Страницы поэзии (Героика)

Вершинин Лев

Страницы поэзии (Героика)

Лев Вершинин

Героика. Страницы поэзии

Содержание:

Курганы "На князе кольчуга до пят" Баллада о непостижимом "Почти что нет ночей у лета..." Сибирская легенда "На деревне парень угнал коня" Болотные мужики Декабрьский сон Баллада о Георгиевском кресте "На истрепанной книги пожелтевших страницах" Августовский полонез "Историк был талантлив в меру..." "Роты двигались на Трою..." Как рождаются боги? Дары судьбы

Курганы

Маргарите

Двунадесять веков, а то и боле тому назад, у этого села, когда почти таким же было поле, но все же было диким, и дотла жарою были выпалены травы в еще тогда непаханных степях, и конные степняцкие заставы прорыскивали тропы в ковылях, была война. Верней сказать, войнишка, из тех, что не описаны нигде: ватага конных, пять десятков с лишком, в полночной непролазной темноте ворвалась в град, без шума выбив стражу. Копыта в землю вмазали тела. И ветхий вал мгновенно пал. И даже петух не завопил - нашла стрела и сбросила с плетня. И враг со смехом поймав за хвост, швырнул его в суму, и факел, с маху сунутый под стреху, окрасил красным пепельную тьму... А на рассвете, под холодным солнцем, у тына опрокинутых столбов, проворные проезжие торговцы мехи с вином меняли на рабов. Кочевники смеялись, пели, пили, швыряли мясо в жаркие угли... Потом своих убитых хоронили и каждый бросил пригоршню земли в могилу павших. И туда же - пленных, у коих купчик выискал изъян и не купил. Коням задали сена, уздечки подтянули, в барабан ударил вождь - и рысью в степь...

Как странно! Тому - века, а все же, как назло, глядит на нас из каждого кургана то самое спаленное село...

* * *

На князе кольчуга до пят. На хане - парчовый халат. Отбросив поводья подручным холопам, содруги на Киев глядят.

Без всяких изъянов златы на древних часовнях кресты, и князь улыбается: "Брате, в накладе, поверь, не останешься ты!"

От сабель скуластых гостей навалено русских костей, а хан отвечает: "Пришел не по злато, но ради приязни твоей!"

Таранов отчаянный гром висит в небесах над Днепром, нукер и дружинник ползут к заборолам, за киевским лезут добром.

В кольчуге - природный русак, в халате - безродный степняк... А стольный сражается. Стольный не знает, который опаснее враг.

Баллада о непостижимом

Погуляла Орда по Руси, как могла, и, упившись кровищей, за Волгу ушла, и, добычу везя в тороках у села, во степи одинокую юрту нашла, А над юртою той небо резал дымок, а у юрты крутился кудлатый щенок и, тряся курдюком, жировала овца, и над темным котлом занималась дымца... У Орды на груди твердокаменье лат, У Орды на боку хоросанский булат и подруга-стрела в саадаке тверда... Что ж ты бросила повод, злодейка Орда? Налететь бы, котел опрокинув в золу, да по юрте - копытом, да сгинуть во мглу где искать покаранья или даже суда... Что ж ты спрыгнула наземь, злодейка Орда? Нет, Орда поплелась по травище степной, брел за ней седловой, а за ним - заводной, и от юрты бежал черноглазый малец и кричал по-ордынски: "Вернулся отец!" и от счастья визжа, лез на шею Орде, как, по правде сказать, не бывало нигде. А Орда пацана - к небесам, к небесам! А слеза у Орды - по усам, по усам! Кто б поверил в такое в закатных краях, где носилась Орда на буланых конях?.. ...Вот ковер. На ковре - и питье, и еда. Без сапог да без сабли Орда не Орда, и, любуясь Ордой, забывают жевать однорукий отец и иссохшая мать. Брат за лук ухватился - пристало юнцу! Дочь-трехлетка пошла на колени к отцу, а жена, вдруг робея к Орде подойти, умоляет Луну поскорее взойти... Вот Луна разгулялась над степью седой и из юрты несмело: "Вернулся, родной! Извелася совсем - ну а что, как беда?" И под ласковый смех засыпает Орда... Приутихло кочевье. Над степью покой. Только шарит Луна серебристой рукой словно стая лихих, да бессильных воров, в окровавленной груде ордынских даров.

* * *

Почти что нет ночей у лета, пришлось коней не пожалеть и мы поспели до рассвета. Теперь осталось - одолеть.

