Страница 8 из 39
И снова он оказался во власти неудержимо налетевших воспоминаний. А когда они схлынули, неожиданно ощутил полнейшее безразличие, словно эта лавина воспоминаний обрушилась не на него, а на кого-то другого.
Он взял письмо.
«Дорогой Андре (кажется, так обычно начинаются пись ма?)!
Прости меня: я невольно вызвала у тебя иллюзии, ко торые не могли длиться вечно. Андре, мой ненаглядный, моя единственная любовь! Когда ты получишь это письмо, я буду далеко-далеко от тебя, за пределами доступного человеческому воображению барьера. Не спрашивай, где, не пытайся понять, тебе это не удастся. Но одно я обя зана объяснить, хотя сомневаюсь, чтобы ты мне поверил: ты должен знать истинную причину моего бегства. Мне нелегко будет тебя убедить. Но я попытаюсь.
Если б ты хоть на миг смог превратиться в доверчиво го ребенка, быть может, тогда… Слушай же.
Попробуй представить себе далекий мир, похожий на твой. Обитатели его тоже радуются и страдают, но своим внешним видом они очень отличаются от людей и, естест венно, могут показаться им уродливыми. Представь себе также, что там живет женщина, которая при' желании мо жет изменять свою внешность. И все-таки она несчастли ва, так как природа лишила ее дара, которым наделены все другие женщины ее планеты. Она не способна стать матерью. Существует, однако, целебное средство, чудес ная трава, которая позволит волшебнице познать мате ринскую любовь. Знаю, я покажусь тебе безумной, фанта зеркой. Но, поверь мне, сколь нелегкой и страшной ни показалась бы тебе эта история, в ней нет ни грана вы мысла. В мире, откуда я появилась и куда теперь возв ращаюсь, я представляю собой редчайшее исключение — ни один мужчина не может сделать меня матерью. Ни один.
Кроме тебя. Тебя или любого другого землянина. Вот по чему я прилетела к вам. Помнишь, Андре, нашу первую встречу на пляже? Ты стоял на берегу и в лучах солнца казался прекрасным бронзовым изваянием. И все-таки… все-таки я испытывала к тебе отвращение! Потому что мы другие, любовь моя! Не спрашивай, как я потом смогла, сумела привязаться к тебе. Может ли пчелиная матка влюбиться в трутня? Нет. И однако же со мной это слу чилось.
Андре, я чувствовала, как мое тело, мое подлинное тело, а не то, которое знал ты, сливалось с твоим. Чувствовала, что ты становишься неотъемлемой частью моего существа. И я любила тебя, Андре. Преданно, горячо, как только могла. А потом… Меня не оставляет мысль о последней ночи, которую мы провели вместе. Помнишь, ярко сверкнула молния, и ты на миг увидел меня в моем истинном обличье. Нет, Андре, то не была галлюцинация. Я читала в твоей душе, видела, как тобою внезапно овладел ужас. Ты ведь не забыл, как я попросила, чтобы ты зажег свет, и невероятным усилием воли постаралась вновь предстать перед тобой во всей своей обманчивой красоте. Трудно передать, как я страдала! Ты крепко прижимал меня к себе, яростно обнимал за плечи… Казалось, ты хотел проверить на ощупь каждую частичку моего существа, плотность кожи, крепость тела. Все это было обманом, Андре. Мне удавалось казаться красивой лишь ценою невероятного усилия воли. Это еще было в моей власти. Но знаешь ли ты, какие запасы жизненной энергии я тратила на то, чтобы быть рядом с тобой и казаться тебе красивой все время, днем и ночью! Тебе не понять, как меня страшило приближение того момента, когда я не смогу более полностью управлять своим организмом.
Мы пробыли вместе пятнадцать дней и ночей, долгих и в то же время таких коротких. Две недели любви, в которой сгорела моя молодость. Я все это знала заранее, Андре. И все же оставалась с тобой. Отныне я — пожилая, немощная женщина, и достаточно одной твоей ласки, чтобы я превратилась в дряхлую старуху либо вообще рассталась с жизнью.
Теперь ты понимаешь, почему я бежала, исчезла? Прости меня. Я вернусь на свою далекую планету с бесценными воспоминаниями. И рожу ребенка, плод нашей прекрасной любви. Да, Андре, я это безошибочно чувствую, я в этом уверена. В противном случае моя жизнь лишается всякого смысла. Прекрасно таинство любви, но материнство, поверь мне, еще прекраснее. В нем теперь единственная цель моей жизни.
