Война Хонор

— Во всяком случае, — более оживленно продолжила она, — мы с Вилли согласились, что в казначействе нам нужен человек, которому будем доверять мы, а в министерстве иностранных дел — человек, которому будут доверять наши партнеры по Альянсу. А в Адмиралтействе нам отчаянно нужен человек, которому будут доверять и правительства, и флоты всех наших партнеров по Альянсу. Собственно говоря, мы решили, что это особенно важно, поскольку мы ещё только начинаем осознавать, какой ущерб сумел нанести нам Яначек. Неизбежны новые публичные разоблачения, и они отнюдь не повысят уверенности людей в нашем Флоте — или, если на то пошло, в его обороноспособности. Поэтому для нас крайне важно было поставить во главе Адмиралтейства такую фигуру, которой люди охотно доверятся. Поскольку вас не было под рукой, — королева ехидно улыбнулась, глядя на обалдевшую Хонор, — мы решили пригласить Хэмиша.

— Ну а я, — вставил Белая Гавань, — руководствуясь тем же принципом восстановления доверия к Адмиралтейству, вернул Тома Капарелли на пост Первого Космос-лорда, а Пат Гивенс — Второго. А управлять Бюро Вооружений, — его хитрая ухмылка стала очень натянутой, — Соню Хэмпхилл.

При этих последних словах Хонор всё-таки вытаращила глаза, и граф хихикнул.

— Полагаю, время от времени будет сказываться некоторое… хм… несходство характеров, — признал он. — Но нам с Соней пора перерасти нашу глупую вражду. Как вы некогда указали мне, сам факт того, что идею выдвинула именно леди Соня, ещё не означает автоматически, что идея плоха. А нам позарез нужно в самом ближайшем будущем как можно больше хороших идей.

— Боюсь, что это правда, — печально согласилась Хонор и, ещё глубже откинувшись в кресле, вздохнула. — Мне всё ещё трудно осмыслить случившееся. Как в той старой детской книжке времен до Расселения — про Страну чудес. До определенной степени я понимаю, что произошло у нас здесь. Но остальное… — Она покачала головой. — Я знакома с Томасом Тейсманом. Просто не могу понять, как всё это произошло!

— Это произошло потому, что они хевы, — сказала Елизавета.

Хонор почувствовала укол тревоги, ощутив холодную, бездонную ненависть, которая исходила от королевы при этих ледяных словах.

— Елизавета, — начала Хонор, — я понимаю, что вы чувствуете. Но…

— Не надо, Хонор! — резко сказала Елизавета. Она хотела добавить что-то ещё, быстро и гневно, но заставила себя остановиться. Сделала глубокий вздох. Когда она заговорила вновь, не требовалось эмпатических способностей, чтобы понять, каких усилий стоило королеве погасить в голосе все интонации, кроме спокойных и рассудительных.

— Я знаю, Хонор, что вы восхищаетесь Томасом Тейсманом, — сказала Елизавета. — Умом я даже могу это понять. И я полностью отдаю себе отчет в том, что вы обладаете… некоторыми преимуществами при оценке чьих-либо мотивов и искренности. Но в данном случае вы ошибаетесь.

Она хладнокровно встретилась с Хонор взглядом, и глаза её были как кремень. В этот момент Хонор поняла, насколько точно имя, данное ей древесными котами: в душе королевы Мантикоры жила несгибаемая сталь.

— Я готова даже признать, что как человек Тейсман, возможно, честен и прям. Я, разумеется, признаю его личную смелость и преданность своей звездной нации. Но факт остается фактом: так называемая «Республика Хевен» хладнокровно и систематично лгала с такими цинизмом и дерзостью, с которыми не сравниться даже Оскару Сен-Жюсту. Начиная от Причарт и Джанколы, все сверху донизу — включая вашего друга Тейсмана, — всё их правительство, без единого протестующего голоса, явило всей Галактике одно и то же уродливое, лживое лицо. Они лгали, Хонор. Лгали собственному народу, нашему народу, Солнечной Лиге. Бог свидетель, я сочувствую любому, кого так методично водили бы за нос, как водили хевов Высокий Хребет и Декруа! Я не обвиняю их за гнев и желание взять реванш. Но эта «дипломатическая корреспонденция», которую они опубликовали…

Елизавета заставила себя остановиться и сделать еще один глубокий вдох.

