Страница 25 из 41
Я пожал плечами, Элли сказала, что письмо тут всю дорогу лежало. Однако портье не интересовало ни письмо, ни вообще что бы то ни было, и он равнодушно сунул конверт в ячейку № 305. На нашем ключе был выбит номер 507. Я схватил чемодан — в «Камберленде» носильщиков и коридорных не держали — и двинулся к лифту. Профессионально покачивая бедрами, Элл и шла рядом. Старик в лифте пожевал сигару и, не говоря ни слова, поднял лифт на пятый этаж и там выпустил нас из кабины, предоставив самим отпереть дверь в номер.
Номер был тесноватый. Большую его часть занимала кровать, долго и верно служившая обитателям «Камберленда»; Элли присела на краешек кровати, стерла грим и пригладила волосы.
— Много шума из ничего, — сказала она.
— Сама изобретала этот маскарад.
— Знаю, что сама. Посмотреть на меня в этом свитере — шлюха шлюхой.
— Я бы иначе сформулировал: образцовый представитель класса млекопитающих.
Элли сердито посмотрела на меня, но я уже шел в ванную взглянуть, как сидят на мне парик и кепка. Они, кажется, не произвели особого впечатления на миссис Хеш, она даже не заметила, что у меня волосы другого цвета.
— Ну, пошли... если только... — я состроил комичную мину в духе Граучо Маркса, — если только не хочешь сперва заработать пару долларов, милашка.
— Здесь? Фу!
— Кровать как кровать.
— Да, уж не ложе из роз. Неужели в такой дыре занимаются любовью?
— А чем же еще! Не спать же сюда приходят.
Она сморщила нос, и, прихватив чемодан, мы вышли из номера. Позвонив из ресторана, мы убедились, что Весли Брила нет дома. Постучав к нему, мы убедились, что его по-прежнему нет. Мне ничего не стоило отомкнуть его замок — дело секундное, однако я решил попробовать наш ключ, и он прекрасно подошел. Даже в новых гостиницах нередко бывает, что двери номеров, расположенных один над другим, например, 305, 405, 505, могут отпираться одним и тем же ключом. В старых же гостиницах замки настолько разработались со временем, что только руками разводишь от обилия взаимозаменяемых ключей.
Комната Брила была получше тех, что сдавались для любовных свиданий. По крайней мере, на полу был расстелен ковер и мебель была не самая ветхая. Я положил чемодан на стул и быстро обыскал шкаф и тумбочку у кровати. Потом поставил чемодан на пол и уселся сам. Элли уже устроилась в единственном кресле.
— Ну вот мы и на месте! — сказала она.
— На месте.
— Интересно, когда он придет.
— Когда-нибудь да придет.
— Тонкая мысль. Ты, конечно, не догадался захватить карты?
— Нет, не догадался.
— Я так и думала.
— Мне никогда не приходило в голову, что карты входят в профессиональный джентльменский набор вора-взломщика.
— Ах, да, я забыла, ты работаешь один!
— Угу. У Брила должны быть карты. Всякий, кто вынужден здесь жить, должен подолгу раскладывать пасьянс.
— И при этом жульничать.
— Непременно жульничать. Походить бы, размять ноги, да места мало. Помнишь, как там у наших хохмачей: «Комната была так мала...»
— «Как мала, Джонни?»
— «Комната была так мала, что приходилось выходить в коридор, чтобы закрыть дверь».
— «Так мала, да?»
— «Комната была так мала, что мыши сделались горбатые...» Честно говоря, я никогда не понимал это место — насчет горбатых мышей.
— Это потому, что ты все понимаешь буквально.
— Вероятно.
Она улыбнулась:
— А ты ничего. Буквально или не буквально, все равно ничего.
Так мы болтали и пикировались, замолкали и снова принимались разговаривать. Потом Элли спросила, что я собираюсь делать, когда все это кончится.
— Пойду в тюрьму.
— За что, если мы выследим настоящего убийцу? А остальные обвинения с тебя просто снимут. Поспорим?
— Правда, могут и снять.
— Ну и что ты будешь делать? После всего этого?
Я задумался.
