Тысячелетие

Мы брели, словно мрачные туристы, по развалинам, время от времени останавливаясь и пытаясь опознать наиболее крупные обломки.

Меня лично больше всего волновали СЗПД и РС, знаменитые черные ящики. Обойдя круг, мы вернулись к хвостовой секции. И как раз вовремя: рабочие только что нашли речевой самописец и, осторожно спустив его вниз, передали кому-то из стоящих на земле людей. Роджер радостно улыбнулся.

Я тоже был рад, но второй самописец более важен.

Новые модели СЗПД- чертовски умные машины. Старенькие регистрировали всего шесть показателей: скорость воздушного потока, компасный курс, высоту и так далее. Записи делались иголками на металлической фольге. Но на 747-м была одна из новейших моделей, которая записывала сорок различных параметров на магнитную ленту. Так что самописец поведает нам обо всех подробностях, начиная от положения закрылков и кончая скоростью вращения и температурой двигателей. Новые СЗПД превосходны во всем, кроме одного: они не такие прочные, как старые машины с металлической фольгой.

Мы с Томом поболтались поблизости, пока рабочие не вытащили второй самописец, а потом собственноручно погрузили оба ящика. Роджер своей помощи не предлагал, да я и не ждал ее. Вертолет, прилетевший обратно, забрал нас с собой к месту крушения «десятки».

Когда мы вернулись в аэропорт, уже всходило солнце.

На сей раз мы прошли через задний вход, и охрана сумела оградить нас от прессы. Нам показали отведенные для нас в здании Оклендского аэропорта помещения. Их было несколько: небольшая комната для высшего начальства, то есть для меня и моих ребят, средних размеров зал для вечерних совещаний, где все специалисты, вызванные нами для расследования, будут собираться вместе и обмениваться информацией, и, наконец, большой зал для пресс-конференций. Последние меня не волновали. Будем надеяться, скоро сюда заявится К.Гордон Петчер, пусть он ими и занимается. Чтобы на экранах телевизоров в шесть часов вы увидели его фотогеничную физиономию, а не мою, небритую и помятую.

Я проверил аппаратуру, познакомился со связистами из «Юнайтед», «Панам» и администрации аэропорта и еще раз увиделся с Кевином Брайли. Куда более жизнерадостный, чем во время нашей первой встречи, он уронил мне в ладонь пару ключей.

— Один от машины, другой от номера в отеле, — сказал он. — Машина на стоянке Герца, а номер в гостинице «Холидэй», примерно в миле отсюда. Съедете с аэропортовской подъездной дороги…

— Черт возьми, Брайли, я как-нибудь найду гостиницу. Их обычно не очень-то и маскируют. Вы прекрасно поработали. Простите, что так набросился на вас ночью.

Он взглянул на часы.

— Сейчас 7.15. Я сказал репортерам, что вы поговорите с ними в полдень.

— Я? К дьяволу, это не моя работа! Где Горди?

Парень явно не понял, о ком идет речь.

— К. Гордон Петчер. — Опять недоуменное молчание. — Член комитета. Ну, знаете, есть такой Национальный комитет по безопасности…

— Ах да, конечно. Конечно.

Брайли провел ладонью по лбу и, как мне показалось, тихонько вздохнул. До меня вдруг дошло, что парень устал не меньше моего. А то и больше: я ведь и дома соснул пару часов, и в самолете. По местному времени крушение произошло в 21.11, так что он, скорее всего, вообще глаз не сомкнул.

— Мистер Петчер звонил, — сказал Брайли, — и велел передать, что будет здесь только к вечеру. Он сказал, что вы сами можете провести небольшую пресс-конференцию.

— «Он сказал»… Черта лысого я буду проводить! У меня своей работы до хрена, Брайли. Мне некогда улыбаться в эти долбаные камеры! — Я осознал, что опять ору на беднягу-стрелочника, в то время как орать мне следовало на Петчера. — Извините. Послушайте, дозвонитесь ему и скажите, чтобы он скорее вылетал. Когда дело доходит до говорильни, он у нас главный по улыбкам. Конечно, формально Горди руководит всей операцией, но в самолетах он ни хрена не разбирается и прекрасно об этом знает. И еще он знает, что без меня и моих ребят, если мы не накачаем его информацией, он будет выглядеть дурак-дураком… Так что за все практические вопросы в течение следующих двух недель здесь отвечаю я. Но он мог бы сделать свою часть работы- вежливенько отдать себя на растерзание джентльменам из треклятой прессы. Все равно он больше ни на что не годен.

