Страница 24 из 42
Потом я позвонил Каролин домой. Телефон молчал. Набрал номер Дениз, и подошедший Джаред сказал, что ее нет дома. Сделал звонок в «Салон для пуделей», услышал автоответчик, но мне не хотелось общаться с машиной, и я повесил трубку. Едва я отошел, зазвонил телефон. Я взял трубку, сказал «алло». Молчание. Я еще раз сказал «алло», но раздался легкий щелчок: на другом конце провода повесили трубку.
Ошибка. Или это тот, кто звонил мне вчера вечером. Или какая-нибудь бывшая подружка, решившая в последний момент, что ей не о чем говорить со мной. Может быть, кто-то хотел узнать, дома ли я.
Я взял зонтик и пошел к выходу. Телефон зазвонил опять. Я вышел и аккуратно запер дверь на все замки. Звонки провожали меня до самого лифта.
В итальянском заведении на Бродвее я заказал тарелку спагетти и большую порцию салата с растительным маслом и уксусом. Как-никак с самого утра ничего не ел, кроме кусочка торта и стакана молока у Абеля. Я испытывал голод, досаду, одиночество и усталость, и сейчас мог избавиться хотя бы от чувства голода. Взятое на десерт тортони, как всегда, оказалось менее вкусным, чем ожидаешь от блюда с таким заманчивым названием. Вдобавок я никогда не мог понять, что это такое – мороженое или охлажденный мусс. Зато от выпитых подряд четырех чашечек чернильного кофе «эспрессо» с добавкой нескольких капель анисовой настойки усталость как рукой сняло. К этому времени я почти забыл, что меня так раздосадовало. Не прошло только чувство одиночества, но с одиночеством можно жить.
Домой я шел под дождем. Луны не было видно, и я не мог узнать, есть вокруг нее ореол или нет.
Когда я вошел в свой подъезд, обычно флегматичный Арманд назвал меня по имени. Я сегодня уже дважды проходил мимо него, и он умудрялся меня не замечать. Он и Феликс – два сапога пара, оба сонные, вялые, а третий швейцар, дежуривший по ночам, взял себе за правило появляться на людях только под градусом. Их бы всех на месячную переподготовку на Восемьдесят девятую или Риверсайд-драйв.
Из кресла с цветастой обивкой навстречу мне поднялась женщина лет двадцати восьми с копной черных волос, спадавших ниже плеч. Суживающееся книзу лицо, похожее на опрокинутый треугольник, заканчивалось острым подбородком. Ее маленький рот горел глянцевой губной помадой, глаза были сильно обведены тенями, а на ресницы, если они свои, ушли килограммы химических удобрений.
– Мистер Роденбарр? Мне нужно поговорить с вами.
Ага, вот чем объясняется приветствие Арманда! Таким тонким способом он указал ей на меня. Надеюсь, его хорошо отблагодарили за услугу, потому что он только что вылетел из списка тех, кому надо сделать рождественские подарки.
– Слушаю вас.
– Я по важному делу. Ничего, если мы поднимемся наверх, к вам?
Она помахала своими фантастическими ресницами. Над ними виднелись две маленькие дужки, заменявшие Богом данные брови. Если бровь твоя вредит тебе, выщипли ее, как гласит переиначенное евангельское изречение.
Воистину она была живым воплощением «девушки моей мечты», как она рисуется воспаленному воображению подростка. Туфли на высоченных каблуках-шпильках с ремешком на лодыжке. Черные блестящие штаны, сидевшие на ней так плотно, что искусственная кожа, из которой они были сделаны, казалась ее собственной. Кроваво-красная блузка из переливающейся на свету синтетической ткани так туго обтягивала ее бюст, что это не позволяло ни на секунду забыть, что человек принадлежит к классу млекопитающих животных. Черная блестящая сумка. Свернутый черно-красный зонт.
Золотые клипсы. Изумрудные сережки, которые мы украли у Колкэннонов и продали Абелю, смотрелись бы на ее крошечных мочках потрясающе, и мне неожиданно подумалось, будто она хочет, чтобы я вызволил их для нее из квартиры Абеля.
– Ко мне? – неопределенно промычал я.
– Можно?
– А почему нет?
