Греховные поцелуи

Джильберта бесшумно вошла в дом. В холле и на лестничной площадке горел свет. Она сняла туфли и, держа их в одной руке, а чемодан – в другой, поднялась по лестнице. Длинный коридор наверху был тускло освещен висевшими на стенах канделябрами. Дверь в спальню супругов была закрыта. Джильберта прошла мимо нее в соседнюю спальню для гостей. Они с Хармоном уважали желание друг друга в некоторых случаях побыть в одиночестве.

Джильберта разделась и, даже не почистив зубы и не сняв макияж, забралась в постель. Ее муж чутко спал и при звуке льющейся воды обязательно бы проснулся. Все последние дни Джильберта испытывала непреодолимое желание спать, обычно она так себя чувствовала, находясь в состоянии стресса, – и мгновенно заснула.

Солнечный свет уже струился в окно на восточной стороне дома, когда Джильберта встала с постели, приняла душ, надела красный велюровый халат, комнатные туфли с помпонами и спустилась вниз.

Бентли, дворецкий, приветствовал ее в холле:

– Какой приятный сюрприз, миссис Киллингтон. Когда вы вернулись?

– Далеко за полночь, Бентли.

– Жаль, что вы меня не разбудили. Я бы приготовил вам перекусить.

– Благодарю вас, Бентли. Но единственное, чего я хотела, так это хорошенько выспаться, – ответила Джильберта.

– Губернатор работает у себя в кабинете. Поскольку он не упомянул о вашем приезде за завтраком, предполагаю, хозяин не знает, что вы здесь?

– Да, я не хотела его беспокоить. Бентли, будьте любезны, принесите поднос с завтраком в кабинет губернатора. Он там один?

– Да, мадам, я позабочусь об этом. Кухарка приготовила вафли и колбасу, или вы предпочли бы яйца?

– От вафель полнеют. Пусть Салли сделает мне омлет по-испански и небольшой тост... и много кофе. Пожалуй, принесите чашку и для губернатора, – распорядилась Джильберта.

Она прошла по длинному коридору, в конце которого Хармон превратил уютную небольшую комнату в свой рабочий кабинет. Джильберта постучала и услышала его звучный голос:

– Войдите.

– Разочарован или обрадован? – спросила она. Лицо Хармона просветлело.

– Джилли... Черт возьми, когда это ты приехала тайком? – спросил он, выходя из-за письменного стола и обнимая жену.

– В полночь, дорогой. Я не хотела тебя будить. – Джильберта подставила ему щеку для поцелуя.

– Ну, тебе следовало бы это сделать. – Хармон подвел ее к письменному столу. – Как хорошо, что ты вернулась, Джилли! Вот, садись на мое место. – На его губах появилась кривая улыбка. – В любом случае ты больше меня заслуживаешь это кресло.

Джильберта улыбнулась. Хармон сел на угол стола, качая ногой. Хотя черты его лица нельзя назвать выразительными, он был интересным мужчиной: высокий, слегка полноватый, с седым ежиком волос и выправкой Армейского офицера. Муж напоминал ей некоторых киноактеров, изображавших директоров банков, генералов, председателей правлений или политиков, которые всегда остаются неизвестными в общественном сознании.

– Ты прекрасно выглядишь, Джилли, принимая во внимание все, через что тебе пришлось пройти с момента твоего приезда в Нью-Йорк.

– Это не было слишком тяжко для меня. Вот только очень жаль бедняжку Джули.

Глаза Хармона затуманились.

– О Боже! Я до сих пор не могу смириться с тем, что Джулса нет. А сейчас к тому же говорят, что его убили. Ну, по крайней мере полиция наконец на верном пути.

– До вчерашнего вечера они все еще называли это самоубийством. Я узнала об этой новой версии лишь прошлой ночью, когда возвращалась в такси домой. Водитель сказал, что он слышал это в десятичасовых «Новостях», – сказала Джильберта.

– Что ты об этом думаешь, дорогая? – спросил Хармон. – Мы оба знаем, что у Джули были десятки врагов, но ты не припомнишь, он когда-нибудь упоминал кого-то в особенности?

– Полицейские задавали мне примерно такой же вопрос, но я не смогла назвать имена. – С этими словами Джильберта встала и, подойдя к эркеру, устремила свой взор на простиравшуюся перед ней лужайку. – Знаешь, дорогой, Джулс пытался связаться со мной по телефону в субботу. Анита сказала, что он оставил для меня сообщение с просьбой позвонить ему на квартиру Милоша. Я позвонила в воскресенье незадолго до моего выступления, но никто не ответил... Я знаю, что это глупо, но меня не покидает чувство вины. Возможно, если бы я не поехала в загородный дом...

