Миллионер

- О, как тебя скрутило-то, родненький? Как зовут?

- Илья, - ответил я.

- Ну, иди за мной, - взяла за руку.

К моему удивлению, Ильюша воспринял незнакомку спокойно - смиренный, пошел за ней, держась за руку. Вытаскивая сумку с его вещами, я посмотрел на парочку, и меня вдруг осенило: ба! Жанночка похожа на Лидию. Похожа, скажем так, общими контурами и голосом. Должно быть, аутист её принял за старшую сестру.

Вот это дела! Было бы смешно, если не так грустно. Однако это лучший выход из создавшегося положения. Если так, то у меня развязываются руки в буквальном смысле слова.

Дачный домик мне был хорошо знаком - кроватью. По утверждению хозяйки, это ложе смастерил дед Иполлит, тырновский крепкий, кряжистый старик, молчаливый, как гробы, которые он ладил за бросовую цену по всей округе. Поначалу это известие меня смутило, а потом необыкновенно взбодрило: будет жить и размножаться назло разлагающемуся мирку за окном! Любовь и сексуальные утехи спасут нас от бессмысленного бытия. И, воплощая этот призыв в жизнь, мы с Жанной первую неделю знакомства кутыкались на гробовых досках кровати до полного изнеможения. Наш ор сперва напугал жителей Тырновки, а потом ничего - пообвыкли, как к трёху местных мотоциклеток.

Еще в домике был стол на тумбовых ножках, четыре стула и комод. На нем - большой горшок с лимонным деревом, как память о бабушке. Прошлое глядело на нас с желтоватых фотографий, лица на которых были молодо-наивны и доверчивы.

- Решили на природе отдохнуть? - поинтересовалась Жанна.

Что я мог ответить? Подтвердил, да, милая, денька на три-четыре, рыбки половим в Тырновки, позагораем, правда, Илюше требуется больше покой.

- Смурной какой-то, - молвила простодушка-молодушка. - Чем болеет-то?

- Головой, - отмахнулся.

- Дурак, что ли?

- Дурак, но умный. Так бывает.

- Ну, ладно, - вздохнула. - Тоже Божья тварь.

С этим было трудно спорить - все мы Божьи твари, но есть твари, которые к НЕМУ не имеют никакого отношения. За последние дни они частенько мне встречались, иногда оторопь берет от их кишащего змеиного количества. Такое впечатление, что они плодятся делением. Отрубишь одну голову, а вместо неё - три. Очередная страшненькая сказочка? Сказка о том, что борьба против них не имеет смысла? Нет, надо рубить головы и пытаться найти иглу, где хранится их бесповоротная погибель.

- Отметим встречу? - предложила Жанна. - У меня самогончик из табурета. Посидим на верандочке под звездочками.

- Ыыы, - благодушно проговорил аутист.

Хозяйка оживилась, ишь ты, дурачок дурачком, а понимает за красивую жизнь. Ему пить нельзя, предупредил. Но нам-то можно, засмеялась прелестница и убежала готовить стол.

Разбирая сумку, я принялся рассуждать о том, как человек быстро приспосабливается к тем или иным условиям. Несколько часов назад мы находились в материальном парадизе, где не хватало для полного счастья павлинов и пингвинов, теперь мы в глубокой убогой глухомани с ароматным нужником во дворе. И что? Здесь чувствую себя, куда увереннее и в большей безопасности. За все надо, повторю, платить, особенно за рай на земле. Глупцы, возводящие кирпичные дворцы и прочие железобетонные херцы, не понимают, что эдем у каждого в душе. Если его нет, то все остальное есть позолоченная мишура. Иллюзия жизни. Марево. Мираж.

Скоро сумерки сгустились до чернильной плотности, и на небосводе зажглись звездные миры. Сидеть под ними и осознавать свое величие было приятно. Величие в том, что мы, пигмеи на шарике, способны вобрать в себя бесконечность Макрокосма, нашей родины - родины человечества. Думать, что люди произошли от обезьяны? Мысль, которая не вдохновляет. Унижает такая мысль.

- Выпьем за звезды, - поднял стакан с тырновской отравой. - Пусть они освещают нам путь.

- Красиво говоришь, Славчик, - засмеялась Жанна. - Как в кино.

- А нас снимают, - был серьезен. - Скрытой камерой. Во-о-он с той звезды?

- Псих, - заключила. - Лучше за любовь, от которой в глазах звезды! Да, Илюша?

Аутист сидел в полуразваленной качалке и тоже глазел на звездную карту, и взгляд его был вполне осмыслен. Не вспоминает ли он свою небесную отчизну?

- У каждого свои звезды, - решил я. - Вперед!

Тырновский самогон напомнил мне ракетное топливо по концентрации полезных для организма газов. После третьей заправки я почувствовал себя межконтинентальным хуилетом, мчащимся сквозь пространство и время к неведомым планетарным вселенным. Быть может, такие же чувства испытывала Жанна, только ощущая себя ракетным пиздолетом. Разумеется, встреча двух космических кораблей была неизбежна в безбрежном звездном океане.

- Ты меня любишь, - спросила космолетчица, - ты меня хочешь?

- Угу, - отвечал астронавт.

- Тогда бери.

- Ч-ч-что? Бутылку?

- М-м-меня.

- Не могу.

- П-п-почему?

- Н-н-нневесомость, соображай. В ней болтики в гаечки... не... не вкручиваются.

- А ты попытайся-я-я!

- Ыыы, - радовался ещё один космонавт, прекрасно себя чувствующий на орбите праздника.

Словом, всем нам, летящим меж звезд, было чудно. Такие мгновения не часто случаются - мгновения гармонии друг с другом и окружающей средой. Если бы с нами находился ещё один космолетчик с планеты Земля, я был бы счастлив до конца своих дней. Однако его не было среди нас, хотя душа его мерцала среди серебристых и вечных звездочек. И казалась одной из них.

Я спал и видел сон - он был неприятен, но даже во сне приходило понимание, что это надо пережить. Пережить, чтобы в реальной жизни начать действовать.

До последнего отгонял мысль о гибели друга, не хотел верить, отказывался верить, однако теперь, когда находился в расслабленном забытье, мозг мой спроецировал, подобно кинопроектору, события, происшедшие на улице Матроса Железняка, 54.

Я увидел, как мой друг Василий дает последние указания своим бойцам. Его лицо молодо, волево и целеустремленно. И лица всех, участников трагедии, молоды, красивы и целеустремленны. И каждый готов убивать, убивать, убивать.

И я спрашиваю самодовольно-холеных кремлевских вершителей судеб человеческих: что же вы, суки, сделали со страной, зачем открыли заслонки преисподней и выпустили полчища черной ненависти.