Страница 6 из 40
Спустя час стражники подошли и развязали пленного, решив, что он испустил дух. Гарибальди рухнул на земляной пол. Один из стражников наклонился над узником - тот не шевелился.
Начальник стражи ушел доложить, что заключенный умер. Когда он вернулся вместе с доном Милланом, то увидел, что Гарибальди еще дышит, чему оба немало удивились.
- Привяжите его цепью к столбу, - приказал дон Миллан. - После обеда продолжим допрос. Оставляю заключенному выбор между признанием и смертью. Но терпение мое не бесконечно.
Граф Миллан наверняка выполнил бы свою угрозу и расстрелял Гарибальди, если бы не вернулся губернатор Гуалегая дон Эчагуэ. Человек благородный и добрый, он уважал Гарибальди за его прямоту и отвагу, и действия своего помощника не одобрил. Гарибальди он, правда, на свободу не выпустил, однако позволил его перевязать, лечить и кормить. Причем - не тюремной похлебкой, а мясом и фруктами. Он продержал Гарибальди в тюрьме еще два месяца, а потом на свой страх и риск даровал Гарибальди свободу. В обмен он потребовал от Гарибальди одного - клятвы, что тот больше не будет сражаться против Бразильской империи. Пленник дать клятву отказался - он волонтер республики Риу Гранди и до конца выполнит свой воинский долг.
Пораженный бесстрашием пленника, Эчагуэ приказал освободить его, не ставя больше условий.
Обо всем этом Гарибальди напомнили сейчас неосторожно вырвавшиеся у Сакки слова. Он сидел молча, неотрывно глядя в одну точку. Остальные тоже молчали, боясь громким словом или неосторожным движением нарушить тишину. Внезапно Гарибальди сказал, обращаясь к Сакки:
- Нет, я вовсе не ангел. И чувство мести мне не чуждо.
Сакки хотел ему возразить, но Гарибальди не дал.
- Ведь когда через месяц дон Миллан попал ко мне в плен, первым моим порывом было убить его. А он стоял передо мной съежившийся, с трясущейся бородкой и выпученными глазами. И столько в его глазах было страха, до того он был жалок, что мой гнев пропал.
- Уж я бы его не пощадил, - сказал Биксио.
- На поле боя я бы его пристрелил не раздумывая, но безоружного, дрожащего от ужаса, - Гарибальди развел руками, - не смог.
Он тряхнул головой, точно отгоняя мрачные виденья, и заключил:
- Пора, друзья; спать. Мы с Агуяром будем вас охранять, а вы ложитесь. Только вот куда? На диванчике и одному тесно будет... Ничего, спать можно и на полу.
Но тут со свечой в руке явился дворецкий. Весь излучая доброжелательство, он попросил гостей следовать за ним в спальню.
- В случае надобности зовите слуг, они будут рядом, совсем близко.
- Не слишком ли близко? - не удержался Сакки.
Вышколенный дворецкий даже глазом не моргнул, пожелал им спокойной ночи и удалился.
Ночь они проспали спокойно, на широких удобных постелях с балдахинами, а утром граф Ринальди даже прислал им на дорогу провизию.
- Видишь, никто на нас не напал, - поддел Гарибальди седлавшего коня Сакки.
- Просто не по зубам мы господину графу оказались. Побоялся, ответил Сакки.
Свежий ветер разогнал облака, и заснеженные вершины гор сверкали и серебрились в лучах солнца. Розовая полоска вдали словно говорила путникам: потерпите, там, за горами, теплое море. К вечеру Гарибальди и его товарищи добрались до селения Риводи, владения все того же графа Ринальди. Гарибальди удивился - во всем селении светилось одно-единственное окно.
Подошли, постучали в дверь. Свеча сразу потухла, хозяева затаились, точно мыши под полом. Постучали в соседний дом, откуда доносились шорохи, - все мгновенно смолкло. Испытывать удачу в других домах не стали - без толку. Пришлось бы им ночевать на морозе, если б не заметили они на самом краю селения пустую хижину, крытую соломой. В ней путники и остановились на ночлег. Пол в лачуге был земляной, снизу тянуло сыростью, в щели свободно задувал ветер.
Хорошо еще, что запасливый Биксио прихватил с собой свечу. Вино у них было, хлеб тоже - графская провизия оказалась как нельзя кстати. Понемногу они согрелись, и жалкое пристанище больше не казалось им таким убогим.
Они расстелили шинели и, не раздеваясь, легли спать, подложив под голову седла. Постепенно, когда схлынуло тепло от выпитого вина, а мороз и ветер набрали силу, они начали коченеть. Гарибальди встал и принялся расхаживать по хижине, потом снова лег. Так до рассвета и не сомкнул глаз - мучительно ныли суставы. Пытки, страшный путь по болотам и дни в сырой камере гуалегайской тюрьмы давали о себе знать.
Еле дождались утра. Повеселев, стали собираться в путь. Гарибальди никак не удавалось натянуть сапог - до того распухла нога. Тогда Агуяр бережно надел на нее толстый шерстяной носок. Так Гарибальди и сидел на коне - одна нога в стремени, другая свисает; левая, словно онемевшая, рука подвязана шелковым платком. Но столько истинного величия было во всем его облике, что никому из спутников не приходило в голову его жалеть.
Уже на окраине селения к ним подбежал вихрастый пастушок, за которым с громким лаем неслась огромная собака. Теребя в руках меховую шапку, он спросил у Гарибальди:
- Синьор, вы кто будете?
- Меня зовут Джузеппе Гарибальди, а это - мои друзья. А тебя как звать?
Но паренек, крикнув "Погодите!", помчался вверх, оставив Гарибальди в недоумении и тревоге.
- Похоже, нам от гостеприимства графа Ринальди до самого Рима не избавиться, - пробурчал Сакки и зло сплюнул.
Каково же было их удивление, когда вскоре пастушок вернулся, да не один, а с пятью крестьянами. Двое были с охотничьими ружьями, трое других - с топорами.
Вслед за пастушком шел худой и жилистый крестьянин в коротком и широком плаще - феррайоло.
- Меня зовут Винченцо, - сказал он, подойдя к Гарибальди и сняв шапку. - Я каретник, но умею и ружья чинить. Хочу вместе с вами Рим защищать.
- Я тоже, - выступил второй, - Марио я, возчик. При конях могу быть.
- Откуда вы знаете, кто я такой? - спросил Гарибальди.
- Вести впереди коней скачут, - ответил каретник. - Староста наш вместе с аптекарем подбивали народ ночью на вас напасть, да мы не дали... Так берешь нас, Гарибальди, к себе? Ружей у нас, правда, всего два, но остальные добудем. Верно, Филиппино? - И он подмигнул пастушонку.