Страница 28 из 65
…Дождливым туманным утром мы подошли к скале Орлиный залет, где расположилась стоянка партизан пятого района.
Нас встретил высокий человек с крупными чертами лица, в красноармейском шлеме и ватнике, представился:
— Я Виктор Домнин, комиссар района. Я прислан сюда шесть дней назад, — пояснил он. — Здесь придется все начинать снова.
В это время послышались крики.
— Товарищи, товарищ начальник, идут… идут!
— Кто идет?
— Иваненко, начальник штаба района, и с ним партизаны.
— Значит, все в порядке! — потирая руки, обрадовался Красников.
— Хорошего что-то не видно. Людей мало, и идут с пустыми руками, — приглядевшись, встревоженно сказал комиссар.
— Иваненко, где же люди? Где Пидворко? Где продукты? — посыпались вопросы.
Начальник штаба Иваненко, низенький, худой, с мышиными глазками, отвечал тихим, до тошноты спокойным голосом:
— Разрешите доложить. Мы два дня шли к Алсу, это почти на линии фронта… Благополучно добрались до базы. Если помните, там есть три ямы, вроде колодцев. Вернее, вход в ямы напоминает колодец, а внутри они расширяются до четырех метров в диаметре. Продукты были на месте. Я выставил часовых. До утра я не мог поднять людей. Устав от ходьбы, они спали. А на рассвете гитлеровцы напали на нас, — рассказывал Иваненко, словно докладывал о дебетах и кредитах на балансовой комиссии.
— Что ты тянешь, где отряд? — не выдержав, крикнул Домнин.
— Когда напали, да еще внезапно, понимаете, люди спросонья выскакивали кто куда… Многие, подбитые, падали… Мне удалось выскочить и ползком добраться до кустов. Три дня я потратил на то, чтобы уйти из этого ада. Три дня фашисты шарили кругом. На четвертый день я встретился у деревни Коклуз[15] вот с этими партизанами. Они сами могут рассказать, Иваненко замолчал, словно замок повесил на губы.
Меня невероятно возмущало спокойствие этого человека. Но что я мог сказать, видя его впервые в жизни?
— Возле базы наших убито много, а остальные с Пидворко пошли на запад, — рассказал партизан Божко. — Я слыхал, как Пидворко кричал: "Ребята, за мной, на Севастополь!" Я потерял их из виду и с тремя партизанами спрятался в кустах. Потом мы нашли ещё троих наших, а в лесу уже встретили начальника штаба.
— Иваненко, значит, отряд погиб. Так, что ли? — прямо спросил Домнин, глядя в глаза начальнику штаба.
У Иваненко судорожно передернулось лицо.
— Я не могу сказать точно, но катастрофа очевидна…
Сознаюсь, в первый момент я просто растерялся, не знал, что делать. Говорить? Обнадеживать? Но как? Чем? Я еще не разобрался во всем происходящем. Нужно все-таки время. Надо присмотреться как следует, посоветоваться с комиссаром.
Некоторые партизаны поглядывали в мою сторону.
— Товарищи, разрешите представить нового начальника района, — сказал комиссар Домнин.
— А откуда он? — спросил охрипшим голосом худой, в прожженном ватнике партизан.
— Я прислан Мокроусовым — командующим партизанским движением Крыма.
— Это хорошо. А изменится что-нибудь?
— Как будет с продуктами? — послышались вопросы.
— Будем бить фашистов, товарищи, и попутно добывать у них все, что нам нужно. Вот пока все. До свидания! — круто повернувшись, я пошел от партизан к Красникову, стоявшему в стороне с начальником штаба Иваненко. — Давно прервалась связь с Севастополем? — спросил я Красникова.
— Месяц тому назад. Радиобатареи вышли… Посылали через линию фронта две группы, но безуспешно — не прошли. Впрочем, рация, кажется, в порядке. Да пусть сам радист доложит. Эй, радист, давай сюда! Позовите Иванова.
Худой партизан в старом морском бушлате, в заячьей шапке с наушниками медленно подошел к нам.
— Слушаю вас.
— Рация в порядке?
