Страница 39 из 102
Халы почтительно выслушал излагаемые Кау-джером мысли и собирался было ему ответить, как вдруг собака Зол, лежавшая у ног собеседников, тихо зарычала. И тотчас же позади них кто-то позвал:
- Кау-джер!
Кау-джер обернулся:
- А, господин Боваль!
- Он самый... Я хотел бы поговорить с вами.
- Слушаю вас.
Но Боваль начал не сразу. Он был явно смущен. Правда, бывший адвокат заранее приготовил свою речь, но, очутившись лицом к лицу с невозмутимым Кау-джером, как-то странно оробел. Все пышные фразы моментально испарились из его памяти, будто он только сейчас осознал все значение, всю невероятную глупость своего поступка.
Ружье Кау-джера, лежавшее перед ним на песке, вызывало особую зависть Боваля. Ведь оно обеспечивало владельцу полное превосходство над всеми остальными! И разве не было бы естественно и законно, если бы это превосходство принадлежало губернатору, то есть тому, кто представлял интересы всего коллектива?
- Кау-джер, - наконец решился Боваль, - известно ли вам, что меня недавно избрали губернатором острова Осте?
Кау-джер только иронически улыбнулся в ответ.
- Я полагаю, - продолжал Боваль, - что первой моей обязанностью в подобных обстоятельствах является передача на службу общества частного имущества, которое может быть полезно для колонии.
Боваль умолк, ожидая одобрения собеседника, но, так как Кау-джер упорно молчал, заговорил снова:
- У вас, Кау-джер, имеется ружье и шлюпка. Причем то и другое есть только у вас одного. Ваше ружье - единственное огнестрельное оружие во всей колонии, а "Уэл-Киедж" - единственная надежная лодка, на которой можно выйти в море на продолжительное время.
- И вам захотелось присвоить то и другое? Тогда возьмите сами, спокойно сказал Кау-джер.
Боваль сделал шаг. Зол угрожающе зарычал.
- Должен ли я понимать это так, что вы отказываетесь подчиниться законному главе колонии? - спросил Фердинанд Боваль.
Во взгляде Кау-джера вспыхнул гнев. Он поднял ружье, встал и, ударив прикладом о землю, отчеканил:
- Довольно ломать комедию. Я уже сказал: возьмите у меня ружье сами.
Возбужденный поведением хозяина. Зол оскалил клыки. Боваль, испугавшись злобного пса, а также решительного тона и геркулесовой силы Кау-джера, счел благоразумным дольше не настаивать. Он потихоньку ретировался, бормоча под нос какие-то невнятные слова, смысл которых, видимо, заключался в том, что доложит обо всем случившемся совету и что будут приняты надлежащие меры.
Не обращая больше внимания на "губернатора", Кау-джер повернулся к нему спиной и перевел взоры на море. Однако Гарри Родс счел этот случай весьма знаменательным и решил сделать из него надлежащие выводы.
- Как вы расцениваете предложение Боваля? - спросил он.
- Как можно расценивать слова и поступки этого паяца? - ответил Кау-джер.
- Пусть паяц, - возразил Гарри Родс, - но ведь он все-таки губернатор.
- Сам себя назначил губернатором, потому что во всем поселении не наберется и полсотни колонистов.
- Достаточно и одного голоса, чтобы получить большинство.
Кау-джер только пожал плечами.
- Заранее прошу прощения за несколько нескромный вопрос, - продолжал Гарри Родс, - но скажите откровенно: разве вы не испытываете сожалений или угрызений совести?
- Я?
- Да, вы. Ведь никто из колонистов не знает край, где вы живете уже долгие годы. Никто не знаком с его богатствами и опасностями. При этом только вы обладаете умом, энергией и авторитетом, необходимыми для того, чтобы внушить уважение безвольным и невежественным людям. А вы остаетесь безучастным и равнодушным свидетелем их несчастий. Вместо того чтобы привести этих бедняг к победе над силами природы, вы предоставляете им бродить в потемках. Хотите вы этого или нет, но на вас ляжет ответственность за все их грядущие беды.
- Ответственность? - возмутился Кау-джер. - Да разве на меня был возложен какой-нибудь долг, который я не выполнил?
- Долг сильного помогать слабому.
- Но разве я не помогал?.. Разве я не спас людей с "Джонатана"? Разве я отказывал когда-нибудь и кому-либо в помощи или совете?
- Вы могли сделать еще больше, - резко ответил Гарри Родс. - Всякий человек, превосходящий других по интеллекту и нравственным качествам, помимо своей воли или желания, отвечает за других. Вам следовало бы управлять событиями, а не подчиняться им. Вы были обязаны защитить этих неприспособленных к борьбе людей против них же самих и возглавить их.
- Лишив их свободы? - с горечью прервал его Кау-джер.
- А почему бы и нет? - заявил Гарри Родс. - Ясное дело, для хороших людей достаточно убеждения. Но ведь некоторые личности уступают только принуждению - закону и силе.
- Я никогда не применю ни того, ни другого! - с жаром воскликнул Кау-джер.
Помолчав, он снова заговорил, но уже более спокойно:
- Давайте покончим с подобными разговорами раз навсегда. Друг мой, я непримиримый противник какого бы то ни было правительства. Всю жизнь я размышлял над этой проблемой и пришел к выводу, что не может быть таких обстоятельств, при которых человек имел бы право посягать на свободу себе подобных. События последних месяцев глубоко огорчили меня, но не изменили моих взглядов. Я был, есть и буду одним из тех, кого называют анархистами. Как и у них, мой девиз: "Ни бога, ни властелина". Пусть все сказанное мною останется между нами, и давайте больше никогда не возвращаться к этой теме.
Итак, хотя действительность и поколебала веру Кау-джера, он все же не хотел сознаться в этом и не только не отказался от своих теорий, но продолжал цепляться за них, как утопающий за соломинку.
Гарри Родс выслушал жизненное кредо своего друга, изложенное решительным, не допускающим возражений тоном, и только тяжело вздохнул в ответ.
8. ХАЛЬГ И СИРК
Кау-джер считал свободу самым большим благом в мире. Ревниво оберегая собственную, он всегда требовал уважения и к чужой свободе. Но, так или иначе, авторитет его был настолько высок, что люди повиновались ему, как самому деспотичному властителю. Хотя Кау-джер никогда не повышал голоса, колонисты принимали любой его совет как приказ, и почти все безропотно покорялись ему.