В замкнутом пространстве лифта меня всего обдало запахом ее духов – ароматом мускуса и пачулей, и этот смешанный запах одновременно возбуждал и отталкивал. Я не мог отделаться от ощущения, что она не надушилась, а так пахнет с самого рождения.
Кабина остановилась на моем этаже, дверцы раскрылись. Мы шли по узкому коридору, и мне казалось, что все соседи прильнули к глазкам, чтобы посмотреть, кого их жилец и взломщик привел к себе на ночь. Проходя мимо квартиры миссис Хеш, я как будто услышал, как она неодобрительно зацокала языком.
Ни в лифте, ни в коридоре мы не обменялись ни словом. У своей двери я с трудом удержался, чтобы не продемонстрировать свое искусство отпирать замки без ключей. Войдя, я засуетился, зажигая всюду свет и втайне сожалея, что не переменил простыни после Дениз. Моя гостья вряд ли стала бы возражать против того, чтобы лечь в постель, где недавно была другая женщина, но все же...
– Хотите выпить? – предложил я. – Что вам смешать?
– Ничего.
– Может быть, чашку кофе? Или чай? У меня есть обычный и цветочный.
Она помотала головой.
– Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Мы, кажется, незнакомы, и я не знаю, как вас зовут.
Я никогда не испытывал ничего подобного. Дешевка, пробу ставить негде и вместе с тем совершенно неотразима! Не припомню, чтобы какая-нибудь женщина так распалила меня. Мне хотелось стать на четвереньки и завыть.
Незнакомка не села и не сказала, как ее зовут. Лицо ее помрачнело, она опустила глаза и полезла в сумочку. Через секунду в руке у нее был пистолет.
– Сучий ты сын, – сказала она. – Стой там, где стоишь, а то я прострелю твою поганую башку!..
Глава 14
Я застыл на месте, и она не двигалась со своим пистолетом, нацеленным на меня. Рука ее вздрагивала, но не сильно.
Пистолет был не такой, каким целятся в сыщиков в кино – большой, похожий на пушку, с отверстием в дуле, как жерло. Он был маленький, как раз по ее руке. Только сейчас я заметил, какая красивая у нее рука, а ногти – точно такого же цвета, как блузка и губная помада. Пистолет, разумеется, был черный – плоский черный автоматический пистолет с коротким, не больше двух дюймов, стволом. В этой особе все было черное или красное. Наверняка ее любимые птицы – краснокрылый черный дрозд и алая танагра, а любимый писатель – Стендаль.
Зазвонил телефон. Она кинула на него быстрый взгляд и снова уставилась на меня.
– Мне лучше ответить, – сказал я.
– Только двинешься – стреляю.
– Может быть, это что-нибудь срочное. Что, если крупный выигрыш в телефонной лотерее?
Она прижала палец к спусковому курку, или мне это показалось, не знаю. Телефон продолжал звонить. Она больше не смотрела на аппарат, а я не мог отвести взгляд от пистолета.
Не люблю пистолеты! Пистолет – это небольшое хитроумное устройство, придуманное для того, чтобы убивать людей, а я принципиально против убийства. От пистолетов я нервничаю, стараюсь держаться от них подальше, и потому мало что смыслю в огнестрельном оружии. Мне, правда, известно, что у револьверов есть поворачивающиеся барабаны, чем они и удобны для «русской рулетки» и что автоматические пистолеты снабжены предохранительным механизмом, который в рабочем положении не дает нажать на курок и произвести выстрел. Наверное, мне был виден этот самый предохранитель в задней части ствола. Из книг я знал, что люди, привыкшие обращаться с оружием, часто забывают поставить его на взвод. Если бы я мог разглядеть, как он стоит, предохранитель, тогда, может быть...
– Он заряжен. Смотри, если чего задумал!
– Ничего я не задумал.
– Нет задумал, – сказала она, потом тихо охнула и щелкнула предохранителем. – Ну вот, теперь не рыпайся, понял?
– Понял. Не могли бы вы наставить эту штуку... куда-нибудь еще?
– Мне это ни к чему. Мне в тебя нужно стрелять.
– Зачем вы это говорите? – Телефон перестал звонить. – Вы меня не знаете, и я вас не знаю. Даже как вас зовут, не знаю.
– Это не имеет значения!
– Я просто подумал...
– Зовут Мэрилин.