Страница 10 из 42
– Но все равно – в один прекрасный день звонит телефон, и нам сообщают, что наш номер выиграл.
– Примерно так и будет.
Каролин подавила зевок.
– Я сначала думала, что надо бы отметить, но вот устала как собака. Господи, какая же утром голова будет с сахарного похмелья!
– Это что-то новенькое – сахарное похмелье.
– Ну да, столько пирожных.
– Думаешь, похмелье от сладкого будет?
– А от чего же еще? – Каролин сняла кота с дивана на пол. – Извини, дружище. Маме пора баиньки.
– Может быть, ты все-таки на кровати ляжешь, Каролин?
– Интересно, как ты поместишься на диване. Только если тебя сложить пополам.
– Как-то неудобно выгонять тебя из собственной постели.
– Берни, мы каждый раз спорим об одном и том же. Кончится тем, что в самом деле уложу тебя на диване, тогда узнаешь.
Так мы и улеглись: я – на кровати, не снимая трусов и майки, она – на диване, тоже в своем гигиеническом белье от доктора Дентока. Уби сразу же юркнул под бочок к хозяйке, а бирманец Арчи долго ходил вдоль стен по темной квартире, словно владелец ранчо, проверяющий ограду своего загона. Сделав несколько кругов, кот вспрыгнул ко мне на ноги и включил мурлыкательный механизм. Работал механизм отменно. Еще бы: кот всю жизнь тренировался.
Каролин выпила втрое больше меня, поэтому ей ничего не стоило заснуть. Не прошло и нескольких минут, как я услышал спокойное, мерное дыхание, а еще через некоторое время раздался нежный женский храп.
Я же лежал на спине, не смыкая глаз и запрокинув руки за голову, и мысленно перебирал события минувшего дня. Независимо оттого, сколько времени потребуется Абелю для того, чтобы сбыть наш никель, и сколько он за него выручит, дело сделано. И мы в полной безопасности. Ничто не обещало успеха, когда мы увидели, что до нас в особняке уже побывали посетители, но в итоге все сложилось как нельзя лучше. И добыча в верных руках, в надежном месте, если не считать второстепенной шагаловской литографии. Хозяева ее вряд ли хватятся в том хаосе, в каком они найдут дом. А если и хватятся, тоже не беда. Один экземпляр из серии в двести пятьдесят экземпляров. И кому придет в голову искать его у Каролин?
И все равно, проснувшись утром, я первым делом убрал Шагала в шкаф. Было половина десятого. Каролин уже поела, накормила котов и отправилась на свидание со шнаузером. Я тоже выпил кружку кофе с булочкой и сунул в шкаф, к Шагалу, дипломат с набором инструментов, чтобы не тащить его с собой в магазин. Солнце светило вовсю, воздух был чистый и свежий, и я был рад, что могу дойти до работы пешком, а не лезть в вонючую подземку. При желании я мог и пробежаться, белье, обувь подходящие, но зачем портить прекрасное утро? Я шагал бодро – вдох-выдох, вдох-выдох – и размахивал руками, потом поймал себя на том, что насвистываю. Только не помню, что.
В четверть одиннадцатого я открыл магазин, и через двадцать минут зашел первый покупатель – бородатый тип с трубкой. Он купил две книги по истории Англии. Затем еще трое-четверо взяли кое-что со стола с уцененной литературой, и поток посетителей схлынул. Без ущерба для дела я мог взяться за книгу, которую читал вчера. Старина Спенсер все так же выкладывался в физических упражнениях. В этот раз он проделывал жимы с перекладиной (понятия не имею, что это такое!) на универсальном тренажере (тем более).
Около одиннадцати в лавку вошли двое. Обоим под сорок, оба в темных костюмах и тупоносых башмаках. У одного были баки, длинноватые на мой взгляд, мог бы и подбрить. Он сразу же прошел в глубь лавки, а другой проявил неожиданный интерес к стенду с поэзией у входа.
В бумажнике у меня лежали тринадцать сотенных, полученных от Абеля, плюс тысяча, которую я всегда ношу при себе на случай, если придется откупаться. Но я рассчитывал, что их устроит выручка в кассовом аппарате. Я надеялся, что оттопырившийся пиджак у малого с бачками – это не пистолет, а если все-таки пистолет, то он не станет стрелять в меня. Я поспешно вознес короткую молитву святому Иоанну, покровителю книготорговцев, чье изображение в рамке висело в конторке со времен мистера Литзауера. Кому же еще молиться? Не Дисмасу же. Я сейчас не грабил, а торговал книгами.