Твоя навсегда Весна»
— Габриэль! — слабым голосом позвал Андре. — Кто принес это письмо?
Оно лежало у вас на письменном столе, господин доктор.
Господин доктор. Никакой он не доктор, а сумасшедший, слепой глупец! Повинуясь инстинкту, вопреки логике, он верил, точнее, старался поверить в несбыточное.
Он распахнул окно и тихо повторил:
— Веена!
Бедная женщина. Она пришла в надежде напиться, а источник-то иссяк. Многое может сделать волшебница, но и ее могуществу есть предел. Достаточно слепой случайности — и все ее волшебство будет сведено на нет.
Андре провел дрожащей рукой по лбу. Целая жизнь загублена ради краткого мига любви. Великая, но бесполезная жертва…
Шатаясь, словно пьяный, он вышел из дому и сквозь кустарник по пустынному пляжу побежал к морю. В голове молоточком стучало: «Биологический центр. Пять лет работы в лаборатории с радиоактивными веществами. Пять лет».
— Веена! — крикнул он.
Море поглотило отчаянный зов, вернув взамен неумолчный шум прибоя.
— Веена! Веена!
Жертва, принесенная впустую: ни одной в мире женщине не мог он дать радости материнства.
АННА РИНОНАПОЛИ
Бамбуковая палочка
Он привык хотя бы в воскресенье, хотя бы на час мысленно отгородиться от близких и знакомых, побыть наедине с самим собой. Вот и теперь он уютно расположился в кресле с трубкой в руке. Должен же он когда-нибудь избавиться от своего стереотипа — образцовый семьянин, прилежный кассир в банке, запрограммированный на все дни недели.
Драгоценный полуденный час свободы… Невидимая стена отгораживает его от шума машин и грохота мотоциклов, чьи владельцы спешат на просмотр очередного фильма, от надоедливых вопросов Оттилии, которая почему-то никогда не может в одиночестве перелистывать любимый бульварный журнальчик.
— Да, вероятно, — рассеянно отвечает он, весь во власти приключений капитана Стила. Кажется, он все-таки догадался, каким образом спасется от гибели бесстрашный герой Галактики! От волнения он часто заморгал, и в ту же секунду до его ушей долетел насмешливый голос Оттилии:
— Как только тебе не совестно, Луиджи! В твоем-то возрасте увлекаться фуметти.[1]
Он не желает ее слушать, отыскивает строку, на которой остановился, но пронзительный голос жены снова настигает его.
— Взгляни лучше на эти фотографии. Бандиты продолжают убивать ни в чем не повинных людей. Вот что страшно!
— Ну, конечно, это куда страшнее возможного вторжения инопланетян, — зло, с усмешкой подтверждает он.
Оттилия глубоко оскорблена, она обвиняет его в равнодушии, удивляется, как можно быть таким бессердечным.
Он, с трудом оторвавшись от книги, бросает в ответ:
— Наш мир лихорадит. Его не вылечишь хныканьем и разглядыванием фотографий.
— Ясно, ему станет легче только от фуметти!
Брешь в его обороне пробита, и Оттилия неудержимо в нее врывается. Если так будет продолжаться, Мирелла никогда не найдет мужа. Хорошо хоть, что Джордже сделает карьеру, он, не в пример Мирелле, юноша предприимчивый. И сразу, без передышки, новый залп. Он, Луиджи, совершенно не занимается детьми. А уж по воскресеньям для него вообще никого не существует: ни жены, ни детей.
Их «детям» уже далеко за двадцать, беспокоиться за них не надо, просто Оттилия под благовидным предлогом (кстати, неудачным) пытается водрузить семейный флаг на разрушенной баррикаде. Скорее ленивая, чем глупая, она, словно паразит, питается чужими мыслями, впечатлениями, чувствами. И вот уже нет места для капитана Стила, благородного галактического героя, его миссия доброй воли утратила всякий смысл, космический корабль превратился в пустую консервную банку. В современном мире пятидесятилетнему кассиру не дозволено играть в солдатики. Однако он не хочет признать свое поражение и, зажав под мышкой книгу, встает и уходит из дому. В душу его. как он тому ни противился, уже закралось сомнение: что если он и в самом деле бежит от действительности и живет в стране чудесных приключения?
1
Фуметти — итальянский вариант комиксов. — Прим. перев.