Страница 3 из 4
Он обдумывал мои слова никак не меньше минуты.
– Так это то, о чем вы меня попросили.
– Я знаю.
– Вы хотите заплатить мне дополнительные три сотни за то, чтобы я сказал правду?
– Если кто-то спросит.
– А спросят?
– Возможно. И будет лучше, если вы скажете правду так, чтобы она больше походила на ложь.
– Можете не волноваться, – вздохнул он. – Мне и так никто никогда не верит, чего бы я ни сказал. Я-то парень честный, но по внешнему виду этого не скажешь.
– Вы правы. Поэтому я вас и выбрал.
В тот вечер Холли и я принарядились и на такси отправились в «Пибоди». Тамошний ресторан назывался «Князь» и в меню значилась canard aux cerises,[5] что мне показалось просто кощунственным. Мы заказали запеченную рыбу. Холли сначала выпила два «Роб Роя», потом практически все вино, а на десерт – «Стингер». Я начал с «Кровавой Мэри», а закончил обед чашкой кофе. Словно пообедал в какой-то забегаловке, а не в роскошном ресторане.
Потом мы вернулись в мой номер, где она отдала должное шотландскому, пока мы разрабатывали стратегию наших завтрашних действий. Время от времени она отставляла стакан и целовала меня, но как только дело приближалось к самому интересному, тут же высвобождалась, закидывала ногу на ногу, брала карандаш и блокнот и тянулась к стакану.
– А ты у нас динамистка, – заметил я.
– Это не так, – оправдывалась она. – Просто хочу приберечь самое вкусное.
– Для свадьбы?
– Для торжеств по случаю нашего триумфа. Когда мы выполним задуманное. Ты будешь героем-победителем, а я брошу розы к твоим ногам.
– Розы?
– И себя. Я думаю, мы снимем номер в «Пибоди», и будем покидать его лишь для того, чтобы посмотреть на уток. Можешь представить себе, как они переваливаются по красному ковру и довольно покрякивают.
– А ты можешь представить себе, каково потом тем, кто должен чистить ковер?
Она притворилась, что не услышала моего вопроса.
– Хорошо, что мы не заказали утку. Как-то это не по-человечески, – взгляд ее остановился на мне. Выпитого ею хватило бы, чтобы свалить с ног шестисотфутовую гориллу, но глаза оставались ясными. – Ты мне очень симпатичен, Берни. Но я хочу подождать. Ты можешь меня понять, не так ли?
– Я бы тебя понял, если бы знал, что вернусь, – мрачно ответствовал я.
– Что ты такое говоришь?
– Приятно, конечно, быть героем-победителем, и найти тебя и розы у своих ног. Но, допустим, я вернусь на щите? Меня могут и убить.
– Ты серьезно?
– Представь меня на месте паренька, уходящего в армию после Перл-Харбора, Холли. А ты – его девушка, которая просит подождать, пока закончится война. Холли, а если паренек не вернется? Если его кости останутся на каком-то островке в далеких южных морях?
– Господи, – выдохнула она, – я даже не думала об этом, – она отложила карандаш и блокнот. – Ты прав, черт побери. Я – динамистка, даже хуже, – она расставила ноги. – Я бесчувственная и бессердечная. О, Берни!
– Так-то лучше, – отреагировал я.
Каждый вечер Грейсленд закрывается в шесть часов. В пятницу, ровно в половине шестого, некая Мойра Бет Каллоуэй отделилась от группы.
– Я иду, Элвис! – закричала она и на полной скорости рванула к лестнице. Перелезла через золоченую веревку и уже поднялась на шестую ступеньку, когда первому охраннику удалось схватить ее за руку.
Зазвенели звонки, завыли сирены, разверзся ад.
– Элвис меня зовет, – вопила Мойра Бет. – Я ему нужна, он меня хочет. Он любит меня нежно. Уберите ваши грязные руки. Элвис! Я иду, Элвис!
Из удостоверения личности, найденном в сумочке девушки, следовало, что Мойре Бет Каллоуэй семнадцать лет и она учится в горной академии святого Иосифа в Миллингтоне, штат Теннесси. Сведения эти не соответствовали действительности, потому что на самом деле ей было двадцать два года, она состояла в Актерской гильдии и жила в Бруклин-хейтс. И звали ее не Мойра Бет Каллоуэй, а Рона Джеллико. Я подозревал, что ранее, до Актерской гильдии, она носила совсем другое имя, попроще, но кому охота ворошить прошлое?
