев в своем, принадлежащем каждому из них, пространстве, нежели двух ограниченных и бессильных богов в этом мире, из коих один не в состоянии творить благо, а другой - зло.

Если Бог и материя существуют извечно, как это полагали в античности, то перед нами здесь два необходимых бытия; но если есть два необходимых бытия, то их может быть и тридцать. Одни только эти сомнения, являющиеся зародышем бесконечного числа размышлений, должны, по меньшей мере, убедить нас в слабости нашего разума. Нам надлежит вместе с Цицероном признать свое невежество в вопросе природы божества. Ведь мы никогда здесь не узнаем более того, чем знал он.

Схоласты могут сколько угодно твердить нам, что Бог бесконечен негативно, а не привативно, formaliter et поп materialiter* ; что он - первый, средний и последний акт; что он -- повсюду, не будучи ни в каком определенном месте, - сто страниц комментариев к подобным определениям не могут нас ничуть просветить. Мы не располагаем ни ступенькой, ни точкой опоры, которые помогли бы нам подняться до подобных познаний. Мы чувствуем, что над нами простерта длань незримого Существа, но это и все, и мы не способны сделать ни шага за эти пределы. Безрассудная дерзость - хотеть разгадать сущность этого Существа, понять, протяженно оно или нет, каким образом оно существует и как оно функционирует.

Раздел второй

Я всегда боюсь впасть в заблуждение; однако все памятники говорят мне с очевидностью о том, что древние цивилизованные народы признавали верховное божество. Нет ни одной книги, медали, барельефа или надписи, где о Юноне, Минерве, Нептуне, Марсе и о других богах говорилось бы как о созидающих существах, творцах природы. Напротив, древнейшие дошедшие до нас светские книги - Гесиод и Гомер - изображают своего Зевса как единственного громовержца, единственного господина богов и людей; ему дозволено даже карать других богов: он сковывает Юнону цепями, изгоняет Аполлона из небесных пределов.

Древняя религия брахманов -- первая, допустившая сотворенные небесные существа, и первая, повествовавшая об их мятеже, - изъясняется в высоком стиле по поводу единственности и могущества Бога, как мы уже это видели в статье "Ангел".

*)- "Формально, а не материально" (лат.). - Примеч. переводчика.





Китайцы, несмотря на глубочайшую древность этого народа, появились после индийцев; они с незапамятных времен признавали одно-единственное божество; у них не было никаких подчиненных богов, никаких оракулов и абстрактных догм и никаких теологических диспутов среди образованных людей; первым священнослужителем был всегда император, религия же была величественна и проста; именно поэтому сия обширнейшая империя, хоть и подпадавшая дважды под чужеземное иго, постоянно сохраняет свою целостность; она подчинила своих завоевателей своим законам, и вопреки преступлениям и бедам, присущим человеческому роду, она до сих пор является самым процветающим государством в мире.

Халдейские маги, сабеи, признавали одно лишь верховное божество и поклонялись ему в лице звезд - его творений.

Персы поклонялись божеству в лице Солнца. Сфера, помещающаяся на фронтисписе храма в Мемфисе, служила эмблемой единого и совершенного бога, именовавшегося египтянами Кнефом.

Римляне всегда прилагали титул Deus optimus maximus* к имени одного лишь Юпитера:

Hominum sator atque deorum**

Hе будет чрезмерно частым напоминание об этой истине, кою мы подчеркиваем и в ряде других мест.

Такое почитание верховного бога установилось со времен Ромула и вплоть до полного упадка империи и ее религии. Вопреки всем глупостям народа, поклонявшегося второстепенным, смешным богам, вопреки эпикурейцам, по существу не признававшим никаких богов, доказано, что римские магистраты и мудрецы во все времена почитали лишь одного верховного бога.

Из большого количества свидетельств, оставленных нам в подтверждение этой истины, я бы выбрал прежде всего показания Максима Тирского, процветавшего при Антонинах - этих образцах истинного благочестия, ибо оно проистекало у них от гуманности. Вот его слова, читаемые в речи, озаглавленной "О боге согласно Платону". Читатель, желающий просветиться, пусть будет добр, как следует их взвесить: