Страница 72 из 91
- А зачем нам этот Ананий нужен? - спрашиваю я. - Это не его голос по телефону. Точно.
- Мы отрабатываем все варианты, - отвечает Алекс. - Помнишь ты говорила, что Сопикович хвастался знакомствами с известными модельерами?
- Помню.
- Возможно, есть некая связь между ним и "маньяком". Надо проверять все и всех. Даже самые невероятные предположения.
- Думаю, Арнольд, который Ананий, мне обрадуется, - рассуждаю.
- Кондрашка хватит, - смеется Стахов. - Если что-то знает, скажет.
А вдруг данная схема верна: мстительный Арнольд, он же Ананий, решает наказать ту, которая прилюдно его обесславила. Однако возникает несколько вопросов: можно ли за короткий срок вылечить поврежденную голову? Каким образом он узнал о моем приезде? Но главное: разве Арнольд способен на людоедское изуверство? А если ему кто-то помогает?
Н-да, надо разбираться, как любит повторять мой спутник. Еще неделю назад жила чистыми и наивными помыслами, передвигаясь по жизни легким танцующим шагом, теперь мой ход отяжелел, а состояние души такое, будто она отравлена кислотными испарениями.
Вечерняя столица умирала от удушья - казалось, город укрыт стеклянным колпаком, откуда выкачан живительный кислород. Дома стояли с открытыми оконными глазницами, безвольные прохожие брели по улицам, словно бесцельные зомби.
К счастью, час пик закончился, и наш джип скоро катил на северную окраину мегаполиса. Стахов инструктировал меня о моем же поведении в гостях у Сопиковича: никаких эмоций и никаких самостоятельных действий без приказа.
Я смотрела на вечерний город и вспоминала его днем, когда мы искали Танечку Морозова и ещё жили надеждой на благополучный исход. Город был жарок и агрессивен, теперь он спокоен и сам задыхается, как человек, от удушья. Наверное, Танечку задушили удавкой, размышляю я невольно, а затем... Нет, надо прекратить об этом думать. Все это в прошлом - надо жить настоящим. И цель наша в этом настоящем - найти того, кто должен полностью уплатить за безвинную душу.
Через четверть часа наш джип закатил в район, застроенный старыми домами. Немцы сооружали, сообщил Стахов, и назвал какой-то дремучий год 1946. Я глазела на эти старые дома, на старых людей, проживающих в них, на старых детей во дворах, и думала: лет через пятьдесят по этой улице тоже будет мчатся на авто какая-нибудь красивая молоденькая девочка моих лет, и удивляться окружающему старому миру. Такое впечатление, что в этом районе проживала сама Старость.
- Не хочу быть старой, - говорю вслух.
- Что? - не понимает Алекс, высматривая трафаретки с номерами на домах. - Кажется, здесь?
Неужели, чтобы остаться молодой, надо умереть? Как это случилось с Танечкой Морозовой. Но я не хочу умирать - но не хочу быть и старой. Что же делать?
Между тем наш автомобиль уверенно въезжает в один из дворов. Внутри него - здание школы, однако заметно, что здесь тоже не учатся, а занимаются неким бизнесом. Кажется, книжным, если судить по бумажным кирпича, забившим мусорные баки. Мою догадку поддерживает Алекс, сообщив, что в "школе" располагается некое столичное издательство, выдающее на-гора невозможное пи-пи для доверчивых российских читателей:
- Никогда, Мария, не читай эту макулатуру.
- Я и не читаю, - признаюсь, выбираясь из машины. - Почти.
- Вот и не читай, - повторяет мой спутник, осматриваясь. - Нам сюда, указывает на соседний дом. - Первый подъезд, квартира тринадцать. Гляди, наш Сопикович не верит в магическую силу цифры. А вот мы верим...
Прогулочным шагом отправляемся в неожиданные гости. Никаких чувств не испытывала, словно помня наставления старшего товарища. Впрочем, была уверена: объекта нет на месте - или в больнице, или в подмосковном санатории.
На лавочке у подъезда старели старушки, похожие друг на друга, как сестры. Стахов обратился к ним:
- Бабули, Сопикович из тринадцатой дома?
Старушка, самая бойкая, ответила тоненьким голоском:
- Сопликович, сынок, дома. А вы из больницы?
- Из нее, - отмахнулся охотник на людей. - Бригада экстренной помощи. Если пациент будет кричать, не обращайте внимания.
- Ай-яя, - запричитали старушки, - беда-беда...
С чувством юмора у моего спутника было в порядке - даже чересчур. Заступив на широкую лестницу, неспеша зашаркали вверх. Стены были испещрены надписями, утверждающими, что здесь живут "лохи" и "козлы". Пахло жареной картошкой, рыбой и кошками.
Если закрыть глаза, легко представить: я в родном дивном городке, о котором я вспоминаю все меньше и меньше.
Квартира с выщербленным номерком "Кв.13" находится на третьем этаже. Решительная рука менхантера топит кнопку звонка. Разболтанно-мелодичный звук убегает в глубину квартиры.
Потом слышится поспешные шаги - дверь открывается. На пороге крупно-каботажная тетя с пористым лицом, где прорастают усики и бородавки. Общее впечатление, что перед нами бегемот, правда, женского рода. В чудовищно-безобразном сарафане: белое поле - черный горошек. Однако больше всего меня умилили ветхозаветные босоножки из 1946 года и беленькие газовые носочки с красненькой каемочкой.
Из самой квартиры шел неприятным запах мочи, лекарства и болезни. На немой вопрос хозяйки Стахов ответил, что мы из благотворительной организации "Мирные инициативы".
- Да-да, нам звонили, - обрадовался "бегемот" в босоножках. - Я дочь больной.
- Какой больной? - удивился Алекс. - Простите?
- Вы же к Луговой Инессе Львовне? То есть, к маме моей?
- Мы к Сопиковичу Ананию Ананьевичу.
- Ах, к моему мужу? - Воскликнула хозяйка. - Господи, не так вас поняла. Я - Ирина Горациевна. Очень рада, очень, - обтирала руки о полотенце, перекинутое через жирноватую шею. - У нас тут маленький хаос. Год неудачный: одни несчастья, - и пригласила пройти в квартиру. - То мама болеет, то вот супруг вернулся с юга...
Я испытала брезгливое чувство, появившееся от неприятных агрессивных запахов и домашнего неопрятного беспорядка.
- Ананий, к тебе из благотворительной организации, - медовым голоском сообщила Ирина Горациевна, пританцовывая у двери комнаты. - К тебе можно? Что?.. - И нам: - Знаете, после несчастного случая на море... Ананий сильно нервничает и просит, чтобы я его предупреждала...