Флибустьерское море

– Вы свободны, как я обещал вам, – сказал Олоне беглецам-неграм.

На Тортуге к этому времени стали появляться бывшие рабы, освобожденные флибустьерами либо заплатившие за себя выкуп после участия в удачных пиратских набегах.

Но вернемся к Олоне. Несмотря на совершенный им беспримерный морской переход и прочие подвиги, репутация Жан-Франсуа Но как капитана в глазах властей Черепашьего острова была подорвана: два корабля за два года – это уж слишком! Олоне не стал проклинать судьбу (от него вообще никто никогда не слышал жалоб). Он понимал, что придется вновь начинать с нуля, как после прибытия из Европы в Вест-Индию на поиски счастья. Несколько верных приятелей раздобыли баркас попрочнее. Кстати, среди рядовых флибустьеров мнения об Олоне разделились. Часть бывших соратников после двух крушений кряду засомневалась в его навигационном умении, другие с восхищением пересказывали его фантастическое плавание на лодке через море. Олоне удалось найти два десятка сподвижников и даже судового хирурга. Присутствие последнего придавало предприятию особую солидность. Жан-Франсуа поднял парус и вышел в море, где незамедлительно захватил испанскую барку. А два судна лучше одного.

«Добывать испанца» было классическим официальным выражением, но смысл оно обретало лишь на несколько часов – когда удавалось засечь в море этого «испанца». Остальное время приходилось крейсировать, то есть болтаться в море, затянув потуже пояс и получая строго по норме даже воду. Жизнь на пиратских суденышках была далека от описаний романтических авторов. Конечно, на кубинском берегу хватало и колодцев, и дичи, но капитаны-флибустьеры старались как можно реже приставать туда. Ведь берег только издали кажется пустынным. Вы ничего не видите, зато за вами следит всевидящее око, и, когда вы снова выходите в море, оно оказывается еще более пустынным, чем раньше.

И все же своего первого «клиента» Олоне встретил в устье реки, куда направился за пресной водой. Вначале он заметил у реки индейцев – добрый знак, говорящий, что врага поблизости нет. От них же Олоне узнал, что скоро ожидается прибытие большого испанского фрегата. Откуда индейцы могли это знать, неведомо. И правда ли, как они утверждают, что фрегат имеет команду в девяносто человек при десяти орудиях? Неважно. Олоне решил устроить засаду.

Отведя обе барки за мыс, флибустьеры стали наблюдать за устьем. Действительно, по прошествии нескольких часов появился фрегат. Медленно и величаво он вошел в реку и бросил якорь. Устье было совсем узким, деревья едва не смыкались кронами над водой, и фрегат оказался как бы под зеленым сводом, закрывавшим обзор. Дождавшись темноты, флибустьеры бесшумно выгрузились на берег.

Скупые строки Эксмелина о разыгравшемся на рассвете сражении не дают полной картины. Флибустьеры, спрятавшись за деревьями и в густой растительности, а возможно, и в вытащенных на берег шлюпках, взяли фрегат под прицельный огонь разом со всех сторон – таким же способом действовали японцы против американских канонерок в джунглях Гвадалканала во время второй мировой войны. Испанцы ответили мушкетным огнем вслепую по кустам, хотя им следовало тут же сняться с якоря и выйти в море, где фрегат был бы неуязвим. Когда же они наконец начали выбирать якорь, потери в живой силе были столь велики, что оставшийся экипаж был деморализован и не смог оказать сопротивления флибустьерам, бросившимся на абордаж с двух подошедших барок.

– Пусть не надеются, что я забыл, как их лансеро перебили моих людей возле Кампече, – сказал Олоне. – Прикончить всех раненых и бросить их за борт! Остальных – в трюм.

Один из испанских рабов упал на колени:

– Господин капитан, не убивайте меня, я скажу всю правду!

– Какую?

– То, что мне было приказано совершить. Пощадите!

– Говори и останешься жить. Выкладывай!

Человек сказал, что был взят на фрегат в качестве палача, ибо испанцы намеревались казнить всех без исключения попавших в плен флибустьеров-французов; он должен был их вешать. Губернатор Гаваны принял такое решение, дабы повергнуть в страх пиратов Черепашьего острова, чинивших разбой в его владениях.

