Жиголо

Естественно, в подобных случаях любые спецслужбы не любят оставлять свидетелей - свидетелей их побед или поражений. Уверен, мы с Анечкой подлежим уничтожению. Таков закон жанра. Единственный наш шанс к спасению тетрадь академика. Если её обнаружим первыми, то условия диктовать будем мы.

А пока вперед, сержант, во мрак ночи. Прочь из аномальной зоны, над которой бесцельно висят неуклюжие тяжелые вертушки. Можно ли дубинками сражаться против легкой энергии космоса? Вопрос излишний.

Вероятно, это нас и выручало - спецслужбы были слишком заняты неуловимым НЛО, и наш "Москвич" под шумок сшибки выбрался на скоростную трассу.

- Что происходит, Дима? - спрашивала девочка. - Они сошли с ума? Почему стреляют? И куда мы едем?

- Много вопросов, родная, - отвечал я. - Стреляют, потому что дураки. А едем мы в Луговую, - и пояснил, что есть такой деревенский поселок под Москвой, где нас никто не найдет.

Услышав это, девочка удивляется: почему мы должны скрываться, Дима? Переведем дух, улыбаюсь, и начнем все сначала. Ты о чем? О том, что нам надо найти тетрадь твоего деда и её уничтожить. Уничтожить?

- Да, - отвечаю. - Ты же не хочешь, чтобы из нас делали идиотов, а души пустили в распыл?

- Не хочу.

- И я не хочу, - и услышал подозрительный хрип в моторе нашего драндулета. - Приехали, - глянул на щиток приборов. - Бензин-то йок, хозяйка!

Вот так всегда: судьба всего человечества зависит от канистры нефтепродуктов. Что делать? Ловить попутную на ночной трассе можно только с базукой в руках. И я выворачиваю руль на проселочную дорогу, исчезающую в лесном массиве. Чихающий мотором "Москвич" катит под защиту деревьев и наконец останавливается. Мы с Анечкой слушаем тишину - она мертвая; такое впечатление, что мы угодили в первый день создания Богом жизни на Земле.

Потом раздается характерный комариный зуд. Черт подери, этого я не предусмотрел! С проклятиями хлопаем себя по щекам и выбираемся из машины. Я успокаиваю спутницу: дело она имеет с диверсантом, и через несколько минут крепкий дым от костра делает нашу походную жизнь более удобной и уютной.

- Они хотят только тетрадь? - спрашивает девочка, освещеная неверным пламенем костра.

- И тетрадку тоже, - отвечаю. - И лучше будет, - повторяю, - если мы найдем её первыми.

- В квартирах её нету, - рассуждает Анечка. - В лаборатории тоже.

- А мог дед передать кому-нибудь? Приятелю? Э...э... э.. знакомой?

- Не думаю, - девочка задумчиво смотрит в костер и рассказывает эпизод двухдневной давности: она пришла в гости, когда дед говорил по телефону, именно тогда и услышала фразу о дьяволе, которого прислали по душу академика; так вот после телефонной беседы Алексей Алексеевич сообщил внучке, что он нашел решение проблемы по реактору античастиц и элементу 115, но пока не будет его обнародовать по некоторым своим соображениям. Тогда Аня спросила: а если найдут расчеты? Не найдут, дети сатаны, весело отвечал дед, ума не хватит, а у тебя, любовь моя, хватит, просто помни: "Старый конь борозды не портит".

- "Старый конь борозды не портит", - повторил я. - И что потом?

- Дед попросил отвезти его в Центр, - пожала плечами Анечка. - И мы поехали.

- На "Москвиче"? - кивнул в сторону темнеющей груды металла.

- У меня пока нет "Мерседеса", - чуть капризно проговорила девушка. А что такое?

- "Старый конь борозды не портит", - повторил я снова и, вытащив из костра головешку, отправился к дряхленькой колымаге, напоминающей по своим физическим кондициям именно вышеупомянутое животное.

Анечка не понимала моих действий. Я же, слушая её рассказ, вдруг осознал, что академик дал через известную пословицу знак - нам. Но самое главное: ЗАЧЕМ ЕМУ ЕХАТЬ НА РАБОТУ В СТАРОМ РАЗБИТОМ ЖЕЛЕЗНОМ КОНЕ?

Прорывая тоталитарной головешкой бархатную занавес ночи, я приблизился к "Москвичу". По утверждению Анечки, академик сидел на заднем сидении. Я открыл дверцу и принялся тормошить кожаное сидение. Под ним и в нем самом ничего не нахожу. Я чертыхаюсь: ошибся, сержант? Как же так? Не может быть? Присев, запустил руку под резиновые коврики и... есть! Она, тетрадка! Обыкновенная школьная, чуть ли не с клеенчатой обложкой малинового цвета.

Мама моя родная! Кому расскажи, не поверят, что в ней заключена формула, которая способна угробить всю нашу цивилизацию. Нет, нельзя перескакивать через века, эпохи и социальные формации. Как показывает история человечества, это чревато.

К костру возвращался победителем, держа над головой тетрадь; так, наверное, питекантроп возвращался с долгожданной добычей в стойбище.

- Ур-р-ра! - закричала Аня и, прыгнув, повисла на мне.

И мы закружились вокруг костра в торжествующей и яростной пляске. Наши беспорядочные тени плясали на кустарниках и деревьях. Прикормленный сухим хворостом костер разгорался до темных до небес, выбрасывая туда космато-огненные кометы. Наш танец был танцем первобытных людей, сумевших отстоять свою территорию от нашествия врагов. Я видел счастливое лицо Анечки, оно покрывалось каплями золотого пота, я видел её губы, они жадно хватали ночной воздух, я видел её глаза, в них отражалась наша искореняя искрящаяся любовь...

Да, мы были счастливы, как могут быть счастливы люди в несчастливой стране. Несчастливой? Нет, страна, где есть хотя бы двое таких, как мы, уже имеет другое качество.

Именно сейчас, именно в этом медвежьем углу решается судьба нашей родины: либо мы будем жить вечной жизнью, либо отдадимся на откуп тем, кто мечтает поставить тавро на наши святые души.

Пафосен? Не спорю! Но имею на это право: в моих руках будущее планеты. И от моей воли зависит ход истории. От осознания этого факта можно окончательно спятить. Хорошо, что моя голова крепка, как бронь Т-34. Ничего её не берет: ни кирпичи, ни эксперименты, ни мысли, похожие на бронебойные снаряды.

- А что будем делать с тетрадкой? - спросила Анечка, когда мы закончили наш безумный танец победы.

- Надо, - ответил я, - подумать

И мы сели у костра - мы сели у огня, от которого зародилась вся наша планетарная жизнь, и открыли тетрадь. На первой странице увидели эпиграф, написанный крупным полудетским почерком: "Спорьте, заблуждайтесь, ошибайтесь, но, ради Бога, размышляйте, и хотя криво, да сами".