— Рация? Она в порядке, да толку… Батарей нет, — безнадежно отвечал радист. Видно было, что ему надоели эти расспросы.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После долгих и кровопролитных декабрьских боев в Севастополе наступило относительное затишье. Рассеялся горький дым, расстилавшийся над городом, заслонявший не только солнце, но и огромный купол южного неба.
Февраль — предвесенний месяц. В это время на юге порой бывают ласковые дни, схожие с майскими. Утро. На Корабельной стороне рвутся редко снаряды. Прилетели вражеские пикировщики и пытались сбросить бомбы на линкор, серой громадой колыхающийся в Южной бухте. Зенитчики встретили пиратов огнем. Сбросив бомбы в воду, самолеты нырнули в пушистый слой облаков, которые плыли и таяли в синем небе.
Улицы полны народа. Особенно шумно на Графской пристани.
Здесь узнаются новости, встречаются друзья, земляки. Здесь же вывешивается сводка "На подступах к Севастополю". С военной лаконичностью она сообщает о положении на фронте за последний день.
Расталкивая локтями толпу, к карте военных действий протискивается пожилая женщина, повязанная белой шалью домашней вязки.
— Что там, милые, на фронте-то? — спрашивает она.
— Не шуми, тетка, а слушай. "Вчера на фронте велась редкая артиллерийская и ружейно-пулеметная перестрелка. Наши снайперы уничтожили 28 фашистов".
— Ну и слава богу, — перекрестилась женщина. — Видать, спесь-то сбили идолам проклятым. — Она вытащила из-под шали тарелку с жареной рыбой и заголосила:
— Ставридки! Кому свеженькой ставридки?!
— Мне, отваливай с десяточек! — остановил ее старший лейтенант, широкоплечий, с раскосыми глазами.
— Бери, миленький, бери. На вот, парочку даром отдам. Бери, своим ничего не жаль.
Офицер с покупкой отошел, огляделся по сторонам и жадно набросился на свежую рыбу. После госпитальной пищи из сухарей и консервов рыба показалась очень вкусной.
Это был Маркин, житель Севастополя. Он более месяца пролежал в подземном госпитале в Инкермане, истосковался по синему небу, морскому простору и улицам любимого города. Все ему было родное: мужественные лица матросов, «мирные» севастопольцы, которые, как и воины, совершали подвиги, дома, выстоявшие в урагане огня, солнце с веселым прищуром, греющее родные камни. Маркин шагал по городу, останавливался у заборов, смотрел, как жители складывали застоявшийся за зиму лед.
— Идешь и, как солнце, сияешь! — до боли знакомый голос остановил офицера.
— Товарищ Якунин! — бросился Маркин к бывшему секретарю Корабельного райкома партии. — Вы же партизанили?!.
— Да, потом перешел линию фронта, а сейчас… — Якунин более внимательно посмотрел на Маркина, которого знал чуть ли не с детского возраста, — а сейчас снова собираюсь в лес… Обком партии направляет туда группу связи. Как ты на это смотришь? Нам нужен опытный проводник и подготовленный командир.
Маркин, подумав, ответил:
— Пошлет командование — пойду.
…За большим полированным столом сидят командующий Черноморским флотом Октябрьский, командующий Приморской армией Петров и секретарь Крымского обкома партии Меньшиков.
— Связь с партизанами должна быть восстановлена, — говорит Октябрьский, водя карандашом по зеленым пятнам километровки.
— Нужна надежная рация, нужен радист, — Меньшиков смотрит на командующего. Петров поправляет пенсне, задумывается.
— Противник намечает перегруппировку войск, — тихим голосом говорит он, — партизаны обязаны помешать этому маневру. Рацию и радиста дадим. Как перебросить связь к партизанам?
— Рекомендую катер-охотник, — предлагает Октябрьский…
…Бухта, сжатая с трех сторон отвесными берегами, все больше погружается в тьму. Тихо всплескивают прибрежные волны. Над заливчиком кочуют обрывки тумана. У маленького причала слегка вздрагивает катер.
На берегу, вобрав в плечи голову, ходит Маркин, он вглядывается в темноту.
До отплытия остаются считанные минуты. Маркин с тревогой смотрит на горку, с которой к причалу сбегает мало притоптанная дорожка. Наконец, его зоркие глаза в темноте замечают людей.
— Эй, берег! — доносится крик.
15
Теперь с. Богатое Ущелье.