Страница 9 из 34
- Н-да, - сказал Мацуев. - В третьем цилиндре вроде как бы шумок у тебя лишний. Подрегулировать бы маленечко форсунку, а?
"Шумок, говоришь? - подумал Пронякин. - Вот был бы тебе шумок, и не лишний, если бы не нашел дурака, как я. "Мазик"-то на твоей совести".
Но бригадир был бригадиром, поэтому Пронякин наложил ключ на винт регулятора и повернул его чуть влево, а потом - слегка заслонив рукавом чуть вправо.
- Теперь хорош?
- Теперь другое дело.
- Может, на ходу попробуем? Хоть и не просох еще...
- Попробуем, - сказал Мацуев, закрывая капот. - Садись за руль.
Пронякин вывел "МАЗ" за ворота. Он вывел его прекрасно, потому что двери гаража были узковаты, а двор заставлен самосвалами, и он ни разу не ездил на таких тяжелых машинах, где ты сидишь непривычно высоко, точно на троне. Потом они повернули к дробильной фабрике, проехали мимо ее висячих галерей и ферм, мимо кассетного заводика, который делал бетонные панели для строительства поселка, и Пронякин попробовал "МАЗ" на всех его пяти передачах, покуда не уперся в закрытый шлагбаум железнодорожной ветки. На обратном пути они поменялись местами, и теперь уже Мацуев попробовал машину на всех пяти передачах, благо бетонка была пуста в этот час. Мацуев был добрый водитель, но не фейерверк, совсем не фейерверк. Он не родился шофером, он просто стал им, а мог бы стать и машинистом на паровозе и слесарем в мастерской.
- Педали у тебя легковаты, - сказал Мацуев, когда они въехали во двор. - Чуть тронешь, и уже слушается. Может, потуже бы сделал? А то как бы он тебя по случайности не послушался.
"Ну, это уж ты блажишь, папаша", - подумал Пронякин и ответил коротко:
- Я так люблю.
-- Ну, гляди сам, - охотно согласился Мацуев. - Тебе же ездить, не мне.
- Значит, ездить все-таки?
- А то как же! Твой "МАЗ", чего и говорить. Теперь и отдел кадров препятствовать не посмеет. Да мы уж и так его уломали. Ты вот что, ступай-ка оформляйся до шести. Завтра медосмотр пройдешь и технику безопасности. А с понедельника, в первую смену, можешь и в карьер. Как раз и подсохнет машина. Ну и за ремонт я тебя не обидел. Вали, получай.
Но Пронякин еще не сделал последнего жеста.
- Ну что ж, бригадир. - Он щелкнул себя по шее пониже уха. - Обмыть надо "мазика". Ты меня не обидел, я тебя уважу. А?
- Ни-ни, - сказал Мацуев. - У нас это, понимаешь, не заведено, чтобы подносить бригадиру из получки.
- Какая же это получка? Это ж за ремонт. Можно сказать, с неба вместе с "мазиком" свалились.
- Все равно, - вздохнул Мацуев. - Прознают, понимаешь, а бригада пока что без срывов. Ни на работе, ни в личном быту. Вот какая история.
- Понимаю, - сказал Пронякин. - Третья заповедь: "Не пей сам, пои ближнего".
У Мацуева затряслись плечи и заколыхалась грудь. Толстые лохматые брови поползли вверх, открывая острые слезящиеся глазки. Так Мацуев смеялся.
- А пивка? - спросил Пронякин. - Все же культурно!
Мацуев перестал смеяться.
- Насчет пивка - это культурно. Это можно. Только один я не пойду, ты уж всю бригаду приглашай.
- А я и приглашаю. В лице бригадира. Все чинненько. В воскресный день. Пиво, закусь, то да се. Культурно. Только где?
- В "зверинце", где же.
- Принято!
"Зверинцем" именовался в Рудногорске стандартный торговый павильон типа "Фрукты - овощи", отделанный дюралевыми панелями и железной кроватной сеткой. Задняя дверь его, куда обычно ходит продавец и вносятся ящики с товаром, была, наоборот, парадной, и вся полезная площадь принадлежала посетителям - не считая угла, где стояли фанерный ларек и бочки. Здесь пили подолгу и говорили "за жизнь", роняя пивную пену на земляной пол, который в дождливые дни превращался в тягучее, смачно чавкающее месиво. Здесь сводились счеты - очень немудреные счеты, стоимостью в два-три хороших удара по скуле, которые, однако, выполнялись в замедленном темпе и в несколько приемов, с беззубыми угрозами и маханием кулаками - до и после драки, иногда и вместо нее. Впрочем, особенно резвиться здесь никому не давали и разводили обыкновенно на второй минуте.
В один из солнечных дней поздней осени сюда приползет гусеничный кран и, вздев эту клетку на высоту в три человеческих роста, перенесет на рыночную площадь для использования по прямому назначению. Зрелище будет веселым и чуть печальным, как всегда, когда кончается одна эпоха и наступает другая; и сам крановщик пропустит по этому случаю две последние кружки. Но в то холодное воскресенье "зверинец" еще стоял на прежнем месте, между столовой и строящейся трехэтажной гостиницей, и деятельно служил страждущим в роли стоячей забегаловки.
Пронякин пришел сюда королем, помахивая сотенными, в окружении всей бригады. На пустыре подле "зверинца" паслись бульдозеры и самосвалы, в самом павильоне было тесно и полутемно, и у ларька плотно группировались комбинезоны и ватники. Но Федька Маковозов, юноша как раз под потолок "зверинца", немедленно заработал мощными локтями, а Прохор Меняйло, Косичкин и Гена Выхристюк - "Гена Выхристюк из Мелитополя", как отрекомендовался он Пронякину, - тут же начали собирать гроздьями порожние кружки. Антон завладел бочкой и вызвался помогать продавщице. Это было куда реальнее, чем занимать очередь.
Завсегдатаи "зверинца" не преминули заметить:
- Мацуевцы гулять собрались! Что-то вас давно не видали.
Мацуев выставил вперед растопыренную ладонь.
- Мы и выпиваем, - сказал Мацуев, - и дело знаем.
- А жинка про то знает? - спросил парень в черном беретике и с полосами тельняшки в отвороте комбинезона.
- А ты поди доложи. Она хоть и женщина, а понимает: раз человек уважение хочет сделать бригаде, тут уж не откажешься.
- Так бы и говорил, - согласился парень в беретике, и остальные посторонились.
По живому коридору Пронякин прошел к ларьку и уперся в широкую спину Федьки. Федька повернулся к нему. На румяном губастом лице его было разочарование.
- "Столичной", говорит, нема. И "Особой" тоже нема.
- А что "ма"?
- Пиво и шампанское. Пошли к "Гастроному"? Что же ты, "мазика" шампанским будешь обмывать?
- Шампанское - это культурно, - сказал Пронякин. Он сунул голову в окошко и увидел пухлую зачуханную девицу в нестираной диадеме. - Девушка, нас тут семеро. Сделайте нам на все.