Легион

– И со мной все в порядке.

– Лжешь.

– Так же, как и ты, – согласился Дайер.

– Вот это верно.

Дайер озабоченно посмотрел на следователя. Его друг и в самом деле выглядел изможденно. Видимо, в городе произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Ты очень устал, – продолжал Дайер. – Почему бы тебе не пойти сейчас домой и чуточку не вздремнуть?

«Ну вот, не хватало, чтобы не я, а он заботился бы обо мне», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Нет, домой мне никак нельзя. Там карп.

– Ты, кажется, сказал «карп»?

– Именно «карп», – подтвердил Киндерман.

– Ну да, я и говорю «карп».

Киндерман вплотную приблизился к Дайеру. Его физиономия оказалась всего в дюйме от лица священника. Киндерман уставился на Дайера и, немного помолчав, начал так:

– Понимаешь, к нам в гости приехала мать моей жены. Та самая, что считает, будто я связался с дурными людьми, и вообще я напоминаю ей Аль Капоне Она таскает дочке подарки – что-то вроде «Кибуц номер пять» – это самые изысканные и неповторимые израильские духи. Вплоть до своего оригинального названия. Да и прочую ерунду. Зовут ее Ширли. Теперь, я думаю, ты ее легко себе представишь. Ну и чудненько. Так вот, в ближайшее время она собирается приготовить нам карпа. Это очень вкусная рыба. И я нисколько не против. Но, так как считается, что эта рыбешка не вполне чистая, Ширли купила ее живой и, не долго думая, выпустила в ванну, где та отмокает вот уже третьи сутки. Мы сейчас с тобой разговариваем, а она плавает себе в моей ванне. Туда-сюда. Туда-сюда. И изгоняет из себя яды. А я ее ненавижу. Да вот еще что, отец Джо, вы ведь стоите вплотную ко мне, верно? И, наверное, заметили, что я несколько дней не мылся. Три дня, если быть точным. И все из-за этого карпа. Поэтому я теперь ни за что не пойду домой, пока он не заснет. Если я увижу, что он там опять плещется, я не выдержу и прикончу его.

Дайер не смог удержаться от смеха, слушая этот рассказ.

«Лучше. Уже лучше», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Ну, давай решай, куда мы завалимся: в «Клайд», «Скотт» или в «Могилку».

– Ну уж нет, давай лучше в ресторанчик к Билли Мартину.

– Только не надо ничего усложнять. Я уже заказал столик на двоих в «Клайде».

– Пусть будет «Клайд».

– Ты знаешь, я почему-то так и подумал, что ты выберешь именно «Клайд».

– Я и выбрал.

Они ускорили шаг, стараясь не вспоминать о той страшной ночи.

Аткинс сидел за своим столом и беспомощно хлопал ресницами. Он решил было, что не совсем понял сказанное или же сам что-то неверно сформулировал, давая задание в лабораторию. Сержант попросил еще раз повторить результаты исследований. С замирающим от волнения сердцем он вцепился в телефонную трубку. И снова услышал те же слова.

– Да, понимаю... Да, спасибо, – еле слышно пробормотал Аткинс. – Большое спасибо.

Он повесил трубку. В своем крохотном кабинетике без окон Аткинс отчетливо слышал собственное дыхание. Отодвинув настольную лампу, яркий свет которой раздражал глаза, сержант скользнул взглядом по своей руке. Ногти и кончики пальцев побелели. Аткинса охватил ужас.

Киндерман расчистил пространство на столе для жареного картофеля, который им только что принесла очаровательная темноволосая официантка.

– О, благодарю вас. – Она поставила тарелку на освободившееся место как раз между Киндерманом и Дайером. – Три кусочка хватит?

– Да мне и двух вполне достаточно.

– Еще кофе?

– Нет, не надо, мисс, спасибо. – Следователь взглянул на Дайера. – А тебе? Как насчет седьмой порции?

– Нет, спасибо, – отказался тот, опустив вилку рядом с тарелкой, на которой высился гигантский кусище омлета под кокосовым соусом. Дайер потянулся к пачке сигарет, лежащих здесь же, на бело-голубой скатерти.

– Сейчас я принесу вам помидоры, – пообещала официантка. И, улыбнувшись, направилась в кухню. Киндерман посмотрел на тарелку Дайера.

– Ты не ешь, почему? Тебе что, плохо?

– Это блюдо слишком острое, – констатировал священник.