Пока сбежавшийся народ, как туристы, так и сине-белые сотрудники музея успокаивали Мойру Бет, пришел черед пары среднего возраста в биллиардной.
– Воздуха! – прохрипел мужчина, схватившись за шею. – Воздуха. Нечем дышать! – и он повалился, цепляясь за стену, задрапированную, как говорила нам Стейси, семьсот пятьюдесятью ярдами плиссерованной материи.
– Помогите ему! – закричала его жена. – Он не может дышать! Он умирает! – она подбежала к ближайшему окну и распахнула его, включив звонки и сирены тех систем сигнализации, что не отреагировали на рывок Мойры Бет.
Тем временем в Телевизионной комнате, выдержанной в желто-синих тонах униформы младшей группы скаутов, серая белка пронеслась по ковру и запрыгнула на музыкальный автомат.
– Посмотрите на эту ужасную белку! – истерично завопила женщина. – Пусть кто-нибудь ее поймает! Она нас всех убьет!
Ее страхи показались бы людям надуманными, узнай они, что бедный зверек прибыл в Грейсленд в сумочке женщины, и освободила она его, воспользовавшись переполохом в соседних комнатах. Но сие осталось неизвестным, поэтому толпу охватила паника.
В комнате Джунглей, где Элвис записал альбом "Плохое настроение", женщина упала в обморок. Ей заплатили деньги, чтобы она это сделала, но другие люди, по всему особняку, начали следовать ее примеру, причем по собственной инициативе. Когда же паника и суета достигли максимума, к Грейсленду подлетел вертолет и на несколько долгих минут завис над особняком.
Охрана Грейсленда проявила себя с самой лучшей стороны. Тут же два охранника вытащили из какого-то сарая раздвижную лестницу. Приставили ее к стене. Один остался внизу, второй забрался на крышу.
Вертолет в тому времени уже улетал и скоро исчез на западе. Охранник обошел крышу, но никого не нашел. Через несколько минут к нему присоединились еще двое. Тщательные поиски позволили обнаружить одну кроссовку, но ничего более.
На следующее утро, без четверти пять, я вошел в свой номер в отеле "Говард Джонсон" и постучал в дверь комнаты Холли. Никакой реакции. Я постучал еще раз, громче, вздохнул, взялся за телефонную трубку. Я слышал, как звенит звонок, а вот она, похоже, – нет.
Пришлось воспользоваться способностями, дарованными мне Господом Богом и открывать дверь без ее помощи. Она распласталась на кровати, одежда лежала там, где она ее бросала. Раздевалась она на ходу, следуя от телевизора, на котором стояла практически пустая бутылка шотландского, к кровати. Телевизор работал, и какой-то джентльмен в пиджаке спортивного покроя и улыбкой во все тридцать два зуба разъяснял, как можно получить денежный заем при помощи кредитной карточки и купить дешевые носки. Мне показалось, что занятие это куда более рискованное, чем грабеж особняков с использованием вертолета.
Холли никак не желала просыпаться, однако, когда я все-таки разбудил ее, с ней произошла разительная перемена. Секунду назад она что-то невнятно бормотала, а тут уселась на кровати, со сверкающими глазами, ожидая результатов.
– Ну что?
– Я отснял всю пленку.
– Ты туда пробрался!
– А ты как думала?
– И выбрался оттуда?
– Именно так.
– И фотопленка у тебя, – она радостно захлопала в ладоши. – Я это знала. Я сразу поняла, что обращаться надо к тебе. Какая же я умница! Теперь они обязаны дать мне премию и повысить по службе. Держу пари, что в следующем году мне дадут «кадиллак» вместо паршивого «шеви». Я попала в десятку, Берни, клянусь Богом, я попала в десятку!
– Это замечательно.
– Ты хромаешь, – заметила она. – Почему ты хромаешь? Потому что на тебе только одна кроссовка, вот почему. Куда подевалась вторая?
– Я потерял ее на крыше.
– Господи, – она поднялась, начала поднимать одежду с пола и одеваться, следуя тропой, которая прямиком привела ее к бутылке шотландского. Виски оставалось на донышке, и она его уговорила одним глотком.
5
Утка в вишневом соусе (фр.)