Трупоукладчик

— И потом, мы всех проверили, — заметил генерал. — У всех алиби. Даже у печника, несуществующщщ… тьфу ты!.. щщщего!

Я понял, что определенная работа была проведена, но не принесла желаемых результатов. Службы привыкли иметь дело с людьми, действующими по стандарт. А королева, то бишь пассивный гомосексуалист по имени Рафаэль ведет себя так, как ей заблагорассудится. Новая генерация требует новых оперативных подходов.

— Ну, а какой тебе, брат, резон? Со всего этого дельца? поинтересовался я напрямую. У боевого товарища.

Тот закосил буркалами, как заяц во хмелю, однако признался, что резон у него тоже имеется, равно как и у меня. Разве список стукачей, ныне функционирующих в коридорах власти, помешает нам? Очень даже не помешает. А видеокассета со свальным грехом высокосветских жоп? Тоже не помешает.

Я упрекнул друга в нечистоплотных деяниях, хотя признал, что наше поведение лишь следствие всего того беспредельного хаоса, который обрушился на империю.

Куда ни посмотришь: всюду пятая колонна, мною уже неоднократно упомянутая. Колонна предателей, за душой которых нет ничего, кроме единственного желания — быть во власти. Быть рядом с властью. Чтобы власти было всласть. Ради власти можно похерить все романтические заблуждения юности, все чистые помыслы прошлого, всех наивных друзей из другой, простоватой, как целинная портянка, жизни.

Да, мы имеем пятую колонну, сформированную Пятым управлением (идеологическим) КГБ. Героев были единицы. На триста миллионов сто-двести человек. Которые пожелали тюмарить-спать на казенных тюфячках. Остальные предпочли мягкий, съедобный бочок супруги, балычок на завтрак, шашлычок на природе с коллегами, теплый вечерок в кругу семьи под радостные детские взвизги.

Нет, я ни в коем случае не осуждаю за эти понятные человеческие слабости. Однако многие из них сами торопились влезть в конторскую петлю. Так, на всякий случай. По принципу: лучше уж я первым стукну — тук-тук, чем мне сделают тук-тук. В дверь.

Что может быть страшнее геца-страха? Ничего. Кроме дворника. (Шутка.) Великий страх основал пятую колонну. И сцементировал её ряды. Чтобы разрушить фундамент сучьих морд-предателей, нужны годы и годы. Годы и годы. Правда, ныне сексоты утверждают, что они пали жертвой произвола. Нет, господа хорошие, вы как были осведомителями, так ими и останетесь. До конца своих сумрачных дней. Впрочем, против вас, господа, я ничего не имею. Что можно иметь против дерьма? Место дерьма в нужнике. Не более того.

Единственное, что меня раздражает, так это ваша воинственность и крикливость. Вы больше всех вопите о демократии, свободе, братстве и трудностях переходного периода. Призываете терпеливый народец ещё потерпеть до светлого завтра, оставаясь при этом в райских, коммунистических кущах, над которыми вскинули для самосохранения трехцветный, полосатый, как матрац, стяг. И поэтому не лучше ли вам, сучам, засунуть свой мыльный язык туда, где ему самое место? Иначе этой неблагодарной работой буду вынужден заниматься я. А руки у меня — как у акушера-коновала. Могу сделать больно.

— Вот такие веселенькие у нас делишки, — подвел итог генерал Матешко. — Как говорится, полная пазуха огурцов. Да, Шарик?

— Ага, — согласился я.

Пес же лежал бездыханно, бросив все свои жизненные силы на переработку маринованной дряни.

— Так что, Алекс, прошу утрамбовать ситуацию, — проговорил мой боевой товарищ. — Делай что хочешь, как хочешь, но… результат чтобы был! Положительный.

— Руководить тебе псарней, а не людьми, — буркнул я. — Кто же так напутствует? На подвиги…

— Извини. Увлекся, — крякнул чиновник по безопасности. — Какие ещё будут вопросы?

— Все вопросы потом, — ответил я, заметив бредущего по тропинке Панина. — Как банька, Коля?

— Пыхтит, родная, — отозвался новоявленный банщик. — Как бронепоезд. Машинист сбор дудит. И требует горючего. Для души.

