Страница 58 из 62
Взвизгнули шины, и автомобиль сорвался с места, вспоров тишину оглушительным воем сирены. Они промчались по Резервуар-роуд к Фоксхол-роуд, туда, где находился дом Киндермана. Следователь закрыл глаза и, не переставая, молился всю дорогу. Когда машина резко затормозила, он открыл глаза и увидел, что они стоят у подъезда.
– Обойдите дом и встаньте у черного хода, – приказал он полицейскому, который тут же выскочил из машины и бросился за дом, на ходу выдергивая из кобуры короткоствольный револьвер. Киндерман с трудом выбрался из машины и, достав ключи и пистолет, двинулся к парадной двери. Дрожащей рукой он хотел было вставить ключ в скважину, но тут дверь внезапно распахнулась.
Джулия в недоумении уставилась на пистолет, а затем, обернувшись назад, крикнула:
– Мам, это папа пришел!
Через секунду в дверях показалась Мэри. Она бросила недовольный взгляд на пистолет, а потом и на мужа:
– Карп уже видит седьмой сон. Что это ты еще задумал, ради всего святого? – воскликнула Мэри.
Киндерман опустил пистолет и, шагнув вперед, обнял Джулию.
– Слава Богу! – прошептал он. Подошла мать Мэри.
– Там у черного хода торчит какой-то штурмовик, – пожаловалась она. – Ну вот, начинается. Что ему сказать?
– Билл, я требую объяснений, – настаивала Мэри. Следователь чмокнул дочь в щеку и спрятал пистолет в карман.
– Я просто сошел с ума. Вот вам и все объяснения.
– Ну, тогда мы все меняем фамилию на «Феррэ», – недовольно пробурчала мать Мэри и отправилась в дом. Зазвонил телефон, и Джулия побежала в гостиную снимать трубку.
Киндерман двинулся к черному ходу, как бы между прочим обронив:
– Я сам разберусь с полицейским.
– Что значит «разберусь»? – удивилась Мэри, семеня на кухню вслед за Киндерманом. – Билл, что происходит? Может быть, ты все-таки расскажешь мне?
Киндерман остановился, не дойдя до двери. В коридоре возле кухни он увидел большой сверток, который кто-то прислонил к стене. Следователь бросился к нему, и тут из кухни раздался незнакомый женский голос:
– Здравствуйте.
Киндерман машинально выхватил пистолет и, ворвавшись в кухню, направил его на сидевшую за столом пожилую женщину, облаченную в халат медицинской сестры. Женщина уставилась на следователя пустыми глазами.
– Билл! – взвизгнула Мэри.
– Милый мой, я так устала, – произнесла женщина. Мэри изо всех сил вцепилась в руку Билла и опустила ее вниз.
– В своем доме я ничего не хочу знать ни о каких пистолетах, понятно?
В этот миг на кухню с черного хода вбежал полицейский, держа наготове свой револьвер.
– Опустите пистолет! – закричала Мэри.
– Опустите его! – донесся из гостиной сердитый голос Джулии. – Я же разговариваю по телефону.
– Неевреи! – пробормотала мать Мэри, продолжая размешивать на плите соус.
Полицейский ждал дальнейших указаний и то и дело бросал на лейтенанта многозначительные взгляды.
Следователь не сводил глаз с женщины. Та же виновато и смущенно разглядывала всех присутствующих.
– Опустите, Фрэнк, – приказал, наконец, Киндерман. – Все в порядке. Возвращайтесь назад в больницу.
– Слушаюсь, сэр. – Полицейский спрятал пистолет в кобуру и удалился.
– Так сколько же нас будет за столом? – подала голос мать Мэри. – Мне необходимо знать это.
– Как все это понимать? – строго спросила Мэри, указывая на старушку. – Что это за сестричку ты мне прислал? Я открываю дверь, а она тут же теряет сознание. Вернее, сначала она запрокидывает голову, бормочет всякую ерунду, а потом валится без чувств. Боже мой, да в таком возрасте противопоказано работать медсестрой. Она ведь...
Киндерман жестом остановил ее и подошел к старушке. Та окинула его невинным взглядом, а потом спросила:
– Уже пора спать?
Следователь тяжело опустился на стул, снял шляпу и, положив ее рядом, повернулся к пожилой женщине.
– Да, скоро пора спать, – тихо подтвердил он.
– Я так устала.
Киндерман еще раз взглянул в эти добрые милые ''лаза. Мэри в смятении застыла рядом.
– Ты говоришь, она успела тебе что-то сказать? – переспросил Киндерман.
– Что? – нахмурилась Мэри.
– Ты говорила, будто она что-то бормотала. А что именно?
– Не помню. Но объясни же, наконец, в чем дело.
