Страница 9 из 65
— Яша, давай вперед, а мы прикроем тебя, — настаивал Шаевич.
— Я же вам приказал подниматься! Слышите? Подниматься!! — из последних сил закричал Пархоменко.
Шаевич повел группу в горы. Слышались автоматные очереди. Затем издалека донесся крик Пархоменко:
— Вперед, товарищи, вперед!! — взрыв… и все стихло.
Партизаны спустились вниз. Мертвый Пархоменко лежал ничком, рядом с ним — два убитых фашиста. На большом пальце руки Пархоменко уцелело кольцо от гранаты.
Мы молча выслушали рассказ Шаевича, сняли головные уборы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Плохие новости, начштаба, — встретил меня озабоченный Бортников. — Пока вы ходили к ялтинцам, пришли связные от Ак-Мечетского отряда. Да пусть старший сам расскажет. Эй, ак-мечетцы, давай сюда! — позвал Иван Максимович, усаживаясь на сваленное дерево.
К нам подошел крепко сложенный человек с широким рябоватым лицом. Он показался мне знакомым. Где же я его видел?
— Я ехал на «зисе», а вы возле Судака на дороге сидели на каких-то тяжелых болванках и "голосовали", — напомнил мне партизан.
— Шофер Малий? — вспомнил я. Да, он тогда не пожалел времени и сил, подобрал меня со стальными болванками. В дороге мы с ним разговорились, сблизились.
— Расскажи моему штабисту о положении в отряде, — перебил наши воспоминания Бортников.
Малий рассказал, что несколько дней назад в Ак-Мечетский отряд прибыли три партизана Куйбышевского отряда с агрономом Бекировым во главе и доложили, что фашисты разгромили отряд.
— Значит, отряда нет? — с волнением спросил я.
— Выходит, что нет. Меня командир в разведку посылал, в те места, где жили куйбышевцы. Нашел я там разгромленную базу да горелые землянки. И больше ничего…
Какая тяжелая весть! Она, словно февральская стужа, сковала наши сердца, мы долго сидели молча.
Немного погодя, явился Семенов, бывший шофер истребительного батальона, а теперь начальник связи нашего партизанского района. Доложил:
— Еще одна группа связных от ак-мечетцев.
— Наши, — заволновался Малин. — Вон и дед Кравец.
Среди прибывших партизан я увидел связного пятого района Айропетяна.
— Иду и жалею, что на пятке спидометра нет, — пошутил, здороваясь со мной, Айропетян, — Третий раз за месяц. Туда — сто, обратно столько же. Шестьсот километров, считай, отмахал. В наших краях жарко. Сейчас иду к Мокроусову с докладом. Напоите меня чайком, да я полечу. — Разговаривая, неутомимый винодел ловко снял постолы и перемотал портянки.
К моему удивлению, в группе партизан я легко узнал деда Кравца. Он о чем-то толковал с Иваном Максимовичем. Я подошел к ним.
— Вот, знакомься с моим приятелем, дедом Кравцом, — с улыбкой представил мне партизана Бортников.
Я посмотрел на командира.
— Немало мне пришлось с ним повозиться, когда я в Бахчисарае начальником милиции был, — проворчал Иван Максимович.
— Мы уже знакомы, — протянул я Кравцу руку, недоуменно поглядывая на него. "Каким образом попал он в отряд?" — А что он такое наделал?
— Ничего особенного, товарищ начальник, — бодро ответил дед. — Ото, колы я був лисныком в Бахчисарайском лисхози, у мэнэ чогось дрова держалысь, — скромно пояснил он.
Старик резко отличался от того человека, который кричал: "Я нитралитет!"
— Как попал в партизаны? — спросил я его.
— Куды ж мэни деваться? С цым проклятым нитралитетом було без башкы остався… Як тильки вы переночувалы, так и пишло… Прыйшов гэрманэць и давай з мэнэ душу трясты… Гиком, як цуценята, на мэнэ бросылысь… "Дэ ялтинськый отряд? Дэ Бортников, дэ Красников?" Пытають, за бороду хватають… Кажуть: дэнь, нич и щоб отряд я найшов, а то пук-пук, а хауз, мий дом, значыть, — бах — и гранату показують… Занялы мий дом, а одын гадюко — в чоботях на кровати Любаньки розвалывся. Мэнэ из хаты выгналы, кажуть: "Давай партизан". Помэрз я до вэчэра на камнях, та всэ дывывся на свою хату. С трубы дым иде, а я, як бездомна собака, на холоди зубами клацаю… К утру взяв фатаген[3] да и облыв хату. Пожалкував трохы, та и пидпалыв. Пропадать — так пропадать… Загорилась хата, а я до Ивана Максымовыча. Вин мэнэ и послав в Ак-Мечетский отряд.