Брайли бросил на меня испытующий взгляд, очевидно желая угадать, взорвусь я сейчас или нет.

— Вы не думаете, что лучше бы вам самому с ним поговорить?

Я усмехнулся.

— Я бы с удовольствием. Но придется все же взять вас в посредники. Мне с ним в Вашингтоне придется и дальше вариться в одном котле, а вы тут, на побережье, в безопасности. А теперь скажите мне- куда сгребают металлолом?

— У «Юнайтед» есть ангар на северной стороне поля. Туда все и стаскивают.

— А «Панам»?

— Они арендуют часть ангара у «Юнайтед». Так что оба самолета будут вместе.

— Хорошо. Сподручнее для работы. А тела куда?

— Простите?

— Трупы. Куда девают трупы?

Похоже, я снова привел его в замешательство. Брайли занервничал:

— Ну, наверное, их куда-то складывают, но я…

— Не переживайте. Вы не можете сделать все. Я сам найду.

Я похлопал его по спине и посоветовал немного поспать, потом оглянулся в поисках Тома. Том разговаривал с человеком, чья внешность показалась мне знакомой. Я подошел к ним.

Том начал было представлять нас друг другу, и тут у меня в памяти всплыло полузабытое имя.

— Ян Карпентер, верно? Профсоюз авиадиспетчеров?

Он поморщился при слове «профсоюз»: авиадиспетчеры создали новое объединение, но они до сих пор весьма чувствительны и постоянно помнят о том, что в общественном мнении котируются ниже сенаторов и дуболомов-конгрессменов. Что, на мой взгляд, чертовски несправедливо. В моей личной иерархии авиадиспетчеры стоят даже чуть выше пилотов- почти не уступающих по клановой замкнутости полицейским и врачам, — и уж конечно несравненно выше надутых председателей профсоюзов.

— «Ассоциация», если вы не против, — сказал он, стараясь свести все к шутке. — А вы Билл Смит. Я слыхал о вас.

— Да? Кто из диспетчеров вел самолеты во время аварии?

Он опять поморщился.

— Хотите знать, что я о вас слыхал? Я слыхал, что вы любите брать быка за рога. О'кей. Парень по имени Дональд Джанс. Предвосхищаю ваш вопрос: он не новичок, но и ветераном я бы его тоже не назвал.

Мы смерили друг друга взглядами. Возможно, он догадывался, о чем я думаю; я, во всяком случае, прекрасно представлял, какие мысли вертятся у него в голове. Он не хотел, чтобы аварию свалили на авиадиспетчеров, и он боялся, что я считаю их легкой мишенью. Не секрет, что в комитете уже давно недовольны состоянием авиационно-диспетчерской службы. Прошли годы после массовых увольнений, но наладить воздушно-транспортную сеть в стране так и не удалось. Не знаю, что вы там слышали или читали по этому поводу, я знаю одно: мы до сих пор натаскиваем людей, чтобы заткнуть дыры, образовавшиеся после забастовки профсоюза авиадиспетчеров, а в университетах такой специальности не учат. Диспетчеры обучаются прямо на рабочем месте, и в наши дни их сажают на горячий стул гораздо быстрее, чем было принято раньше.

— Где Джанс?

— Дома. Его накачали транквилизаторами. Разумеется, он жутко перенервничал. Я слышал, как он говорил, что собирается найти адвоката.

— Разумеется. Вы можете доставить его сюда часа через два?

— Это приказ?

— Я не уполномочен отдавать вам приказы, Карпентер. Это просьба. Он может захватить с собой адвоката, если захочет. Вы знаете, что рано или поздно я обязан с ним поговорить. И вы знаете, как рождаются слухи. Если ваш парень ни при чем- а мне почему-то кажется, что вы не считаете его виновным, — так давайте я выслушаю его историю, и дело с концом.

Том все время пытался поймать мой взгляд. Я наконец посмотрел в его сторону, и он тут же перехватил нить беседы:

— Ян, мы на девяносто девять процентов уверены, что проблема тут не в самолетах. Погода тоже отпадает. Вы же слышали, какие кругом ходят разговоры. Вы же знаете: говорят, это ошибка пилота, ошибка диспетчера или… ошибка компьютера. Чем быстрее вы привезете своего парня, тем быстрее мы разберемся, кто прав, а кто виноват.