– Пожалуйста, постарайся вспомнить, что она говорила.
– "Конец", – проворчала мать Мэри, не отходя от плиты.
– Да-да, именно, – подхватила Мэри. – Теперь я вспомнила. Она закричала «Ему конец», а потом упала.
– "Ему конец" или просто «конец»? – не отступал Киндерман. – Что именно?
– "Ему конец", – уверенно заявила Мэри. – Боже мой, у нее был такой странный голос, как у оборотня. Что случилось с этой женщиной? Кто она такая?
Но Киндерман уже не слушал ее.
– "Ему конец", – тихо повторил он. В кухню заглянула Джулия.
– Что у вас тут происходит? – поинтересовалась она. – В чем дело?
Снова зазвонил телефон, и Мэри тут же схватила трубку.
– Алло?
– Меня? – спросила Джулия. Мэри протянула трубку Киндерману.
– Это тебя, – объявила она. – Я думаю, надо налить бедняге тарелку супа.
Следователь взял трубку и громко произнес:
– Киндерман слушает. – Звонил Аткинс.
– Лейтенант, он требует вас, – сообщил сержант.
– Кто?
– Подсолнух. Орет как резаный. И без конца повторяет только ваше имя.
– Хорошо, сейчас приеду, – коротко бросил Киндерман и повесил трубку.
– Билл, а это что такое? – услышал он за спиной голос Мери. – Я нашла эту штуковину у нее в пакете. Именно это ты и хотел мне передать?
Киндерман обернулся, и сердце его чуть не выпрыгнуло из груди. Мэри держала в руках огромные хирургические ножницы.
– Разве нам это нужно? – удивилась Мэри.
– Конечно, нет.
Киндерман вызвал полицейскую машину и вместе со старушкой отправился в больницу, где несчастную сразу же опознали. Она оказалась пациенткой психиатрического отделения, и ее тут же перевели в палату для буйных, чтобы понаблюдать и обследовать больную. Киндерману доложили, что медсестра и санитар не получили серьезных повреждений и смогут выйти на работу уже на следующей неделе. Удовлетворенный таким ходом событий, Киндерман направился в отделение для буйных, где в коридоре его уже поджидал Аткинс. Сложив руки и прислонившись к стене, сержант стоял у открытой двери в палату номер двенадцать. На Аткинсе лица не было. Подойдя к сержанту, Киндерман с тревогой оглядел молодого человека.
– Что с вами стряслось? – забеспокоился следователь. – Что-то случилось? Аткинс покачал головой.
– Просто он утверждал, будто вы уже приехали, – безучастным тоном произнес помощник.
– Когда?
– Минуту назад.
Из палаты вышла медсестра Спенсер.
– Вы пойдете к нему? – спросила она следователя. Киндерман кивнул и сразу же исчез за дверью, плотно прикрыв ее за собой. Опустившись на стул, он увидел, что Подсолнух не сводит с него пылающего взгляда. «Что же изменилось в нем?» – удивился следователь.
– Мне позарез надо было увидеть вас, – произнес Подсолнух. – Вы мне приносите удачу. Я вам многим обязан, лейтенант. И так как это уже произошло, я хочу, чтобы вся эта история закончилась.
– Что же произошло? – заинтересовался Киндерман.
– Джулия легко отделалась, вы не находите? Киндерман молчал, прислушиваясь к знакомому стуку падающих капель.
Подсолнух закинул назад голову и рассмеялся, а потом снова уставился на Киндермана горящими глазами.
– А вы сами не догадались, лейтенант? Конечно, Догадались. В конце концов вы поняли, как действуют Мои драгоценные заместители, мои чудесные, славные, Дряхленькие рыдванчики. Между прочим, они – рачительные хозяева. Самих-то их здесь, конечно, нет. Их личности разрушены, и поэтому я могу спокойненько запираться в их тела. Но, разумеется, только на определенное время. Не надолго.
Киндерман молча смотрел на Подсолнуха и не шевелился.
– Ах, ну да. Насчет вот этого тела. Это ведь ваш дружок, лейтенант? – Подсолнух громко расхохотался и постепенно безумный смех перешел в ослиный крик. Киндермана охватил ужас, он почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом. Подсолнух внезапно замолчал и уставился на лейтенанта пустыми глазами. – Ну вот. Я оказался тогда абсолютно мертвым, и мне это ужасно не понравилось. А вам бы понравилось? Меня это чрезвычайно расстроило. Понимаете – я как будто плыл по течению. Тела никакого, а ведь я не успел провернуть самое главное дельце. Это нечестно. И вот на моем пути появился... ну, назовем его «приятель». Вы понимаете. Один из НИХ. Он считал, что я должен продолжить свою работу. Но только в этом вот теле. Именно в этом.