Дед хотел еще что-то сказать.
— Довольно, — остановил его Бортников. — Пойдем в землянку и докладывай, с чем пришел.
— Слухаю.
В землянке Бортников усадил Кравца ближе к себе и приготовился слушать. Дед вытащил из-за пазухи измызганную тетрадку, протянул ее командиру:
— Цэ рапорт нашего командира товарыша Калашникова.
Я взял тетрадку. Это был дневник боевых действий отряда, подробное донесение о последних событиях, происходивших почти на линии Севастопольского фронта, где действовал наш Ак-Мечетский отряд, имевший своим непосредственным соседом пятый Севастопольский партизанский район.
Характерны были эти записи:
"Одиннадцатое ноября 1941 года… Наша разведка встретилась у деревни Уркуста[4] с противником. Завязалась перестрелка, истребили четырех солдат. В это время минеры занимались более важным делом: взорвали мост на Ялтинском шоссе и в десяти местах заминировали дорогу. Этим по-настоящему поможем родному Севастополю.
Тринадцатое ноября… В деревне Уркуста сорок партизан натолкнулись на отряд карателей. Началась стрельба. Тридцать убитых и раненых гитлеровцев осталось на поле боя. Есть трофеи. Пленных передали в Севастополь.
Шестнадцатое ноября… Под Алсу[5] (три километра от переднего края немцев) поймали корректировщика минометных батарей с портативной рацией. Сегодня же обнаружили, что в табачный сарай противник подвез шесть машин боеприпасов. Через несколько минут радист Иванов сообщил об этом по радио нашим артиллеристам в Севастополь. Потребовалось восемнадцать выстрелов. Все немецкие снаряды взорвались.
Восемнадцатое ноября… Засекли крупный штаб. Дали своим сигнал. Буквально через несколько минут два наших бомбардировщика с пикирования накрыли штаб. Пленных переправили через линию фронта".
Мы читали эти записи и радовались, что наши партизаны так активно помогают Севастополю.
— Цэ шэ нэ всэ, — заторопился дед Кравец. — Ось послухайте.
И он нам рассказал, что двадцать пятого ноября, когда два Севастопольских партизанских отряда и наш Ак-Мечетский сосредоточились в районе Чайного домика, на них напали два вражеских батальона. Они думали взять партизан в плен. Был сильный бой. Один Якунин, секретарь Корабельного райкома партии, на поляне из ручного пулемета до пятидесяти фашистов уложил.
Озлобленное гитлеровское командование подтянуло для расправы с партизанами до двух полков пехоты. Начальник пятого района Красников и командир Ак-Мечетского отряда Калашников, понимая всю серьезность предстоящих боев, направились с партизанами ближе… к немецким гарнизонам, чтобы переждать опасность под самым носом у гитлеровцев — им такое решение вопроса, разумеется, не могло придти в голову. Для видимости у Чайного домика остался Якунин с семнадцатью хорошо вооруженными партизанами.
Утром двадцать восьмого ноября, окружив весь участок леса в районе Чайного домика, гитлеровцы начали наступление. Якунинцы встретили карателей пулеметным огнем. До полудня шел бой, потом разведчики доложили: "На Адымтюре горит". Это враги подожгли дом деда Матвея.
…В нашем районе неспокойно. Со всех концов летят в штаб тревожные вести. Бортников ходит по лагерю темнее тучи. Его настроение передается и мне. Хочется что-то делать, кого-то тормошить, как-то найти себя в этой сложной обстановке.
Пришли связные из Бахчисарайского отряда, и снова в штаб пришла тревога. Они сообщили, что отряд принял тяжелый бой с карателями, обстановка усложнилась.
— Может, мне пойти к бахчисарайцам? — осторожно предложил я Бортникову.
— Да, да, иди, — поспешно согласился он.
…Быстрая речка Кача, пробиваясь между двумя грядами высот, и огибая с северо-востока гору Басман, стремительно падает вниз и, прорезая заросли орешника, чистой серебряной лентой расстилается в расширяющейся Качинской долине, уже спокойно неся усталые воды.
3
Керосин.
4
Ныне с. Передовое.
5
Ныне д. Морозовка.