Мне ничего не оставалось, как дожидаться, когда эти двое примутся за дело. И они не заставили себя ждать. Тот, что с бачками, шел ко мне из глубины лавки, второй двинулся от стенда с поэзией, не выпуская из рук книжку стихов Роберта Сервиса. Передо мной мелькнуло странное видение: один стреляет в меня, а другой декламирует в это время «Кремацию Сэма Макги».
Они приблизились к прилавку одновременно. Любитель поэзии сказал:
– Ты – Роденбарр? Бернард Роденбарр?
Я не стал отпираться.
– Бери пиджак. Поедем в Управление, есть разговор.
– Слава Богу! – облегченно вздохнул я.
Как вы уже догадались и как я должен был догадаться прежде вас, это были не грабители, а полицейские. Хотя стражи порядка иногда тоже занимаются грабежом, они это делают под дулом пистолета. Терпеть не могу находиться под дулом пистолета!
– Смотри-ка, – сказал тот, что с бачками. – Он рад нас видеть.
– Ну да, – кивнул другой, – а то мучился неизвестностью.
– Точно. Да еще совесть бедного мучила, всю ночь ворочался.
– Вот-вот, Фил. Ведь парень как парень. Ну, подворовывает по малости, тоже работенка, зато ничего такого за ним не числится. Значит, поддается исправлению. И вот нате вам – связался с каким-то психом.
– Тут ты попал в самую точку, Дэн. Все от дурных дружков идет.
– Дружки всегда виной – это факт. Но из дерьма все равно вылазить надо. Свалить все на сообщника, натурально назвать его, представить доказательства и ходатайствовать, чтобы обвинение было помягче. Спорю, что ему и светит-то всего три годика. Это при ловком адвокате и примерном поведении.
– Точно, Фил. Три, ну, от силы четыре. Ты не хочешь запереть свою лавку, Берни? Управление не в соседнем дворе.
Туман постепенно рассеивался. Я так обрадовался, что меня не грабят, что прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, что меня арестовывают. Конечно, это тоже не сахар, но все же.
Они говорили так, будто меня не было рядом, но яснее ясного, что именно я был героем этого веселенького диалога между Филом и Дэном (Фил – это тот, который с бачками, а Дэн – любитель поэзии). Милая сценка разыгрывалась так, чтобы у меня душа ушла в пятки, то бишь в «пумы».
Должен признаться, что сценарий сработал.
– А в чем, собственно, дело? – выдавил я.
– Кое-кто хочет поговорить с тобой, – ответил Дэн.
– О чем?
– О небольшом визите, который ты нанес ночью в дом на Восемнадцатой улице, – сказал Фил. – Незваным гостем.
«Черт, – подумал я. – Как они нас выследили?» Внутри у меня все похолодело. По опыту знаю, до чего неприятно, когда тебя обвиняют в преступлении, которое ты действительно совершил. Меньше оснований для справедливого негодования.
– Ну, двигаем, – сказал Дэн, кладя книжку стихов на прилавок. «Вот если бы его фамилия была Макги и Фил пальнул бы в него!» – подумал я.
– Только что открыл магазин, и вот закрывай! – бурчал я. – Это что, арест?
– Хочешь, чтобы был арест?
– Да нет, не особенно.
– Если добровольно поедешь, обойдемся без формальностей.
Это по совести и по закону. Фил помог мне втащить внутрь стол с уцененной литературой, из чего я заключил, что Дэн выше него по чину. Я запер дверь, опустил железные створки. Каждое мое движение сопровождалось ехидными шуточками насчет того, что взломщик запирает свое собственное хозяйство и если забудет ключи – не беда. Очень смешно, скажу я вам, животики надорвешь.
За углом стояла обычная сине-белая полицейская машина. Фил сел за руль, а мы с Дэном – на заднее сиденье. Через пару кварталов я осмелел.
– А в чем все-таки меня подозревают?
– Как будто не знаешь.
– Как будто не знаю. И действительно не знаю. Уж сделайте одолжение, скажите, какое обвинение.
– Гляди-ка, Фил, он еще права качает, – сказал Дэн. – Чувствуется бывалый «медвежатник». Сначала для виду струхнул, а теперь форс держит. – Он обернулся ко мне. – Какое обвинение? Обвинение – это когда производится арест, разве не знаешь? А ты не под арестом.