Страница 6 из 35
Я съел яичницу с ветчиной, выпил чашку растворимого кофе, вымыл посуду в океане, вытер, отнес в хибару. Картонку из-под яиц бросил в костер, подождал, пока она сгорит. На внутренней стороне двери висел лист со сводом законов, и я прочел его от первой до последней строчки. Это вошло у меня в привычку. Хотя сам лист пришлось менять несколько раз, заповеди изменений не претерпели. Я переписывал их слово в слово. Свод законов, составленный на борту самолета, превратился для меня в догму. И я строил жизнь в полном соответствии с выведенными мною десятью заповедями.
Переваривая завтрак, я прочел главу из очередной книги. Называлась она «Жизнь великих композиторов». В то утро я познакомился с жизнью Роберта Шумана. Узнал, что к тридцати четырем годам он боялся высоты, ненавидел металлические предметы, в том числе и ключи, испытывал стойкую неприязнь к наркотикам. А в ушах у него постоянно звучала нота ля. На протяжении двух лет. Этим подробности жизни Шумана не исчерпывались, но все остальное быстро забылось.
Я положил книгу на переносной холодильник. Снаружи царили тишина и покой, но стало теплее, Я трижды обежал вокруг острова размером с футбольное поле, но со скругленными углами. Обычно я пробегал шесть кругов, то есть примерно милю, а затем переходил к приседаниям и отжиманиям, но в те дни, когда пополнял запасы, ограничивался тремя кругами. Мой остров находился в полумиле от Машрум-Ки, так что гребля успешно заменяла и приседания, и отжимания.
На последней сотне ярдов я ускорился, но дыхание у меня даже не участилось. Я ополоснулся в океане, высох на солнце, а затем начал собираться. Мой денежный пояс был закопан в десяти ярдах от хибары. Я вырыл его, стряхнул песок, застегнул пояс на талии. Надел трусы, рубашку, брюки из хлопчатобумажной саржи, носки и ботинки. Одевался я, лишь отправляясь в магазин или когда холодало. Последнее случалось крайне редко. Поэтому я рассчитывал, что моего ограниченного гардероба мне хватит надолго. Я забросил в океан леску с крючками, насадив на них остатки пойманной днем раньше рыбы, и, используя в качестве зеркала сковородку, пригладил волосы и бороду. Бриться смысла не имело, парикмахерских поблизости не было, но я не хотел, чтобы меня принимали за дикаря. Лишнее внимание противоречило ничегонеделанию.
Я бросил весла в маленькую, выкрашенную в красный цвет плоскодонку и стащил ее на воду.
– Дюжина яиц и все необходимое? – Эту фразу я слышал от Клинтона Мэки каждый шестой день. Не менялась даже интонация, не говоря уже о словах. Этим он мне и нравился. На Машрум-Ки и окрестных маленьких островках жило человек двести, но разговаривал я только с Мэки, его женой и дочерью. А когда человек разговаривает с кем-либо практически раз в неделю, приятно знать наперед, что тебе скажут.
– Начнем с дюжины яиц.
– Дюжина – значит двенадцать, прямо из-под курочек. – Он положил на прилавок картонку с яйцами. – Готов поклясться, что ты от солнца не прячешься. Должно быть, там, где ты живешь, оно светит круглые сутки – и днем, и ночью. Если ты станешь еще чуточку темнее, мне уже не придется решать, обслуживать тебя или нет. Федеральное правительство не оставит мне выбора. Если ты станешь еще темнее, мне прикажут тебя обслуживать.
Этот монолог также повторялся каждый раз.
– Сосиски? Два фунта?
– Так точно.
– Апельсины?
– Запас еще не иссяк.
– Масло для жарки?
– Немножко осталось.
– Сигареты? Черт, что это я, ты же не куришь! Или закурил после нашей последней встречи?
– Еще нет, Клинт.
– Потому что Бог сказал – нельзя. – Когда я впервые появился в его магазине, Клинтон Мэки пытался обсудить со мной текущие события. Политику, инфляцию, мировую обстановку. Я оборвал его, признавшись, что человек я глубоко верующий, не признаю радио и газет и не хочу знать, что творится вокруг. Упомяни религию, и твои причуды воспримут как должное. Теперь при моем появлении он даже выключал свой радиоприемник.
– Леску, крючки, что-нибудь для рыбалки? – Я покачал головой. – Наживку? Да ты же используешь в качестве наживки рыбу, так? Ловится хорошо?