— У нас в архивах есть оригиналы их корреспонденции, Хонор. Я могу показать вам, где именно они убрали какие-то слова или внесли изменения — не только в своих собственных нотах, но и в наших. Все настолько последовательно, настолько тщательно, что может быть только следствием преднамеренного замысла. Они потратили не один месяц, готовя оправдание атаке на нас. Они рассказывают всей Галактике, что мы вынудили их осуществить нападение. Что они не имели намерения использовать свой новый флот в акциях военного возмездия и пустили его в ход только тогда, когда мы не оставили им другого выбора. Но даже барон Высокого Хребта не делал того, что они ему приписали. Они создали кризис на ровном месте. И я могу сказать только одно: хевы… остаются хевами.

Она стиснула зубы и яростно замотала головой, как раненый зверь.

— Они убили моего отца, — бесцветным голосом произнесла она. — Их агенты в Звездном Королевстве пытались убить Джастина. Они убили моего дядю, моего двоюродного брата, моего премьер-министра и канцлера Грейсона. Они пытались убить меня, мою тетушку и Бенджамина Мэйхью. Одному Богу ведомо, сколько мужчин и женщин моего Флота они уже перебили в этой новой войне, не говоря о том, столько они убили в последней. Похоже, не имеет значения, насколько благороден, честен или добронамерен тот, кто приходит к власти в этой помойной яме. Как только они приходят, нечто в самом механизме власти на Хевене превращает их точь-в-точь в таких же, что правили до них. Хевы. Пусть называют себя как угодно, Хонор, но они все равно хевы. И окончательно установить мир между ними и Звездным Королевством можно лишь одним способом. Другого нет.

Вечером того же дня Хонор второй раз в жизни очутилась в семейной резиденции графа и графини Белой Гавани. Пожалуй, этот визит был для неё ещё более трудным, чем первый.

Сейчас уже не надо было притворяться, и она была благодарна по крайней мере за это. Болезненная правда уже высказана. Больше не надо масок, самообмана или отказа принять реальность как она есть. Ушёл и гнев, ибо гневу их чувства были уже неподвластны. Но острые края остались. Хонор ещё только предстояло исследовать новую связь, новое ощущение ею Хэмиша — и опять она не могла обсудить это с ним. Но как ни великолепно было это ощущение, уже ясно, что оно было способно сделать боль бесконечно сильнее. Хонор знала себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что она не сможет жить с этим чувством и ничего не делать. Долго не сможет. И, обретя эту новую уверенность и способность намного глубже и отчетливее проникать в душу Хэмиша Александера, она узнала, что и он тоже не сможет.

Будь у неё хоть какая-то возможность отказаться от приглашения на сегодняшний ужин, не задев этим Эмили, Хонор непременно бы отказалась. Она не могла здесь находиться. Она не знала, где сможет находиться, но определенно не здесь. Тем не менее у неё не было выбора. Она пришла, и они с Хэмишем изо всех сил старались вести себя так, будто ничего не произошло.

Она считала, что у неё ничего не получилось, поскольку в первый раз за многие годы её эмпатия изменила ей, несмотря на все старания. Ей не удавалось прочитать эмоции Эмили Александер по той простой причине, что она не могла отделить себя от чувств мужа Эмили. Пока не могла. На это потребуется время, она знала, — много времени и не меньше усилий, — чтобы научиться приглушать и контролировать это новое интуитивное ощущение. Она способна это сделать. Если у неё будет достаточно времени и умиротворения, чтобы поработать с этим ощущением, она научится управлять его «объемом», так же, как в конце концов научилась управлять интенсивностью прежнего эмпатического восприятия. А пока ослепляющая яркость возникшего контакта с Хэмишем продолжала расти, набирать силу, и, пока Хонор не научилась её контролировать, вибрации этого чувства топили в себе мыслесвет любого присутствующего рядом человека. Она ещё не научилась. Не могла отделить себя от фонового сияния Хэмиша и от того, что будучи не в состоянии «дотянуться» до Эмили, чувствовала себя в каком-то смысле ослепленной, чуть ли не ущербной.