Бумажный грааль

Говард заметил, что его дядя вспотел. Вид у него стал нервный, и улыбался он смущенно. Левый глаз у него чуть заметно дернулся, когда он сделал долгий глоток из только что принесенной кружки – выпил едва ли не половину пива за раз.

– Мистер Бартон, – повторил Горноласка.

– Вы ко мне обращаетесь, дружище? – спросил дядюшка Рой. Говард напрягся, зная, что перед ним – еще один кусочек тайны, и она вот-вот будет раскрыта. Дядя притворялся, и Говард спросил себя, а что было бы сказано, не будь его здесь. Внезапно вид у дядюшки Роя стал удивленный, словно он только сейчас узнал Горноласку. – Ну надо же! – Он жестом указал на свободный стул. – Мой добрый друг Горноласка. Что привело вас в такую дыру? Не иначе как прискорбно важное дело.

– Так оно и есть, – ответил Горноласка, глядя на Говарда так, будто спрашивал себя, можно ли говорить о делах в присутствии постороннего.

– Это мой племянник, – сказал дядюшка Рой. – Говард Бартон. Он заместитель куратора музея Гетти. Специалист по восточным артефактам. А сюда приехал на каникулы, для моциона, если вы понимаете, о чем я. Он служил в спецназе в Юго-Восточной Азии. У него полно связей на самом верху.

– Мы, кажется, знакомы, – сказал Горноласка. – Юго-Восточная Азия? Я думал, тебе удалось этого избежать. А теперь ты в Гетти? В высоких кругах, наверное, вращаешься.

Говард снова кивнул.

– Верно. Улаживаю кое-какие конфликты.

– Улаживаешь конфликты? Здесь в лесах?

– Я сейчас в отпуске.

– Ну, – сказал Горноласка, – здесь для этого самое место. Сплошь тишь да гладь.

– Я с последнего нашего разговора развернул бизнес самбарными досками, – сказал Горноласке дядюшка Рой. – Если повезет, заключу сделку с Гетти. Они собираются строить новое крыло, надеюсь, обшивать будут моими досками. Проект адский, но музей при деньгах. Купается в зелени. Теперь полно старых домов сносят, сплавляют из Эврики по обводному каналу. У меня там сейчас мексиканцы работают, разбирают все по частям. Говард – мой агент на юге. Подобные сделки всегда очень деликатные.

Говард помалкивал. Дядя явно выскочил с этой сумасбродной историей, чтобы помешать ему говорить. В письме Говард объяснил, зачем едет. Никаких секретов тут не было – во всяком случае, до сегомомента.

Горноласка сосал эвкалиптовый леденец и, говоря, переталкивал его языком из-за одной щеки за другую. Это было в нем единственное, что не вязалось симиджем человека с журнальной обложки.

– На свете полно деликатных сделок, – сказал он. – Я сегодня разговаривал с Сильвией. Наверное, вы уже знаете.

Дядюшка Рой уставился на него молча – наверное, боялся, что если откроет рот, то не сдержится, а вот Говарду было что сказать, но он заставил себя пока сидеть тихо. Слишком большой простор для ошибок, слишком многое можно еще больше испортить.

– Боюсь, она слишком резко отреагировала на мои слова. Я не собирался ей угрожать. По правде сказать, мне тоже не нравится идея перестройки Главной. Как художник я ценю красоту нашего маленького городка и хочу, чтобы ее сохранили. Но я не единственный совладелец консорциума и только предупредил ее о решении совета. Не хочу, чтобы это застало ее врасплох. Я сделаю, что смогу, лишь бы предотвратить реконструкцию. – Он помолчал, давая сказанному подействовать, потом добавил: – Мы с Элоизой Лейми не во всем заодно.

– Элоиза Лейми ни с кем не бывает заодно, – сказал дядюшка Рой. Однако по его лицу нельзя было прочесть ничего, а слова прозвучали, как если бы он вынес категоричное суждение, а не просто соглашался с Горнолаской.

Горноласка откинулся на спинку стула.

– Чаши весов колеблются, – произнес он. – Ничто не прочно.

– Что ж, верно, – сказал, не сдаваясь ни на йоту, дядюшка Рой.

– Вы знаете, как она жаждет получить тот… предмет, который мы обсуждали.

– Я помню означенный предмет. Но, по-видимому, он пропал. Исчез с лица земли.

– Ах, если бы так оно и было! – отозвался Горноласка. – Можно и цену поднять, сами понимаете. Так сказать, основательно ее почистить. И старик ей тоже не по душе.