Мы бранной силой небогаты, семь сотен - вот и весь отряд, а этих - девять тысяч в латах... Но мы не спим. Они же - спят!

Костры у них покрыты тенью, дремотой страхи сражены, а мы готовы к нападенью, и значит - силами равны.

В дремучей пуще сыч смеется, нагие лезвия остры, летят с опушки новгородцы и шведов сонные шатры.

И, словно смятые обвалом, не сознавая, что почем, летят в траву сыны Упсалы, славянским скошены мечом.

Они того хотели сами, отродье северных божков, пришли сюда, чтоб стать князьями, а стали - сытью для волков.

Забыв про северные саги, по перепаханным полям, бегут белесые варяги к своим рогатым кораблям.

Встает восход, еще далекий, заря ложится, трепеща, и юный князь с меча потеки стирает пламенем плаща.

Сибирская легенда

Визжат жеребцы под плетью, за лесом укрылись чумы, И лисий хвост малахая болтается у виска... Звеня железом и медью, Несется орда Кучума, владыки тайги и тундры, за стругами Ермака.

Нагайками вспорот воздух, болота плюются гнилью и визг над тайгою рвется, степную кровь горяча... Сегодня булат ответит кому же владеть Сибирью, природному господину иль пришлым бородачам!

А небо бело от зноя, кольчуги мерцают сизо, послушна коню дорога и сабля руке легка... С налета орда урусам напомнит удра Чингиза, и станет Сибирь могилой для этого казака!

Ревут над тайгой надрывно вогульские барабаны, трясутся знамен зеленых ободранные хвосты, дробятся на русских саблях татарские ятаганы и стрелы из рыбьей кости ломаются о щиты.

А солнце пылает яро над темной таежной ширью и дарит кровавый отблеск иззубренному клинку... Выходит, булат ответил, кому же владеть Сибирью: ордынскому басурману иль дерзкому казаку!

* * *

На деревне парень угнал коня. А погнались - спалил да в пыль завалил. А догнали - дернул кол из плетня да тем самым колом мужика убил. Вот и выпало парню в подвале лечь на худую солому, колодный мох, указали парню голову сечь, не пущать попа, чтоб по-песьи сдох.

Парень выл в окно, парень цепи грыз, (чуть закрыть глаза - увидать топор), парень бился в пол да орал на крыс, так, что крысы боялись глядеть из нор. И молился парень, сырой от слез, без икон-крестов - да к чему ж они:

"Отче-боже наш, Иисус Христос, защити, спаси и ослобони! Я - убивец-тать, душегуб-злодей, во грехах хожу, как петух в пере, да тебе-то што? Ты ж за всех людей принимал искус на Голгоф-горе! Упаси меня от палачьих рук, отомкни подвал да в меня поверь я уйду в пустынь, натяну клобук, сотворю добро, как никто досель!"

И упал на мох, от молитвы пьян... Утром дьяк вошел: "Подымайся, тать! Там, в соседнем подвале лежит смутьян, а палач запил - и не может встать. Тот лихой смутьян - государю враг. Ты в сравненьи с ним - скоморошный смех. А палач запил... В общем, паря, так: порешишь того - и отмоешь грех!"

Дьяк наверх ушел: мол, решай, не то... Забежал стрелец, загасил свечу. И взмолился тать: "Отче наш, за что? Я ж не то просил, не того хочу! Я во тьме бродил без высоких дум, продавал я душу за звон монет, и а подвале лишь я взялся за ум и отныне, боже, приемлю свет! Не хочу ходить до ушей в крови, как заморский гость в дорогих шелках, а выходит что? Говорят - живи! А какая жизнь с топором в руках? Ну пускай смутьян, государю враг. Я ж не тот сегодня, что был вчера..."

Проскрипела дверь. На пороге - дьяк. "Выходи, злодей. Начинать пора!"

...В кабаке гульба. В кабаке народ. В кабаке - разлив зелена вина. Парень мясо жрет да сивуху пьет, и мошна туга, и рубаха красна. Были чарки полны - а теперь сухи. Пробудилась душа - да, выходит, зря. Запивает парень свои грехи. Пропивает, убивец, грехи царя.

Болотные мужики

Зачем России воля? России нужно море. А чтобы выйти к морю, Руси потребна плеть. Чуток погорше горе, да бед немного боле Все вытерпит Россия, коль надо потерпеть.