Страница 100 из 102
Вот в какой тупик он зашел!
В смятении проследил он свой долгий жизненный путь, усеянный обломками теорий, составлявших его моральные устои. Ради них он пожертвовал всей своей жизнью... И все это превратилось в ничто. Душа его была опустошена.
Что же делать? Умереть? Да, это было бы самым последовательным, и все же он не мог решиться на такой шаг. Не потому, что боялся смерти - его ясному и твердому уму смерть представлялась вполне естественным явлением, - но все его существо протестовало против поступка, произвольно сокращающего человеческую жизнь. Подобно добросовестному работнику, который не бросает работу незавершенной, этот необыкновенный человек ощущал жгучую потребность прожить жизнь до конца.
Но разве нельзя было примирить эти противоречия?
Вдруг Кау-джер как будто вспомнил о присутствии чилийского офицера, который едва сдерживал нетерпение.
- Сударь, - сказал он, - вы только что грозили мне применением силы. Имеете ли вы представление об остельской армии?
- Вашей армии? - удивленно повторил офицер.
- Судите сами, - ответил Кау-джер, показав своему собеседнику на окно.
Перед ними расстилалась площадь. Против управления стояли строем сто пятьдесят чилийских солдат вместе со своими командирами. Они находились в весьма критическом положении, так как их окружало более пятисот остельцев с заряженными ружьями.
- Сегодня в нашей армии насчитывается пятьсот ружей, - спокойно пояснил Кау-джер. - Завтра их будет тысяча. Послезавтра - полторы тысячи.
Чилиец побледнел. Видимо, его миссия провалилась!.. Он попал в настоящее осиное гнездо! Однако он сделал попытку как-нибудь выйти из неприятного положения.
- Наш крейсер... - начал он неуверенным тоном.
- Крейсер нам не страшен, - прервал его Кау-джер, - мы не боимся ваших пушек - у нас они тоже имеются.
- Чили... - пытался продолжать офицер, не желая признать свое поражение.
- Да, - снова прервал его Кау-джер. - У Чили есть еще и корабли и солдаты. Это понятно. Но есть ли смысл использовать их против нас? Не так-то просто овладеть островом, где в настоящее время живет более шести тысяч человек. Не говоря уже о том, что высаженные вами на берег солдаты вполне могут стать заложниками.
Офицер молчал. Кау-джер добавил значительным тоном:
- И, наконец, известно ли вам, кто я?
Чилиец вопросительно взглянул на своего противника, оказавшегося таким опасным. Видимо, во взоре Кау-джера он прочел красноречивый ответ на свой немой вопрос, и растерянность его еще усилилась.
- Что вы хотите сказать? - смущенно произнес он. - Лет двенадцать-тринадцать назад, после возвращения "Рибарто", капитан которого узнал вас, пошли разные слухи... Но они как будто оказались ложными, поскольку вы сами сразу же опровергли их...
- Они были обоснованны, - сказал Кау-джер. - Но если я тогда, да и теперь, все еще считаю удобным для себя забыть свое настоящее имя, то вы поступите разумно, вспомнив его. Это позволит вам сделать вывод, что я в состоянии обеспечить Остельскому государству поддержку, достаточно могущественную, дабы заставить призадуматься ваше правительство.
Офицер ничего не ответил. Вид у него был совершенно подавленный.
- Теперь вы понимаете, - продолжал Кау-джер, - что я в состоянии не просто уступить силе, но договориться с вами на равных началах?
Чилиец встрепенулся. "Договориться"? Не ослышался ли он?.. Неужели злополучная авантюра может завершиться благополучно?
- Остается только выяснить, - снова заговорил Кау-джер, - насколько это осуществимо и какими полномочиями вы располагаете?
- Самыми широкими, - поспешно ответил чилийский офицер.
- В письменном виде?
- Разумеется.
- В таком случае соблаговолите предъявить их мне, - спокойно произнес Кау-джер.
Офицер, вынув из внутреннего кармана второй конверт, протянул его Кау-джеру.
- Вот они, - сказал он.
Если бы Кау-джер беспрекословно уступил по первому же требованию, он никогда бы не узнал об этом документе, который сейчас так внимательно изучал.
- Все в полном порядке, - заявил он, - следовательно, ваша подпись может гарантировать все принимаемые Чилийским государством на себя обязательства... Хотя ваше присутствие на острове Осте убедительно доказывает их непрочность.
Чилиец закусил губы. Наступило молчание. Кау-джер усмехнулся:
- Поговорим начистоту. Чилийская республика желает восстановить свои суверенные права на остров Осте. Я мог бы воспрепятствовать этому. Но я соглашаюсь и только ставлю свои условия.
- Слушаю вас, - ответил офицер.
- Во-первых, правительство Чили обязуется не вводить никаких налогов на острове Осте, за исключением тех, что связаны с добычей золота. В данном вопросе Чили может поступать так, как ему заблагорассудится, и установить любые отчисления в свою пользу.
Чилиец не верил своим ушам. Оказывается, вот так, совершенно просто и безоговорочно, Кау-джер соглашается на самое трудное в полученном им задании! Остальное-то образуется само собой...
Кау-джер продолжал:
- Суверенные права Чили должны ограничиваться взиманием налогов на добытое золото. Во всем остальном остров Осте сохраняет полную автономию, а также свой флаг. Чили может прислать сюда резидента только при условии, что тот получит лишь право совещательного голоса, а фактическое управление островом будет осуществляться выборным комитетом и губернатором, назначенным мною.
- Губернатором, несомненно, будете вы? - осведомился офицер.
- Нет, - ответил Кау-джер, - мне нужна свобода - полная, неограниченная, абсолютная. Кроме того, я настолько же устал повелевать, насколько неспособен подчиняться. Поэтому я удалюсь, оставив право избрать себе воспреемника.
Чилийский офицер внимательно слушал эти неожиданные для него заявления. Неужели горькое разочарование, звучавшее в словах Кау-джера, было искренним? Неужели губернатор ничего не потребует лично для себя?
- Моего воспреемника зовут Дик, - продолжал тот печально, после краткого молчания, - фамилии у него нет. Он молод, ему едва исполнилось двадцать два года. Но я воспитал его сам и полностью полагаюсь на него. Только ему одному доверяю я управление остельской колонией. Таковы мои условия.