Земля святого Витта

- Никогда!

"Тоже мне ворон..." - зло подумала стимфалида. Но русский она знала получше, чем курий.

- Даку-у-у-менты!

Чудище пошевелило тем, чем, видимо, шевелило всегда, откашлялось (очень простужено) и изрекло:

- Токолош. К вашим услугам.

- Чего тут делаешь? Здесь закрытая для полетов зона!

Токолош изумленно вскинул хобот.

- Когда это я летал? Где?

- Ты... четвертьпетух! Значит, покушаешься летать.

Морда Токолоша приобрела очень человеческое выражение.

- Совсем обалдела, да?

Стимфалида смутилась.

- А ты откуда знаешь, что я женщина?

Хобот победно взлетел вверх.

- Это-это-это... я чую! На то и Токолош! Занесен в ярко-красную книгу!.. В спецгруппу...

- Кончай махать... аппаратурой. Приступим к допросу. Какого хрена ошиваешься в закрытом для ошивания районе? Сюда вход разрешен только древним, либо с разрешения Москвы.

- Я? Я-таки древний! Человечество в Африке на свет вылупилось, а я тамошний. Я даже человек на четверть. Бабушка у меня была человечиха. Дедушка крокодил ее догнал. И получилась моя матушка. А дедушка-петух догнал бабушку-гориллу. Получился мой батюшка. А потом батюшка догнал матушку. Ну, и получился Токолош. Мне теперь все равно кого догонять - лишь бы шевелилось. Но в Африке стреляют... и жарко. Теперь все сюда ползут. Мы по дедушке-крокодилу с Великим Змеем пресмыкающиеся родственники. Хочу к нему проситься. Сексуального убежища прошу.

Стимфалида задумалась. Токолош забыл, что по дедушке-петуху он приходится родней и ей, вольной стимфалиде. Получалось, что через этого вонючего она, да и вся ее стая, приходились свойственницами Великому Змею. Интересная новость. Вообще-то и Палинский что-то дольше живет, чем простые люди, со скалы на две версты не прыгающие. И Кракен, древний десятиногий, говорят, где-то в Карском море лежит, в речку Кару втискивается. Притягательны здешние места для древних. И ведь это только те, кого Змей внутрь захапанной им территории явно пускать не хочет! Бродил тут где-то последний Василиск, змееподобный гад, от взгляда которого должны бы все каменеть, но уже давно вот не каменеют: Вечный Странник, говорят, поймал его и неделю держал в зеркальной комнате, тот на себя нагляделся, не то, чтоб околел или там окаменел, но подагру теперь имеет страшную. Австралийский чудо-юдий Баньйип, громадина полупрозрачная, тоже сюда приперся, но этот как холодно - так впадает в спячку, лежит небось в луже где-нибудь и ждет Великого Парникового эффекта, - а дождется, того гляди, Ледникового периода. Словом, все древние тут, некуда им податься, кроме как под бок к Змею. Призрак (тот, что по Европе раньше ходил, воздух портил), значит, тоже тут. Не зря Москва предупреждала, чтобы не путали с Призраком ходячего языческого идола Посвиста (безвредного, кажется), и еще кто-то, вроде на "Э" его фамилия - ну да, Франкенштейн...

- Ты чего делаешь!.. - взвизгнула стимфалида на вонючего, но он свое дело знал туго и убирать хобот оттуда, куда единожды влез, не был намерен.

- Я делаю... природе соответственно. Я... ы... я... ы... о!.. Ну, летай дальше...

Возмущенная стимфалида резким движением азиатской головы скинула Токолоша с карниза: внизу больше версты, по другому разу нагличать не будет. Стимфалида не заметила, как ловко развернул он за спиной одинокое петушиное крыло, как изящно спланировал на противоположный карниз, совершенно неприлично облизнулся - и стал спускаться. А стимфалиду обуяла обида. И жажда. Она протянула обе шеи в пещеру и поискала бочку. Сунула обе головы в нее и хорошо отхлебнула.

И тут же обе головы вытащила назад. В бочке был чистый мазут. Опять, черт возьми, придется размножаться. Опять пойдут Хозяйки медной горы плодиться с писателями Бажовыми... Яйца пернатые тоже класть больно... Это только Дириозавр мог позволить себе яйцами-болтунами города бомбить. А тут вишь, Токолоша подослали, мазут подсунули. А Призрака кто ловить будет?