— Буду искать себе новую квартиру, — сказал я наконец. — В старой я не останусь, даже если бы ее и не тронули. Жить, где все знают, чем ты занимаешься, — нет, увольте! Придется снять квартиру в другом районе и под чужим именем. Хлопотное дело, но ничего, переживу.
— Останешься в Нью-Йорке?
— Да, останусь. В другом месте я с ума сойду от тоски. Здесь мой дом. Здесь у меня связи.
— Связи?
— Я привык работать в Нью-Йорке. Когда я краду вещь, я знаю, кто ее у меня купит. Знаю, как делаются такие дела. Полиция меня тоже знает, а это в конечном счете плюс, а не минус, как может показаться. Если угодно, есть целый комплекс причин, почему взломщику лучше действовать в районе, который он знает вдоль и поперек. Если удается, я вообще предпочитаю работать на Манхэттене. Помню, пошел я раз на дело в Гаррисоне, это в Уэстчестере, знаешь?..
— Значит, ты останешься взломщиком?
Я посмотрел на нее.
— Я не поняла, ты так и будешь вскрывать замки и обчищать квартиры?
— А что же еще?
— Ну мало ли что...
— Послушай, Элли, по-моему, у тебя произошло психологическое смещение. Ты ведь не телевизор смотришь, и я не собираюсь в последних кадрах исправиться. Хэппи-энд, конечно, радует зрителя, но в реальной жизни счастливые развязки редко бывают.
— Редко?
— Еще как редко! Мне почти тридцать пять. Взламывать замки и красть — это все, что я умею. В «Популярной механике» полно объявлений, приглашающих на работу мясников и умельцев по изготовлению чучел, но я слабо верю в такие приглашения. Не думаю, чтобы я мог разбогатеть, разводя шиншилл в домашних условиях или выращивая на заднем дворе женьшень. Единственная работа, на которую я мог бы устроиться, — это та, где платят два доллара в час. Вдобавок я бы сдохнул со скуки прежде, чем заработал десятку.
— Ты бы мог работать слесарем.
— Еще как! Власти с ног сбились, разыскивая квалифицированных воров-взломщиков, чтобы выдать им разрешение. А финансовые компании стоят в очереди за услугами бывших уголовников.
— Ты мог бы чему-нибудь научиться, Берни.
— Государство уже научило меня выбивать номера для машин и шить почтовые мешки. Ты здорово удивишься, но такие «спецы» на воле почти не требуются.
— Но ты же умница, Берни, все схватываешь на лету, у тебя ясная голова.
— Именно эти качества нужны взломщикам. Элли, у меня хорошая, спокойная жизнь — вот что ты никак не можешь понять. Я работаю две-три ночи в году, остальное время провожу как мне заблагорассудится. Чем плохо, скажи?
— Ничем.
— Ну вот. Столько лет ворую — зачем же мне что-то менять в своей жизни?
— Не знаю, но...
— Человек вообще не меняется, Элли.
Мы почти не разговаривали после этого обмена мнениями. Время тянулось, как средние века. Пока мы сидели, администрация успела сдать соседний номер не одному клиенту. Несколько раз в коридоре слышались приближающиеся шаги, мы замирали, думая, что это Брил, но отворялась соседняя дверь, и скоро за стеной начинали скрипеть пружины матраца. Потом скрип прекращался, и через некоторое время мы снова слышали шаги, только удаляющиеся в сторону лифта.
— Вот она, настоящая любовь! — заметила Элли.
— Прекрасно, что отель отвечает своему назначению. Отель-бордель.
— Да, проституток на улицах поменьше. А этот, последний, по-моему, слишком уж торопился, ты не находишь?
— Может, ему еще в контору надо было вернуться.
В конце концов приближающиеся шаги остановились не у соседней двери, а у нашей. Я затаил дыхание, быстро прокрался к двери и занял позицию, прижавшись к стене. Щелкнул ключ в замочной скважине, дверь отворилась, и — вот он, Весли Брил. Человек-груша с круглыми карими глазами, в которые мне ни разу не удалось заглянуть. Я застыл, сжавшись, готовый поддержать его, если он потеряет сознание, схватить, если захочет смыться, или двинуть хорошенько по морде, если вздумает применить силу.
Он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, а просто вытаращил глаза и проговорил:
— Роденбарр... Невероятно! Как ты меня нашел? И портье не сказал, что меня ждут.