Топ-модель

- Машенька, я устал играть с тобой. Хватит. Все равно разрублю. Ничего тебя не спасет! Черт! Та-а-ак, включим свет... А-а-а!

Мой враг скатывается по лестнице и я, не рассчитав траекторию его хаотичного движения, промахиваюсь. Вернее, наношу гаечным ключом скользящий удар по спине.

Взвыв, успевает цапнуть меня за ногу. Падая, бью ключом по жилистой руке.

- Ах ты!.. - и вижу опускающийся в меня кухонный резак.

Из последних сил уворачиваюсь - искры от соприкосновения металла о бетон.

Только моя спортивная сноровка позволяет избегать увечий от резака. Лицо врага искаженно фанатичной яростью рассечь меня. И эта ярость придает ему силы. Мои же силы - в желании жить... жить... жить...

К моему счастью, резак вырывается из рук маньяка, но и я остаюсь без оружия. Теперь мы катаемся по полу, хрипим, рвем друг другу лица... Я царапаюсь и кусаюсь... Липкая кровь на моих губах - то ли моя, то ли чужая...

- Ну, сука, молись, - и чувствую железные пальцы, сжимающие мою шею, чувствую, как силы иссякают, чувствую, смердящий запах смерти...

Вот и все, мелькает мысль, все? И кажется, что на меня обрушивается самолет... Он с тяжелым гулом приближается, он все ближе и ближе... И... вдруг: пальцы врага прекращают свой смертельный захват. Сквозь слезы вижу лицо нависло надо мной... оно странно, такое впечатление, что враг задумался о чем-то постороннем или потустороннем... Потом вижу, как с этого быстро мертвеющего лица... кровавая капель... на меня... Не понимаю, что происходит?.. Я толкаю изувера и он заваливается на бок... И я вижу его череп, вернее то, что от него осталась... Окровавленная чаша... Как завороженная, смотрю... смотрю...смотрю... Пока не слышу голос - этот голос мне хорошо знаком:

- Маша, это я? Я. Спокойно-спокойно, все будет хорошо.

- Хорошо? - переспрашиваю.

- Да-да, - обнимает меня. - Я вовремя.

- Почему так долго?

- Искали, Маша, - помогает подняться на ноги. - Кровь?

- Это не моя.

Охотник на людей берет меня на руки и выносит из проклятого гаража, потом - из дома. И я слышу ясный гул самолетов, и понимаю, что все кошмары закончились. И теперь я буду жить и жить, жить и жить, жить и жить.

После умываюсь холодной колодезной водой. И пью-пью-пью воду, словно желая напиться на всю жизнь вперед. Потом сажусь на крыльцо и смотрю на дальний лес, розовеющий от восходящего солнца. Розовый лес, говорю я Алексу. Да-да, кивает и продолжает вызывать по телефону службы, необходимые в подобных случаях.

Затем обнимает меня и рассказывает о том, как меня искали. Работа была проведена колоссальная, вплоть до того, что Евгения летала в Дивноморск.

- А зачем?

- Узнали, что некто Фишер Роберт Робертович убыл в Москву в тот же день, что и ты? Решили проверить. И вот результат.

- А маме, что сказали?

Стахов отвечает: мама моя в порядке, она сильный человек, она подробно рассказала о своем бывшем кавалере Роберте, который так её любил, что хотел даже покончить жизнью самоубийством.

После этого - поиск пошел в нужном русле. Этот дом принадлежал его двоюродному брату Волоссу, исчезнувшему несколько дней назад. А когда прошла информация о том, что в Центре моды видели старые "жигули" с номерами, принадлежавшими...

- А что Бирюков?

- Они были знакомы, Фишер и Бирюков, - ответил менхантер. - Первый решил отыграть сложную игру и выбросил в окно второго. У меня, кстати, были сомнения...

- Ты - молодец, - снисходительно молвила я.

- Ну, ты сама... молодец. Зачем сбежала?

- Вы слишком долго возились с этим Жопиным, - позволила себе резкость. - Надеюсь, не зря мы?..

- Не зря, - и рассказывает, что Картель разрушен до основания: господину Николсону грозит двести восемьдесят девять лет тюремного заключения, а нашему вышеупомянутому гражданину почетная дипломатическая ссылка в страну третьего мира, скажем, Нигерию.

- Какие разные законы, - говорю я. - Бедные нигерийцы, - жалею.

- Почему?

- А "Шурик" невкусный.

- Шутки у тебя, Маша.

- Почему? Из меня тоже хотели похлебку...

- Все-все, успокойся, - прижимает к себе. - Поплачь-поплачь, будет легче.

И я плачу - и плачу так, как, наверное, никогда не буду больше плакать в этой жизни. И эти слезы помогают мне вернуться к самой себе, прежней, светлой и чистой, как бегущая морская волна.

По возвращению в "московский" дом - по телефону поговорила с мамой, а затем сутки спала, и снилось мне только море.

Потом пришло сообщение: госпожа Мунтян приглашает меня в Париж демонстрировать её творческие работы.

Дальнейшее происходило быстро и буднично. Меньше чем за двенадцать часов мне оформили заграничный паспорт и визу. Чувствовала себя прекрасно, вот только не могла переносить запах пережаренного мяса.

В день отъезда Алекс Стахов пообещал отвести в аэропорт Шереметьево-2. Я согласилась - почему бы и нет? Мы посидели на прощание в узком кругу: я, Евгения, Максим Павлова, Олег Павлович и Ольга Васильевна. Пили чай, ели новый торт "наполеон" и шутили. И я даже смеялась дурацким шуткам Максима.

Потом приехал Стахов, и я попрощалась со всеми. Мне пожелали счастливого полета. И мы остались одни, я и мой любимый. Он говорил какие-то глупости и тоже шутил.

Когда наш джип вырвался на скоростную трассу, я поинтересовалась: сколько до отлета самолета?

- Не волнуйся, Маша, - радостно ответил Алекс. - Мы с запасом. Я в этом смысле очень предусмотрительный, мало ли что на дороге...

- Да, мало ли что, - согласилась я.

И когда услышала знакомый напряженный гул самолетов, попросила водителя притормозить внедорожник на обочине.

- Зачем? - удивился.

- Хочу попрощаться, - и указала на поле за небольшим перелеском. Видишь, там стог сена...

- Вижу. И что?

- Пошли туда.

- Маша?

- Я так хочу.

- Ну, родная, с тобой не соскучишься, - выходил из машины. - Опоздаем?

- Постараемся не делать этого, - и принялась спускаться в заросшую травой канаву

- Минуточку, - помогал, протянув руку. - Никогда не подозревал, что ты такая романтическая... особа...

- Какая есть, милый.

По-моему, охотник на людей, как и все мужчины, не понимал до конца, что от него пытается добиться женщина, в данном случае, молодая девушка.

Мы прошли по теплому перелеску - там пели летние невидимые птицы. Потом вышли на поле, от него исходил природный, дурманящий дух вечной жизни. Солнце пылало в чистом зените, лишь несколько облаков...