– Что ж, прекрасно, – сказал Олоне, вытаскивая из ножен саблю. – Выводите пленных на палубу. По одному.

Узников стали по одному выталкивать снизу, и, едва голова несчастного показывалась из люка, предводитель пиратов ударом сабли сносил ее с плеч. Один очевидец утверждал, что после каждого удара Олоне слизывал кровь с клинка, комментируя разницу во вкусе. Оставляю эту деталь на его совести.

С этого дня за Олоне закрепилась репутация кровавого зверя. С единственным оставленным в живых пленником – тем самым незадачливым палачом – Жан-Франсуа Но отправил послание кубинскому губернатору. Это послание полностью выдержано в духе времени: «Я исполнил ваш приказ и не пощадил пленных, коими оказались ваши люди. В следующий раз, надеюсь, вы сами попадетесь мне в руки».

Губернатор, брызгая слюной от ярости, подтвердил свой приказ – никакой пощады, вешать, вешать, вешать! Однако любопытной оказалась реакция на это распоряжение командиров испанских гарнизонов и галионов:

– Не забывайте, ваша милость, что пираты пленяют гораздо больше наших людей, чем мы их. Подобная война не на живот, а на смерть окажется не к нашей выгоде.

Решение в результате было отменено. Один лишь Олоне по-прежнему остался вне закона.

Самой живописной достопримечательностью нынешнего Маракайбо, венесуэльского порта с населением 800000 человек, является огромный рынок, где выложены экзотические овощи и фрукты, рыба, гончарные изделия и плетеные корзины. Вокруг кишит густая толпа индейцев, негров, метисов и мулаток в ярчайших одеждах; изредка мелькают белые лица, в основном американских туристов, восхищенно щелкающих фотоаппаратами или приникших к кинокамерам. Город почти целиком выстроен заново, в центре проложены прямые как стрела авениды, высоко в небо поднимаются билдинги нефтяных компаний – «Дженерал моторе» и прочих. Нефть – основное богатство страны. Скважины пробурены вокруг лагуны – морского озера размером двести семьдесят на сто десять километров, давшего жизнь городу. Климат здесь теплый и влажный, среднегодовая температура 28° тепла, а москитов вывели американцы.

Испанцы-конкистадоры надеялись отыскать в здешних местах Эльдорадо. Золото не нашли, к вящему разочарованию благородных идальго. Тем не менее кое-кто из наиболее упорных искателей счастья остался там и зажил довольно хорошо. Выросшая в горах столица провинции, Мерида, стала перевалочным пунктом для вьючных караванов, перевозивших на мулах богатства рудников Перу к Атлантическому побережью. В пампе возле Маракайбо развели крупный рогатый скот, владельцы ранчо богатели на торговле мясом. В районе Гибралтара, расположенного по другую сторону лагуны в ста пятидесяти километрах южнее, испанские плантаторы сажали сахарный тростник, какао и табак.

Маракайбо насчитывал приблизительно тысяч шесть жителей, Гибралтар – около трех тысяч. В ту эпоху и в той части света это были заметные города. Там были построены церкви, монастыри, лазареты.

То, что в этом районе не нашли золота, оказалось благодеянием для туземного населения. По берегам озера Маракайбо в домах на сваях обитали миролюбивые индейцы. Их не коснулись массовые репрессии, как в иных местах, где пришельцы огнем и мечом выпытывали местонахождение «тайных золотых кладов». Здешние индейцы привозили на рынок в город рыбу, дичь и дары леса.

Однажды майским утром 1667 года испанцы Маракайбо увидели, что по глади лагуны скользит множество индейских пирог, гребцы которых бешено работают веслами. Через минуту по городу разнеслась весть: у входа в лагуну стоит пиратская флотилия, а на Голубином острове высадился десант.

Огромная лагуна, которую пираты именовали бухтой, а местные жители называли озером, сообщается с морем узкой горловиной; у входа в нее расположены два островка, Вихия и Паломас – Сторожевой и Голубиный. На Голубином было построено укрепление – форт Барра с шестнадцатью орудиями крупного калибра. Индейцы рассказали об армаде разбойников: семь кораблей, два из которых походили на галионы; на мачте одного из них поднят флаг, не похожий на испанский.