Жиголо

- Славик, чтобы жизнь твоя в пластмассовом ведре, - пили мы за будущего гражданина Америки, - была, как в сказке.

- А вы тут, в цинковом, - желали нам, - держитесь.

- Хип-хоп! - верили в свое фартовое грядущее.

Шумный приход Мамыкина отвлекает от пустых мыслей. Ну как, аника-воин, готов к труду, и радостно потирает руки. К какому труду? Ну привет, мой свет, возмущается друг, прочисти, Димыч, мозги светлой и вспомни день вчерашний.

Совет был кстати: не покидало ощущение, что по мне всю ночь тюзил траками Т-90. Мы хватили грамм по сто и мир приобрел более радужные оттенки.

- И что вчера? - поинтересовался я. - Ничего не помню, правда. Раечку помню и её стриптиз на столе помню, а больше не помню.

- Ну ты, служивый, даешь, - возмутился Веничка. - Кто вчера всем плешь проел: хочу работать-хочу работать.

- Работать? Зачем?

Мой товарищ в лицах напомнил, что я был неприятно настойчив и, напиваясь, как свинья в тельняшке, успел измучить всех требованием трудоустроить на хлебное местечко, где бы добрая копейка в карман катила и душу не воротило.

- А? - припомнил свои мутные требования по трудоустройству. - И что?

- Как что? Вперед - в частное охранное агентство "Олимп"! Там у меня дядька работает. Камень-Каменец, что кремень, ему солдаты хорошие нужны.

- Камень-Каменец?

- Это такая фамилия, Дым, - объяснил. - Не бойся, не обделит солдатика.

- Э, нет, - запротестовал я. - Никаких подвигов по защите частного капитала. Это добром не кончается.

- Ты про что?

- Не хочу быть бобиком, Мамыкин.

- А кем хочешь быть?

- А черт его знает, - признался и предложил выпить, чтобы просветлить мысли до состояния воздушных потоков.

Без промедления мы использовали родную в качестве смазки для скрипящих от напряжения мозгов и скоро повели поиски в нужном направлении.

- Вот скажи честно, Жигунов, чего ты больше всего любишь?

- Родину, - отвечал я не без пафоса, - а что?

- Не-не, мы её все любим, а вот чего ты хочешь?

- Сейчас или вообще?

- Ну... вообще, - и круговым движением руки чуть не сбил бутылку со стола.

- Чтобы не было войны, - твердо ответил я. - И не махай крылами, не птица.

- Курица - не птица, баба - не человек, - вспомнил мой друг.

- Вот её и хочу, - потянулся от удовольствия жизни.

- Кого? - удивился Мамыкин.

Я посмеялся: эх, Венька-Венька, прост ты, как залп "Шилки", накрывающей метеоритным смертоносным дождиком двадцать га с гаком. Не обращая внимания на мое легкомысленное состояние, Мамин задумался.

Дружили мы давно и были как братья. Правда, Венька был мал ростом, конопат и отличался иезуитским умишком. Видимо, природа решила наградить его хитростью, чтобы компенсировать хилые мышцы на декоративном скелете. Подозреваю, и дружить начал он по причине корыстной: я рос крупным бэбиком, а увлечение спортом формировали фигуру в решительную, способную всегда постоять за себя - и не только за себя. Любил пошкодничать Мамыкин, вот в чем дело, и в случае опасности...

После мы выросли и я заметил, что моему другу ужасно нравятся женщины с волосатыми ногами. Волосатые ноги, утверждал мой товарищ, признак темперамента и аристократизма. Когда встречал на улице женщину с волосатыми ногами, как у бразильской обезьянки, то его плебейская плоть бунтовала и он покорно брел за породистой аристократкой, нюча:

- Ну дай, ну дай, ну дай!

Он страдал от женщин, он их любил и ненавидел, раб щетинистой растительности на их ногах.

И я его хорошо понимал: однажды в гарнизоне мне встретилась такая затейница, она была повариха и патриотка, и выстригла там, где выше, пятиконечную звезду. И регулярно спрашивала, лежа на столе для резки мяса: надеюсь, тебе приятна моя звезда? (Хотя, признаться, использовала совсем другое словцо, но близкое по звучанию.) И я был вынужден хрипеть в ответ: да, мне приятна твоя звезда...

Потом патриотичная повариха вышла замуж за офицера Сосновского и отправилась вместе с ним защищать пограничные сосновые рубежи нашей родины. Со своей остроконечной звездой, думаю, она была так кстати.

- Есть контакт! - вскричал баловник судьбы, возвращая меня в прекрасное настоящее. - Как сразу не догадался, дурак!

- А в чем дело? - занервничал я. - В бандиты не пойду, предупреждаю.

- Не мельтеши, Митек, мысль пугнешь, - и потянулся к телефону. - Будет работа, - утверждал, - по твоему, так сказать, основному профилю.

Я вытянулся лицом: какому профилю? А такому, заржал Мамин, который в штанах, и пояснил, что имеет ввиду. От возмущения я потерял дар речи, и пока приходил в себя, приятель переговорил с невидимым собеседником и, бросив трубку, сообщил, что нас ждут - ждут с нетерпением.

- Где? - выдохнул я.

- В дамском клубе "Ариадна", - смиренно закатил глаза к потолку с грязными разводами.

У меня появилось нестерпимое желание треснуть авантюриста по его сервисному уху, чтобы упростить общение и ситуацию с трудоустройством. Не успел: вредный Мамин исчез в сортире и объяснялся оттуда, что к жизни нужно относиться философски, как к анекдотической потешке, которую можно принимать, а можно не принимать, но иметь ввиду следует.

- Веня, не играй с огнем, - ярился я.

- С чем-чем! - хохотал паяц на престоле унитаза. - Ты мне ещё спасибо скажешь, Жигунов.

- Заткнись!

- А почему бы и нет? Будешь как арахис в шоколаде.

- Убью!

- Совмести приятное с полезным, - советовал фигляр. - Тебе прибыток, а хорошим людям - небо в алмазах.

Очевидно, в словах конопатого шута был свой резон. Поэтому я его не прибил и даже посмел задуматься. Что там говорить, нынче все профессии важны и нужны - от дачного ассенизатора с говномером до самодержца со скипетром. Тем более новые времена требуют новых песен. По уверению Мамыкина, именно за песней мы и отправимся в этот дамский клуб и не более того.

- За какой песней? - не понял иносказательного слога.

- О "птице счастья завтрашнего дня", - ответил мой друг и потребовал, чтобы я не усложнял жизнь ни себе, ни другим.

Сермяжная правда - да я и сам часто себе повторял: Дима, будь проще. Зачем пустая рефлексия и попытки решить абстрактные сложные алгебраические уравнения, если мир давно живет по надежным арифметическим действиям: сложение и вычитание.