Страница 59 из 117
Фелисити не предполагала, что Морган сегодня вернется рано. После приведения приговора в исполнение все недовольные, те, кто принимал участие в заговоре и остался на свободе, могли задумать отомстить, нанести удар в ответ на казнь своих товарищей. Поэтому поступило распоряжение закрыть все заведения, торгующие крепкими напитками, а заодно — кофейни, игорные залы и другие места свиданий и порока. Поскольку город находился на военном положении, обязанность следить за исполнением этого приказа возложили в первую очередь на военных, а не на гражданские власти, значит, и на Моргана тоже. Фелисити не могла представить, чтобы он оставил службу, как бы сильно ни переживал из-за сегодняшних событий. Поэтому, когда она услышала, как он поднимается по лестнице спустя менее часа после ее возвращения, ее охватила тревога.
Она лежала на кровати, думая о Кубе, о том, как ей попасть на этот остров, постаравшись перебраться туда одновременно с отцом. А если Морган сумеет добиться перевода в Гавану, тогда он может взять ее с собой. Услышав шаги, Фелисити соскользнула с постели и расправила складки на юбке. Не надевая туфель, которые она сбросила, прежде чем лечь, девушка поспешила в гостиную.
Морган стоял посреди комнаты с каким-то свертком под мышкой. Когда он обернулся, его лицо показалось ей изможденным, зеленые глаза выражали тоскливую безысходность.
Фелисити остановилась, опершись рукой о спинку резного кипарисового кресла.
— Что это? Почему ты вернулся?
— Присядь, Фелисити, — проговорил Морган бесстрастным тоном, словно отдавая приказ.
— Почему? — спросила она.
Не получив ответа и ни о чем не догадавшись по выражению его лица, она посмотрела на сверток, который он принес. По размеру и неправильной форме он походил на камзол, в который завернули несколько предметов. Прошло какое-то время, прежде чем Фелисити поняла, что это. Она вновь посмотрела Моргану в глаза, потом, почувствовав, как ее перестают слушаться налившиеся тяжестью конечности, упала в кресло.
Морган подошел ближе. Встав на одно колено, он положил вещи, которые держал в руках, на подол ее платья. Бархатный камзол табачного цвета развязался, и ее глазам предстала пара туфель, табакерка с крышкой, покрытой перегородчатой эмалью, переплетенная книга стихов Вергилия и шпага. Эти вещи, уже далеко не новые и тем не менее бесконечно ей дорогие, принадлежали Оливье Лафаргу. Девушка стала перебирать их дрожащими пальцами.
— Фелисити, — проговорил Морган тихим грудным голосом, — мне больно об этом говорить, но я должен сообщить, что твой отец мертв.
— Мертв? — спросила она без всякой интонации. — Но как? Как это могло случиться? Он же получил только шесть лет тюрьмы…
— Он сам наложил на себя руки. Кто теперь узнает, почему? В тюрьме с человеческим разумом происходят странные вещи.
Фелисити широко открыла глаза, почувствовав по тону его голоса, что Морган чего-то недоговаривает.
— Как… как это случилось?
— Зачем вдаваться в подробности? — ответил он, подавшись назад. — Это случилось. Вот и все.
— Нет, не все, — резко возразила Фелисити, — я должна знать. — Мысль о том, что он может что-то скрывать и во что может вылиться эта попытка, заставляла ее проявить настойчивость.
— Не надо, Фелисити. Помни его таким, каким видела в последний раз, и удовлетворись этим.
— Его убили охранники? Они закололи его, как Виллера?
— Нет. Я же сказал, он покончил с собой этой ночью.
— Как удобно, правда? Может быть, все продумали заранее? Может, ему кто-нибудь помог? В таком случае я, наверное, оказалась полной идиоткой, если относилась к тебе с благосклонностью ради того, чтобы отец остался жив, а ты все это время думал, как с ним покончить. Это была твоя мысль или тебе ее подкинул О'Райли? Может, ты вообще не разговаривал с генерал-губернатором?
— Хватит! — заорал он. — Ты сама не понимаешь, что говоришь.
— Не понимаю? Прошлой ночью, когда я спала с тобой в одной постели, мой отец умер в камере странной смертью. Прошли уже почти сутки, за это время успели расстрелять пятерых его друзей, а мне только сейчас сообщают, что отца больше нет в живых. И ты вдобавок не желаешь ничего объяснять. Что еще остается мне думать?
— Ты можешь думать что угодно, но так было на самом деле. Прошлой ночью у Оливье Лафарга на мгновение помутился рассудок, и он повесился на бечевке, которой кто-то перевязал сверток с чистым бельем. Никто не прикасался к его телу, до тех пор пока его не вынули из петли сегодня утром и похоронили в неосвященной могиле. Никто.
— Похоронили? То есть… вы успели сделать даже это? — Фелисити посмотрела на Моргана с нескрываемой ненавистью.
— Это сделали по моему приказу. Когда человек вешается, на него потом не слишком приятно смотреть. Я решил оградить тебя от этого зрелища.
— Ты приказал избавиться от тела отца, не посоветовавшись со мной, не позволив мне забрать его домой или хотя бы обрядить для похорон, не позволив соседям и друзьям, не говоря уже обо мне, попрощаться с ним? Ты приказал похоронить его без напутствия патера и поминальной молитвы?
— Он совершил самоубийство, Фелисити. Ему все равно отказали бы в церковных обрядах и не позволили похоронить на кладбище.
— И поэтому ты велел бросить его в яму и закопать словно животное?!
— Фелисити, не надо. — Морган попытался взять ее за руку. — Не мучай себя так. То, что случилось, было неизбежно, в таких случаях нужно действовать тихо и как можно скорее.
Фелисити вырвала руку и вскочила с кресла.
— Не трогай меня! — закричала она. — Убирайся и оставь меня в покое!
Поднявшись с колен, Морган несколько минут молча смотрел на нее, потом сказал:
— Я попрошу Ашанти, чтобы она пришла к тебе.
— Мне никто не нужен.
— И тем не менее. — Направляясь к двери, он оглянулся. — Что бы ты сейчас ни думала, Фелисити, я очень сожалею.
— Обойдусь без твоей жалости, — бросила она в ответ. Из-за слез, мутной пеленой застилавших глаза, ей казалось, что его фигура слегка расплывается. — Теперь, когда отец умер, ничто не помешает мне сказать, что я тебя презираю. Никогда в жизни я еще не ненавидела кого-нибудь так, как тебя.