Тарантул

К Новому году была проведена тщательная предварительная подготовка к ликвидации Лаптева: пасынок-курок был взведен, осталось подвести компаньонов к мысли, что главный бухгалтер и есть та паршивая овца, портящая все стадо. Это удалось без труда. Каждая сторона услышала то, что хотела услышать. А главное, мол, собирается отправить пасынка на учебу в Англию, чтобы использовать того в своих темных делишках. И было принято решение: ликвидировать хапугу, чтобы другим неповадно было. Под бой кремлевских курантов.

Однако перед Вирджинией стояла сверхзадача: с помощью хакера сделать большинство счетов "нулевыми", то есть умыкнуть все суммы и перевести их на особый счетик.

Это удалось не без труда, но удалось. Несколько миллиардов долларов были "забиты" в компакт-диск плюс дополнительная дискетка. Потом произошла аккуратная подмена дисков, и Лаптев стал обладатель невероятного даже по нынешним временам капитала, правда, не зная об этом.

Единственная оплошность была допущена в том, что он, лукавец, перепрятал диск и дискетку, чувствуя шкурой угрозу своему благосостоянию, да оно и к лучшему получилось. С морокой и нервотрепкой, однако какая интрига удалась. Всем интригам интрига. С использованием самых современных достижений наук. С надрывом и душевными волнениями всех участников шоу-представлений. Тех, кто, конечно, оставался жить. Хакер, например, был мгновенно уничтожен как самый главный свидетель игры на заманку*.

* Игра на заманку - картежная игра, в которую незаметно втягивается намеченная жертва (жарг.).

Наступило 31 декабря. Все заинтересованные стороны были подведены к рубежу и жаждали кровавой мести.

Действия Чеченца контролировали две независимые друг от друга стороны: краснострелочницей Алисой и "съемочной" группой "Русь-ковер". (Тут, надо признаться, я заматерился, как усопший. Потому, что матерился про себя.).

Потом наступило 1 января и как-то ненароком выяснилось (госпожа Литвяк постаралась), что все личные счета пусты, как пустыня Гоби. И началось такое!..

- О, Чеченец, - смеялась моя попутчица, - если бы ты видел их морды!.. Жопы - не морды.

- И началась кровавая катавасия, - подвел черту к повествованию.

- Ага. Дураки, что с них взять, кроме пластиковой карточки.

- И все это ради куска пластмассы?

- Ничего себе - ради. Пятьсот миллионов - мой процент за вредный труд.

- Алоиз тоже за процент трудился? - решил уточнить.

- Ага, был приставлен Серовым к твоему отчиму. Дурак, чуть не поломал картинку.

- А откуда вы все знали... о всех событиях на даче?

- Все оттуда, Чеченец, жучки-паучки... Да, какая сейчас разница? Все, шах, - похлопала по сумочке, и мат!

- И десяток трупов.

- Все это пустое, Чеченец. Цель достигнута, и мы будем жить-поживать и добра наживать.

- Жить-поживать, - повторил. - А зачем я тебе? И почему так уверена, что соглашусь после всего... в бунгало?..

- Бунгало не будет - будет замок. На берегу океана, - взмахнула рукой. - На нашем острове.

- А если карточка фальшивая? - решил сбить торжествующую суку.

Она засмеялась - нет, мой миленок, проверено - баксы есть. А почему не кинули, могли бы спокойно это сделать?..

Балда ты, Серов-старший мне ручки целовал от благодарности, что я ему подарила жизнь. Сам понимаешь, счета каких людей там засветились. Не нашел бы - каюк. А так, пожалуйста, за десять процентов. Тьфу, они эти башли за месяц нагонят. Так что все счастливы и довольны.

- Кроме меня, - сказал я.

- А в чем дело?

- Она ещё меня спрашивает? - сдерживался. - Ты тварь и блядь! Играла мной как куклой. А я ещё живой. И ты хочешь, чтобы после всего... я в твое еб... ное бунгало?!..

- Да, Бога ради, выбор за тобой, Чеченец, - ощерилась. - Не хочешь, не надо... Тоже нашелся - святой. По воде ходишь, да?

- Пошла ты!..

Иступленная ярость разрывала мое тело. Было такое впечатление, что из моей оболочки пытается выбраться некое отвратительное существо. Не скурлатай ли? Прав был Сашка: эти чудовища живут в нас, они до поры до времени хоронятся где-то там, в кишечных теплых трубах, чтобы потом... Нет, надо сдержаться - жизнь в аду только начинается.

Из ночи наступал напряженный гул искусственного происхождения. Этот гул был мне знаком: когда появлялся над выстуженным войной Городом, это означало одно - будут бомбить мертвых. Потом увидел дальние мазки огней аэропорта Шереметьево, где под сапогами бдительных пограничников находилась невидимая черта. Не переступить ли её гражданину Фонькину Э. Э? И никаких проблем - родина забудет героя, а он, лежа под кипарисами у бархатной океанской волны, забудет её, великую и преданную. Хороша перспектива!

- Ну? - спросила женщина, красила губы помадой. - Есть время подумать, Чеченец... Не хочешь в бунгало, получи добрый кусок и...

- Хватит, - оборвал. - Первое, я не собака, а второе, что такое спецзона "А"?

- Могила для тебя, Чеченец. И не думай. Там бронированная защита в три слоя: люди Али-бека, ГРУ, электронная система слежения... Мой совет, плюнь на все - и поехали...

- А почему все так суетились: три дня-три дня! Куда торопились как на пожар?

- Полетишь, скажу! У звезд. Я ещё жить хочу.

- Мы и так в полете.

- Этот полет... не тот полет...

- Если спецзона является лабораторией по переработке дури, - продолжал пытать спутницу, - то это значит, надо поставлять туда ходкий товар... Бесперебойно и много...

- Хватит! Я устала! - завизжала некрасиво. - Я больше ничего не хочу слышать. Все к черту! К черту! И к черту!

Она так нервничала, будто у неё отбирали пластиковую карточку.

- В чем дело? - удивился. - Я только рассуждаю.

- Ты меня достал, Фонькин.

- Я же тебя просил: не называть меня так.

- Ну ладно-ладно. Закончили эту жизнь, начинается новая...

- У меня пока старая.

- Ну и хорошо, - проговорила медовым голоском. - Поступай, как хочешь. Я - туда, ты - сюда, но надеюсь, расстаемся друзьями?.. А в знак доброго расположения, дорогой мой, тебе подарочек, - похлопала по обшивке. - Это авто.

- Машину? - удивился.

- Ага.

- Спасибо, не надо.

- Прекрати. Куда мне её. Пропадет игрушечка. Бери-бери, от всего сердца, - проговорила Вирджиния.

- От всего сердца? - покосился в её сторону и увидел оскал мертвеца. Во всяком случае, от мелькающих теней и света лицо этой женщины было незнакомым и вызывало отвращение.