Топ-модель

- Исчезни с глаз моих.

Я слышала эти голоса, раздающиеся из прихожей, и чувствовала, как приятная усталость обволакивает мое тело. Мне хватило рюмочки "Улыбки", чтобы губы склеились в улыбку и не расклеивались. Вот теперь буду ходить по подиуму, как дурочка, сказала я себе. Великолепно, Маша, продолжай в том же духе и через год превратишься в страшненькую спившуюся грымзу.

И с этой мыслью засыпаю и вижу родное море, оно празднично искрится под летним скучающим солнцем. Бетонные волнорезы уходят в море и напоминают подиумы. Да, это и есть подиумы, понимаю я. И по ним ходят не обжаренные пляжники в обвислых купальниках, а прекрасные, полуобнаженные и длинноногие дивы. И у каждой из них на руке - бирочка с цифрой. И вижу вдруг себя - да, это я, топ-модель с цифрой "7". "Семерка" моя любимая цифра, говорю себе во сне, значит, все будет хорошо. Все будет даже лучше, чем хорошо. И слышу, как мне рукоплещет волнами море...

Просыпаюсь от шума воды - потом понимаю: джакузи. Вспоминаю нашу встречу с Максимом. Кажется, мы понравились друг другу? Парень он заметный, косая сажень, как бы выразилась моя бабушка. И покорять его не надо, как горную вершину. Впрочем, он уже покорен Евгенией, и мне лучше держаться в сторонке. Двоюродная сестра моя - девушка решительная и огреет ещё тефалевой сковородкой. А мне надо думать о высоком, то бишь о Высокой моде. Вот моя хрустальная вершина, на которую карабкаться и карабкаться.

- Подъем, соня, - в комнате появляется обнаженная Женя: у неё крепкое тело, грудь с кофейными сосками, полноватые ягодицы, простоватые ноги. - Не топ-модель, - понимает мой взгляд. - Но мужчы-ы-нам, - иронизирует, нравится.

- А им все нравится, - ляпаю я. И спохватываюсь: - Ой, прости, я имела ввиду...

- Не суетись, Машка, - смеется сестра. - Я Дубровская! Будь проще и никогда не комплексуй! Все эти провинциальные штучки забудь. Здесь Москва. Будешь тюхтей, сожрут и не подавятся. Будь всегда начеку, как граната. Ты девочка красивая, значит, будут липнуть всякие спонсоры, бизнесмены, "новые русские", бандиты. Если не втюришься, сама в какого-нибудь недоумка, то всегда крути "динамо", но красиво. Никого не жалей, словам не верь, по блажи раздвинешь ноги - пойдешь по рукам. Ты меня поняла?

- П-п-поняла, - отвечаю, заикаясь, и признаюсь, что у меня такое впечатление: прибыла я не в цивилизованный город, а в лесную чащобу, кишащую всяческой нечистью.

- Совершенно верно, - говорит сестра. - Вурдалаки, кикиморы, лешие. Вампиры, - уточняет, - энергетические. Не смейся-не смейся, а наматывай на ус.

- А Максим?

- Что Максим?

- Он кто? В твоей квалификации.

- Он мой жених, - открывает шкаф. - Барахла много, а нацепить нечего. - Перебирает вешалки, на которых висят разноцветные одежды. - Так вот, Максима я сама воспитала и держу в узде. Он ещё брыкается, но...

- Он же не лошадь, - смею заметить.

- Правильно, он - конь, - вытаскивает из шкафа темно-синий костюм. От Версаче. А выглядит, как от Армани. Ну да, ладно!.. Так, о чем это я?..

- О конях, - напоминаю, - и кобылах.

- Машка, не груби, - грозит пальцем Женя. - Я могу лягнуть.

- Попробуй, - делаю стойку а`ля Ван-Дамм.

Сестра смеется - ишь ты, как девочка быстро учится. Если дело пойдет так дальше, то волноваться нечего: удар ногой в мужланский лоб - и выноси готовенького.

Для пущей убедительности я делаю балетное "па" - и носком ноги касаюсь хрустальной вазы, стоящей на буфете. Та, покачнувшись, остается на месте. Евгения пугается - любимая мамина вазочка!.. Я вспоминаю свою маму, и мое желание покорить столицу возрастает во сто крат.

Тут в прихожей трещит звонок. Женя спешит к входной двери. Оттуда слышу пронзительные и неприятные голоса. Они невозможно сюсюкают, и кажется, что во рту говорящих по килограмму цветных леденцов. Кто это к нам пожаловал?

Через секунду я знакомлюсь с сестрами Миненковыми. Они похожи на собачек породы пикинес - маленькие подвижные мордочки, выпуклые глазки, вздернутые носики и повизгивающие голоса. Галя - старшая сестричка приземиста, на клювике позолоченные очки, подчеркивающие как бы её общую интеллигентность. Младшая Алла - субтильная дамочка с обвислым бюстом. Личико обсыпано веснушками, как зернами ржи. Губы держит постоянно дудочкой, оттого они похожи на пикинесную попу.

Словом, не трудно догадаться, что сестры Миненковы мне не понравились. Мало того, что они не были привлекательны, так сказать, внешне, главное, от них исходила неприятная темная энергия завистливых ехидн, для которых такие понятия, как красота и вкус, были пустым звуком.

Одеты они были тоже без вкуса и ума. В каких-то пышных кринолиновых юбках, причудливых жакетах и с большим количеством различных аксессуаров. В их облике французская революция XVIII века нелепо сочеталась с африканским сафари, жаркими тропиками и индийскими храмами.

- Маша? Ой, какая наша Машенька? Приехала Москву покорять? Ха-ха, ну смешная девчонка! Как бы тебя здесь не покорили?.. - кричали сестры одновременно. - Куда мы, девочки? Давайте, в стриптиз - бар "Полуночный ковбой". Та-а-ам такие ковбои с та-а-акими шпорами, - и хихикали, как сумасшедшие.

Я глубоко вздохнула, будто собираясь нырнуть на тихое морское дно, и заставила снять с себя раздражение, как плащ с плечиков. Разве меня не учили в тэнквондо, что в любой ситуации надо держать голову холодной. Когда отключаешь разум и гневаешься, то получаешь прорехи в душе. Не так ли? И поэтому я улыбнулась, словно черноморская акула под днищем дырявой шхуны:

- "Полуночный ковбой", как интересно?

- Да, Машенька, мы тебя сразу плюхнем в столичную сточную жизнь, галдели Миненковы, - чтобы никаких иллюзий, никаких романтических представлений, никаких...

- Да, все она сама знает, - говорила Евгения. - И даже лучше вас, старых пастушек. Это у вас "полуночные" страдания, а у Марии - никаких романтических бредней.

- Почему же? - возразила. - Я верю в себя.

Впрочем, это я сказала сама себе - "пастушки" с шумом и гамом выбиралась в коридор. Было такое впечатление, что надушенные и приукрашенные обезьянки в кружевных цирковых юбочках с радостной торопкостью выбираются в опасные джунгли для интересных приключений.