— Все имеется! — поднялся с крыльца генерал Матешко, размахивая бутылкой, точно противотанковым коктейлем имени В.М.Молотова. — Сто лет не был в бане!.. Мать честная! Ну ты, Александрыч, хозяин! Кулак-мироед, е-е! Ух, ублажу свою душеньку!.. — И, едва не наступив на распластавшегося ковриком Педро, грузно побрел среди грядок. Как богатырь земли русской по степи кочевой.

Я покачал головой: хорош защитник Отечества. На пару с обожравшимся песиком. С такой службой жди различных влияний извне. Бди, чекист, а не бзди на чужих огородах. (Это я за мироеда-кулака!)

Тут мое внимание было привлечено странным поведением ещё одного чекиста. Панин ходил вокруг крыльца и будто что-то искал. Я поинтересовался: что он потерял? Последовал обезоруживающий по своей простоте ответ:

— Так это… Где огурцы? Полная банка была. Огурцов.

И я не выдержал — расхохотался. Боже, как я смеялся! Что может быть прекраснее майского дня, утомленного огурцами пса, недоумевающего товарища, тщетно ищущего неуловимые маринованные овощи, солнечных бликов на трехлитровой банке, валяющейся под крыльцом, порывов ветра и пыхтящей на огородике баньки…

Ничего. Ничего не может быть прекраснее всего этого — я буду не я, а розой, блядь, ветров, если это не так.

Рабочая неделя началась с мелкого, клейкого дождика. Город расцвел многоцветными зонтиками, и казалось, что мы с Паниным угодили в искусственный дендрарий на островах Японского моря. Прохожие, точно камикадзе, прыгали под колеса автомобилей. Водители в отместку наезжали на лужи и пытались залить самоубийц. С головы до пят.

Панин вместе с джипом был передан мне. В помощь. И то правда: найти молоденькую королеву в десятимиллионном цирке-шапито практически невозможно. Единственный шанс имеется лишь у профессионалов, то есть у нас. При условии, если нам повезет и госпожа-удача ощерится милой улыбкой. Главное, чтобы юный партизан был жив и здоров. Тогда наши шансы повышаются. Теплый организм оставляет за собой шлейф, по которому его можно и обнаружить. В какой-нибудь богемной дыре, где шкварки заширенные ловят приход. Зачем компьютеры и TV, если можно принять дозу наркотического яда и отправиться в виртуальную реальность. Там нет ни времени, ни границ, ни привычного и убогого мирка повседневности… А есть, как утверждают, божественный, фантастический полет над вечностью. Вечный, великолепный хутар, то бишь состояние наркотического опьянения! Да здравствуют бешеные! Наркотики, значит! Аминь!

Поначалу, правда, мы с Николаем решили не торопиться и навестить нашего друга и незадачливого путешественника в далекие края. Я хотел глянуть на Кото, чтобы убедиться: не зря мы гарцевали по таежной пересеченной местности. Точнее, он — на мне. Километров сто. Надо же посочувствовать охромевшему на все конечности товарищу и принести ему для восстановления всех двигательных функций апельсины, мандарины, гранаты (которые фрукты) и прочие полезные витамины. Выполнить то есть свой приятельский долг.

Что мы с Паниным и сделали, явившись с утра пораньше в госпиталь. Со скромной продуктовой корзинкой. Для всех медицинских сестричек.

Встреча друзей была бурной и радостной. Котэ устроился лучше всех: отдельная палата, телевизор, «утка» под койкой, сердечное обхождение и, самое главное, транспорт — автоматизированная, лихая, импортная коляска. В личное пользование. Наш боевой товарищ тут же продемонстрировал мастерство управления двухколесным механизмом. В километровом полутемном коридоре. Распугивая чахлых больных на неудобных костыльных распорках.

— Ну как? Ас?! — восторгался Кото, оккупировавший, кажется, навсегда удобное средство передвижения.

— Ас-то ас, — покачал я головой. — Только когда ножками-то? Топ-топ?

— Э-э-э, Александро, — замахал он руками в ответ. — Этого никто не знает. На следующей недельке консилиум… Будем диагностировать… Необходима психическая сублимация…

Я понял, что Котэ крепко обжился в госпитале, если козыряет такими специфическими словцами. Все это мне не очень понравилось, но мы торопились, и я отделался лишь легким предупреждением о том, что через день-два он должен отсублимироваться до состояния самостоятельного хождения, иначе… И потом, кажется, его, жениха, ждут на далекой железнодорожной ветке. Или он, донхуан, позабыл о своих обещаниях честной девушке?