– Химчистка ей не поможет, – заметил дядюшка Рой. – Слишком много грязи. Слишком много лет валялась со свиньями.

Горноласка глубоко вздохнул, как человек, воспринявший эти последние слова как личное оскорбление, но готовый проглотить его, лишь бы сохранить хрупкое перемирие. Однако он извлек ручку и на краю барной салфетки нацарапал несколько цифр – пять или шесть, слишком мало для телефонного номера, но достаточно, если речь идет о долларах и центах. Говард мельком увидел их до того, как дядюшка Рой убрал салфетку в карман пиджака.

– Повторить для всех! – крикнул бармену Горноласка и встал. Повернувшись к дядюшке Рою, он пристально посмотрел на него: – Подумайте над этим. – Затем кивнул Говарду, сделал несколько шагов к стойке и, положив на нее пятидолларовую купюру, вышел.

С минуту дядюшка Рой сидел неподвижно, будто ожидая, что Горноласка вернется. Но снаружи завелся мотор, за этими звуками последовало натужное металлическое нытье барахлящего стартера. Тогда дядюшка расслабился, опал, как квашня и, достав из кармана носовой платок, отер им лоб. Атмосфера в баре сразу словно посвежела, и Говарду почудился запах морского ветра, лишь немного загрязненного эвкалиптовым леденцом.

– Убери это в банку для чаевых, Сэмми. – Дядюшка Рой махнул на купюру. – Пошли, – сказал он Говарду. – На деньги этой сволочи я пить не стану. Иди вперед, подожди меня в грузовике.

Не спрашивая почему, Говард вышел на стоянку и тут же прищурился на предзакатное солнце. Он посидел пару минут в кабине, разогревая мотор, пока с бумажным пакетом в руке не вышел его дядя. Забравшись в кабину, дядюшка Рой подмигнул и помахал пакетом. В нем была бутылка виски «Солнечной ягоды».

– Незачем рассказывать про случившееся Эдите, – сказал он.

– Ни слова, – согласился Говард. – Да и вообще я плохо понял, что там произошло.

Дядюшка Рой искоса глянул на него.

– Тогда и говорить не о чем. Будь прокляты все кредиторы! Нет на свете ничего хуже домовладельцев. Стая стервятников. Денег им мало, еще и душу подавай. Да по мне уж лучше псих с заряженным ружьем.

– Это как-то связано с рисунком, который я ищу? – по наитию копнул Говард.

Дядюшке явно не хотелось это обсуждать. Пусть все идет своим чередом, казалось, говорило его лицо. К тому же, несмотря на письмо Грэхема, рисунок все-таки Говарду не принадлежал. Хотя если он или музей, его не получат, кто-нибудь обязан дать этому объяснение – не может же он вернуться на юг с пустыми руками.

– Из-за Горноласки не беспокойся, – сказал дядюшка Рой, будто это отвечало на вопрос Говарда. – Я о нем уже забыл. Он теперь рисует совокупляющиеся станки. Ну что скажешь о таком человеке? Держись от него подальше. Такой совет я дал Сильвии, такой совет дам и тебе. Я ему еще покажу, где раки зимуют, если он снова возьмется совать нос в наши дела. Послушай, – продолжал дядюшка Рой более решительно, – я не стану притворяться. Ты приехал на север в… в тяжелые времена. Тут все висит на волоске. Земля под ногами трясется. Давление падает. Понимаешь, о чем я?

– Ага, – кивнул Говард. – Дом ужасов и все такое. Домовладелица. Но я готов помочь.

– Знаю, что готов. Благослови тебя Господь. Но не о том речь. Есть тут одно дело, от которого тебе нужно держаться подальше. Этот малый… Горноласка… он опасный тип. А ты приехал в отпуск и сразу с ним столкнулся.

– А Сильвия была от него без ума.

– В некотором роде. Ей нравятся красивые лица, и она, черт побери, готова доверять первому встречному, пока он сам не заставит ее передумать. Но Горноласка ей не пара. Знай она, как он на меня наседает… – Дядюшка Рой тряхнул головой при одной только мысли о том, что могла бы сделать Сильвия.

– Ладно, слушайте, – сказал Говард, сворачивая в переулок к дому, – у меня есть к вам предложение. Деловое. Боюсь, много на нем не заработаешь, каких-то несколько сотен долларов, не больше. И я не стал бы вас спрашивать, если бы думал, что вы зря потратите время. Вчера мне казалось, что все схвачено, но после визита к мистеру Джиммерсу я уже ни в чем не уверен.