– Слишком острое? А мне показалось, что ты макал сладкое печенье в горчицу. Видимо, ты плохо себе представляешь, что такое на самом деле «острое и неудобоваримое блюдо». – Лейтенант отковырял своей вилкой небольшой кусочек омлета. Попробовав его, он отложил вилку. – Да, похоже, именно такое блюдо ты и заказал.

– Возвратимся к нашему фильму, – переменил тему Дайер, выпуская клубы голубоватого сигаретного дыма.

– Он входит в десятку моих самых любимых фильмов, – заявил Киндерман. – А какие ваши любимые, святой отец? Может, назовешь хотя бы пяток?

– Мои уста скреплены обетом молчания.

– Однако ты позволяешь себе исключения. – Киндерман посолил жареный картофель. Дайер скромно пожал плечами:

– Пять – это слишком много. Да и чей могучий интеллект в состоянии перечислить аж пять наименований?

– Аткинса, – не задумываясь, ответил Киндерман. – Он может назвать все подряд: фильмы, бальные танцы, да что угодно. Спроси его об еретиках, и он тут же назовет тебе десяток в том порядке, в каком они ему больше нравятся. Аткинс – человек, который принимает молниеносные, может быть, даже чересчур поспешные решения. Однако это не страшно, ибо у него есть вкус и, как правило, он не ошибается.

– Да неужели? И какие же у него любимые фильмы?

– Первые пять?

– Первые пять.

– "Касабланка".

– Ну, а остальные четыре?

– Опять же «Касабланка». Он просто с ума сходит по этой ленте.

Иезуит кивнул.

– Вот тут некоторые кивают, – угрюмо пробурчал Киндерман. – «Бог есть не что иное, как теннисный тапочек», – заявляет еретик, а Торквемада кивает и с непроницаемой физиономией резюмирует: «Стража, отпустите его. Надо выслушать и другую сторону. Им обоим есть что сказать». В самом деле, святой отец, нельзя же так поспешно обо всем судить. А происходит это, вероятно, оттого, что в твоей голове не смолкает пение и звенят гитары.

– Так ты хочешь узнать название моего любимого фильма?'

– И, пожалуйста, побыстрее, мой друг, – улыбнулся Киндерман. – А то моего звонка ждут не дождутся некоторые коронованные особы.

– Картина называется «Жизнь прекрасна», – признался Дайер. – Ну что, теперь ты счастлив?

– О, выбор великолепный, – просиял Киндерман.

– Честно говоря, я смотрел этот фильм раз двадцать. – Улыбка озарила и веснушчатое лицо Дайера.

– Ну, с тебя не убудет.

– Мне действительно очень нравится этот фильм.

– Да-да, он чистый и добрый. Он наполняет сердце какой-то невинностью.

– Сдается мне, ты то же самое говорил и о картине «Возвращение на круги своя».

Даже не упоминай при мне этот кошмарный фильм, – прорычал Киндерман. – Аткинс называет его «Бесконечное путешествие внутри козла».

Подошла официантка и принесла тарелочку с нарезанными помидорами.

–Ваш заказ, сэр.

– Спасибо, – поблагодарил следователь. Девушка взглянула на нетронутый омлет, стоявший перед Дайером.

– Вам не нравится? Что-то не так?

– Нет-нет, он просто решил пока отдохнуть, – возразил Дайер.

Официантка засмеялась.

– Может, вам еще что-нибудь принести?

– Нет, спасибо. Похоже, я не очень голоден. Девушка взглядом указала на омлет.

– Мне убрать его?

Священник кивнул, и она унесла тарелку.

– Пожуй чего-нибудь, Ганди, – предложил Киндерман и пододвинул поближе к Дайеру тарелку с жареной картошкой. Не обратив на нее внимания, священник спросил:

– А как поживает Аткинс? Я его не видел аж с Рождественской мессы.

– Чувствует себя превосходно. В июне у него свадьба.

Дайер просветлел.

– Здорово.

– Сержант женится на подружке детства. Два очаровательных существа, прогуливающихся по лесам и весям.

– А где будут отмечать?

– В грузовике. Они экономят деньги на мебель. Невеста работает кассиршей в супермаркете, благослови ее, Господи. Аткинс же, как всегда, днем помогает мне, а по ночам грабит магазины «Сэвен-элевен». К сожалению, государственным служащим разрешается работать по совместительству сразу в двух местах. А может быть, я слишком придираюсь к нему? Святой отец, с нетерпением жду вашего духовного совета.