– Грех жаловаться.
– Виски? Кварту кукурузного, которое так мило Господу нашему, поскольку продукт натуральный. – Как вы понимаете, религия у меня была специфическая. – Высшего класса предложить не могу, но все получше, чем в последний раз.
Две порции спиртного до обеда, ни капли больше, напомнил я себе.
– Что-то у меня еще осталось. Пожалуй, возьму пинту[2].
– Бутылку не привез? Конечно, в ней ведь еще что-то плещется. А кварту возьмешь? Видишь ли, со всем нет пинтовых бутылок. Если хочешь, вылью из одной содовую.
– Пойдет и кварта.
– И вода, разумеется. Три галлона[3]? Четыре?
– Три.
– С консервами разберись сам.
Я подошел к полкам с консервами, отобрал то, что хотел, затем достал из мясного холодильника пару свиных отбивных и бифштекс. Клинт продолжал.
– Нитки? Бечевка? Рукоятка для топора, точильный камень, спички, бинты, йод? Кофе? Зубная щетка, зубная паста, пластырь? Батарейки, аккумулятор? Я перечислил все необходимое? Ты сам сказал, дюжину яиц и все необходимое. Я ничего не забыл? – И сам же добавил: – Пару новых книг. Взгляни на полку, пока я буду все это паковать.
Интересующих меня книг я не нашел. Беллетристику я давно уже не читал. Обе познавательные книги, что стояли на полке, мне не показались. Одна – по философии, которую я относил к беллетристике, вторая – по атомной физике. Просмотрел пару страниц и понял, что для меня это слишком сложно. «Жизнь великих композиторов» я не дочитал еще и до половины. Книгу по истории Австралии и Новой Зеландии даже не открывал.
– Когда в следующий раз приедет книготорговец, закажи ему словарь в мягкой обложке.
– Черт, он же был у меня на днях. Ты в прошлый раз просил заказать словарь, да я забыл. Теперь буду помнить.
Не знаю, почему я хотел приобрести словарь. Для меня не составляло труда догадаться, что означают слова, которых я не знал.
Клинт помог мне перенести покупки в лодку. Я вытащил ее на берег в нескольких десятках ярдов от его магазина. Мы перенесли все в два приема и заполнили маленькую лодку коробками и пакетами.
– Места осталось только для тебя, – прокомментировал Клинт. – Готов спорить, осадка у нее будет больше, чем по пути сюда.
Эти фразы он произносил всякий раз.
– Тогда до встречи.
– До встречи.
– О словаре буду помнить. Извини, что в этот раз забыл. Больше такого не повторится.
– Если вспомнишь – хорошо. Если забудешь – не волнуйся.
– Кто волнуется, у того выпадают волосы. – Так Клинтон шутил. Волос на его голове было не больше, чем на любом из дюжины яиц, которые я увозил с собой. – Греби осторожнее, не перевернись.
Лодка действительно осела, другого и быть не могло, но по-прежнему легко рассекала воду. Клинт вернулся в дом, а я ритмичными гребками погнал лодку к моему острову. Солнце в зените, море синее и спокойное. До чего хорошо жить! Просто жить, не делая ничего другого.
На мой маленький остров я попал точно так же, как попадал туда плавник: принесло с приливом. В Майами мне совсем не понравилось. Люди, шум, музыка. Снаружи жарко, внутри, где кондиционированный воздух, холодно. Я провел там очень плохую неделю. Та неделя и не могла быть хорошей, но в Майами мне стало совсем плохо.
В итоге я отправился на Ки-Уэст[4]. Не понравилось мне и там, хотя остров мог дать Майами сто очков вперед. Я сравнил Майами и Ки-Уэст, определил, в чем преимущества второго перед первым, и сразу понял, что же мне нужно.
Поначалу, однако, я двинулся не в том направлении. Решил, что идеальный вариант – купить маленькую яхту и плавать на ней, куда прикажет моя душа. Я даже приценился к некоторым и понял, что могу позволить себе такую покупку.
2
Пинта – 0,48 л, кварта – 0,95 л.
3
Галлон – 4,546 л.
4
Последний остров в цепи коралловых островов и мелей, протянувшихся к юго-западу от южной оконечности полуострова Флорида, которые образуют единый барьерный риф, названный Флорида-Кис. От побережья Флориды до Ки-Уэст проложена автомагистраль.