В дверях появился Бентли с подносом в руках, и Джильберта спросила:

– Ты не присоединишься ко мне, Хармон?

– Да, я бы не отказался еще от одной чашки кофе. Джильберта с удовольствием расправлялась с пышным омлетом.

– Я умираю с голоду. Последний раз я плотно поела вчера в полдень.

Хармон закурил сигарету.

– Как прошли похороны? – спросил он.

– Я считаю, отлично. Там были братья Джулса со своими женами. Я даже поговорила с этой гарпией Сильвией, – поведала Джильберта.

Хармон фыркнул и не удержался от ехидной реплики:

– Несомненно, она проливала крокодиловы слезы.

– Отнюдь нет, даже не сочла нужным притворяться. Сильвия выглядела как кошка, облизывающаяся над блюдцем со сливками, – сказала Джильберта.

– Ей не следовало бы так скоро считать своих цыплят. Я слышал, Джулс оставил большую часть имущества своему фонду, – заявил Хармон, но, заметив загадочную улыбку Джильберты, спросил: – Что тебя так забавляет?

– Ничего... абсолютно ничего. Я просто представила себе, какое отчаянное сражение братья Марстоны будут вести в суде, когда обнаружат, что Джулс чуть ли не вычеркнул их из своего завещания, – пояснила Джильберта.

В действительности причиной ее веселья была мысль о реакции Хармона, когда он узнает, что ему и его дочери Джулс отписал в своем завещании сумму по миллиону каждому.

– Дженет дома?

– Она поехала покататься верхом с сыном Миддлтонов.

– Ты думаешь, это серьезно? – вежливо поинтересовалась Джильберта.

Хармон пожал плечами и вздохнул:

– Сомневаюсь. Дженет всегда оказывала предпочтение более взрослым мужчинам.

«Это уж точно!» – чуть не вырвалось у Джильберты. Она положила вилку и встала из-за стола.

– Мне нужно заняться делами. Бедняжка Анита, наверное, с ума сходит, ожидая меня в офисе.

– Мы дважды говорили по телефону. Она сохраняет самообладание. Хорошая девушка эта Анита, – сказал Хармон.

– Я бы не смогла обходиться без нее. А сейчас извини меня, дорогой... – С этими словами Джильберта поцеловала его в висок. – Увидимся за ужином.

– Не знаю, как получится. Мэннинг хочет, чтобы я встретился с сенатором Джеррисоном и конгрессменом Леви относительно законопроекта о разработке сланцевого дегтя.

Джильберта закусила нижнюю губу. Это был верный признак того, что она раздосадована.

– Я бы не стала принимать участия в составлении этого законопроекта, Хармон. Не забывай, что «Де Бирс корпорейшн» вложила миллионы долларов в исследования по разработке наиболее выгодного способа выделения дегтя из сланца. Если ты станешь на чью-либо сторону в этом вопросе, оппозиция решит, что ты используешь свое служебное положение в интересах компании твоей жены, – заявила Джильберта. Хармон помрачнел.

– О Боже! Ты полагаешь, что мне следует уклониться от присутствия на этом совещании?

– Отнюдь нет. Я считаю, ты должен на нем присутствовать, но в качестве беспристрастного свидетеля. Глава исполнительной власти должен соблюдать нейтралитет. Только сенат и законодательный орган штата могут решать вопрос о законопроектах, – сказала Джильберта.

Хармон потер подбородок и согласился с мнением жены.

– Ты совершенно права, дорогая. Конечно, ты всегда права.

– Желаю хорошо провести день, дорогой, – сказала Джильберта.

Размашистым шагом она вышла из кабинета и поднялась наверх, в свою спальню. Надев сшитое на заказ льняное с узором платье и туфли-лодочки на низком каблуке, Джильберта вскоре покинула дом через черный ход и направилась к гаражу. Тед Лансинг, мастер на все руки, работавший в резиденции губернатора, полировал хромированные части на ее «фольксвагене», стоявшем на подъездной аллее. Когда Хармона избрали губернатором, Джильберта внушила ему, как важно своим собственным образом жизни подавать пример избирателям. «Если люди увидят, что первая семья штата разъезжает в дорогих лимузинах, пожирающих слишком много бензина, ты не сможешь убедить их экономить горючее и пристегивать ремни».