Страница 49 из 117
Обогнув приходскую церковь святого Луи, она собиралась пересечь находившийся позади нее сад, откуда можно было попасть в ближайший переулок. Бросив взгляд на противоположную сторону улицы, Фелисити заметила фигуру в красном мундире, расшитом золотыми офицерскими галунами. Она тут же остановилась, укрывшись в тени поросшего мхом дуба. Пепе неподвижно замер рядом, лицо его выражало полную невозмутимость.
Приглядевшись, Фелисити узнала в офицере Моргана. Он был не один. На его руку опиралась какая-то дама — та самая, чей приезд она видела в тот незабываемый день, когда отправилась в дом генерал-губернатора, чтобы встретиться с Морганом. Женщина, прогуливавшаяся рядом с полковником, была одета в черный шелк с золотистыми кружевами, покрывавшими юбку, со знакомыми седыми прядями, выделявшимися на фоне черных волос, собранных в высокую прическу, с золотыми заколками, на которых держалась мантилья. Ее осанка казалась величественной, а манеры — исполненными изящества и уверенности. Морган смотрел на нее очарованным взглядом, прикрыв загорелой ладонью тонкие белые пальцы, лежавшие на рукаве его мундира.
Пепе явно что-то знал о том, невольной свидетельницей чего стала Фелисити. Она искоса посмотрела на слугу быстрым взглядом.
— Какая очаровательная дама. Интересно, кто это может быть?
— По-моему, мадемуазель, — осторожно ответил Пепе, — это маркиза де Талабера.
— Надо же. Это, вероятно, какой-нибудь испанский титул?
— Вы правы. Он перешел к ней от мужа — маркиза. Этого доброго человека, к сожалению, уже нет в живых.
— Она выглядит довольно привлекательно.
Пепе наклонил голову.
— Палому считают одной из самых красивых женщин Старого или Нового Света.
Имя, которое произнес Пепе, в переводе означало «голубка». Оно казалось совсем неподходящим для такой женщины, поскольку сразу заставляло вспомнить о грязных голубках, как часто называли уличных проституток. Бросив на Пепе удивленный взгляд, Фелисити переспросила:
— Палома?
— Ее называют так из-за волос, мадемуазель, — ответил слуга с непроницаемым лицом, — а потом, это сравнение всегда казалось ей забавным.
— Понимаю, — кивнула Фелисити, хотя сомневалась, что действительно что-то поняла. Однако ей не следовало показывать слуге, насколько ее интересует то, что она сейчас видит. Ей незачем беспокоиться, если Моргану Маккормаку захотелось прогуляться с испанской дворянкой на виду у всего города. Фелисити искренне надеялась, что эта дама будет развлекать его весь оставшийся вечер.
Тем не менее, если бы ей не довелось увидеть Моргана с другой женщиной, она, возможно, повела бы себя не так любезно, встретив Хуана Себастьяна Унсагу, когда до дома оставалось всего несколько ярдов. Выступив из-под арки, он преградил ей дорогу и помахал шляпой у самой земли, расшаркиваясь перед девушкой. Она ответила на приветствие с апломбом, на который только была способна, не обращая внимания на залившую щеки краску.
— Мадемуазель Лафарг… Фелисити! Мне необходимо было увидеть вас, поговорить с вами.
— С какой целью? — Она слегка тряхнула головой, попытавшись улыбнуться.
— Чтобы убедиться, что вы счастливы, что вас на самом деле устраивает это… соглашение между вами и моим другом Морганом.
Фелисити посмотрела в сторону Пепе.
— Мне лестно, что вы так заботитесь обо мне, но я просто не знаю, как ответить на ваш вопрос.
— Скажите правду! Смею ли я просить у вас так много? Подарите мне несколько бесценных минут, поговорив со мной наедине.
Пока Фелисити обдумывала ответ, Пепе повернулся к ней с легким поклоном.
— Простите, мадемуазель, я вас оставлю. Позовите меня, если вам что-то понадобится.
Человек, которого Морган называл Бастом, подождал, пока слуга удалился достаточно далеко, чтобы не слышать их разговор. Впрочем, Пепе не ушел совсем, он наблюдал за ними, остановившись под балконом дома Лафарга. Хуан Себастьян обернулся к Фелисити, его лицо с тонкими чертами казалось необыкновенно серьезным.
— Такая неожиданная перемена взглядов, когда вы раньше презирали моих земляков, а теперь позволяете одному из них делить с вами постель, не укладывается у меня в голове. Мне остается только предполагать, что вас каким-то образом принудили к этому.
— Успокойтесь, — сказала Фелисити, слегка улыбнувшись, — ваши слова просто нелепы.
— Простите, если я обидел вас. Только мне казалось, вы слишком хороши, слишком милы, чтобы…
— Прошу вас, — перебила девушка, сделав короткий нетерпеливый жест и отвернувшись в сторону.
— Я больше не стану так говорить, если вам это неприятно. Каковы бы ни были причины, я отнесусь к ним с уважением. Скажите только, могу ли я чем-нибудь вам помочь?
— Я благодарю вас за заботу, только, по-моему, это вам не под силу.
— Хорошо, пусть будет так. Мне известно, что вы остались одна, у вас нет родственников-мужчин, которые могли бы позаботиться о вас. Но вы полностью можете рассчитывать на меня, если что-нибудь причинит вам боль, если вам вдруг понадобится защитник.
— Защитник? — Фелисити широко открытыми глазами посмотрела на испанца.
— Вы можете не сомневаться, Фелисити, я всегда буду защищать вас с любовью и преданностью.
— Это… ни на что не похоже, мне еще не приходилось сталкиваться с подобными вещами. Я просто не знаю, что вам сказать.
— Скажите только, что вы согласны.
— Но, лейтенант Унсага, то, что мне придется сменить покровителя, представляется мне в высшей степени невероятным.
— Этого никто не знает. Говорят, судьба слепа, точно так же как и правосудие.
Хуан Себастьян снова поклонился и быстро зашагал прочь. Фелисити смотрела ему вслед с озабоченным лицом, меж бровей у нее залегла глубокая складка. Его последние слова, более того, весь тон их разговора, беспокойным эхом отдавались в ушах девушки. Неужели он заподозрил, что представляют собою ее отношения с Морганом? Или дело заключалось в том, что испанец не мог поверить, что она вступила в союз с ирландцем по своей воле, ради возвышенной идеи, придуманной ею самой? Между этими двумя предположениями не было особой разницы, однако ей на всякий случай следует относиться с осторожностью к Хуану Себастьяну Унсаге.