Токолошу между тем было плохо. Если после этого дела нет возможности сразу в теплый ил зарыться - лихорадка начинается. Простуда. Пневмония может начаться. Простатит. Стимфалидит инфекционный подхватить можно, а эта болезнь не зря называется еще по-другому- железный триппер. Чем лечить его? Кто лечить будет? Кому на Урале есть дело до старого, доброго, ласкового, африканского Токолоша?..

Токолош плакал крокодильим глазом. Человечий его глаз горел ненавистью. Обезьянья нога-рука дрожала. Лишь петушиная лапа держала Токолоша как надо. Надо искать общий язык с Великим змеем. Иначе - писец Токолошу. Голубой, последний. Где ты, где ты, где ты, Великий Змей?..

15

Проклятая немогузнайка! Намека, загадка, лживка, лукавка, краснословка, краткомолвка, двуличка, вежливка, безтолковка.От немогузнайки много беды!

А.В.Суворов. Три воинские искусства

Азбуку мальчик выучил сам - по географическому атласу киммерийского издания, по размещенной на первых четырех страницах подробной карте Киммерии, а также по занимавшему весь следующий разворот плану города Киммериона. Буквы ему все сказала мать, души в нем не чаявшая, а на бесконечные вопросы о родном городе (на них Антонина ответов не знала) самым подробным образом отвечал дядя Варя, из всех Павликовых дядь самый наилюбимейший дядя.

Другие дяди были тоже любимые: дядя Поля и дядя Ведя, последний отличался тем, что приносил больше всех подарков. Тети у Павлика были тоже ничего: тетя Глаша, тетя Доня и тетя Нина. Были еще дедушки: дедушка Ромаша и дедушка Федя. И все они в маленьком мире Павлика образовывали (с мамой, конечно) девять планет, крутившихся вокруг него, солнышка ненаглядного по имени Павел Павлович, пяти лет от роду. Все, кроме дяди Веди, жили в одном доме с Павликом, и было у них в жизни одно-единственное важное дело: вокруг Павлика танцевать с утра до ночи. Павлик их всех ужасно любил, потому что все они были очень послушные и вели себя почти всегда хорошо. Павлик за это водил их гулять: и по набережной, и в Рощу Марьи, и на бульвар через мост, и в разные другие места, которых они еще не видели и которые нужно было им непременно показать - а то сидят весь день дома, ничего на свете не видят кроме телевизора да кухни. А воздухом дышать надо, а то не вырастешь такой большой и умный, как дядя Варя.

Павлику шел шестой годик, он уже умел не только читать, но и считать до сорока восьми. Мама пыталась его учить считать как-то иначе, по пальцам, но этому Павлик обучиться пока не мог. Он даже умножать умел: если трех теть умножить на двух дедушек, получалась половина дюжины. А если прибавить еще трех дядь, маму и два телевизора, день и ночь не выключавшихся в доме - то как раз выходила целая дюжина. И при чем тут пальцы? Да и другие считают только на дюжины. Это Павлик точно знал, всегда и все считали на дюжины и на рынке Петрова Дома, и на маленьком рынке на Пыжике, - на другие рынки старшим было гулять еще рано. И плавать на лодке Павлик им еще тоже не разрешал: рано. На трамвае, когда лето - это пожалуйста. С наступлением теплого времени трамвай превращался для подопечных взрослых, да и для самого Павлика, в развлечение. Целых два часа ехал трамвай на север, на Рифейскую стрелку - и обратно, до остановки "Гостиный двор" на Елисеевом поле. В другую сторону, на юг, Павлик ездить не хотел. Толкотня там, бобров слишком много. А их с любого места на Саксонской и так видать. Ну, рыжие. Зубы у них красные. Каштаны любят и бананы. Так их только дурак не любит. Хотя как-нибудь на досуге Павлик туда, на юг, этим летом собирался наведаться. И к дяде Веде на работу тоже: у него там, правда, дыма много, но все равно маме нужно показать, как правильно отвечать, если спрашиваешь про что завтра будет. А то она все "не знаю" да "не знаю"! Откуда у нее такие привычки взялись? Вот тетю Нину спросишь - она всегда все точно знает. Только тетя Нина косоглазая. Павлик еще не решил, любит он косоглазых или нет. Не решил, любит он, когда холодная вода за шиворот льется - или наоборот, не любит. Не решил, какими дровами он больше любит когда печку топят: кедровыми или березовыми. Но точно решил, что карту Киммерии из всех карт в атласе он любит больше других. Куда до нее встралии, например! Там и рек-то нет настоящих. А чтоб город стоял на одних только островах - совсем такого в атласе нигде Павлик не нашел. И дедушка Федя подтвердил, что нигде в мире нет такого замечательного города, как Киммерион.