Страница 8 из 26
Во времена депрессий высшие согласовательные органы власти вырождаются, так как общегосударственные цели теряют свою мобилизующую и оправдывающую жертвы силу. Власть при перераспределении ресурсов, как это произошло в 90-е годы, переходит на низшие уровни согласования, иногда в «терки» и «стрелки», где цели формулируются вполне «конкретно» всеми заинтересованными группировками, а мобилизация и перераспределение обеспечиваются физической силой.
Можно сказать, что административный рынок есть форма организации внутреннего пространства ресурсного государства. Вне таких государств административный рынок существует только в областях, где государство накапливает и распределяет ресурсы с нерыночными целями. Как только появляется внерыночное распределение ресурсов, так возникает административный рынок как институт их перераспределения.
В принципе социалистические ресурсы можно превратить в товары и деньги очень просто: если их расхищать-красть, запасать вне нормативов для обмена или продажи, отчуждать силой, брать гоп-стопом. В политэкономическом смысле расхищение ресурсов является нелегитимным способом перераспределения ресурсов, обеспечивающим их личное или групповое потребление.
Социалистическое государство начало свою историю с того, что включило исконные российские воровство и бандитизм в систему построения коммунизма. Идеология силового отчуждения собственности и трансформации ее в государственные ресурсы реализовывалась разными камо, котовскими и голиковыми. Мировоззрение, основанное на насильственном отчуждения ценностей у государства и других граждан и превращении их в собственные ресурсы, присуще большинству членов нашего социалистического общества. Методы, которыми олигархи строили свои олигархаты, принципиально не отличаются от тех, которые использовались большевиками при создании СССР.
В стабильные времена, когда государство процветает, расхитители латентны, повсеместны, но разрозненны. Тем не менее, государство борется с ними. Количество репрессированных за хозяйственные преступления при советском социализме было существенно больше количества политических зэков[16].
После того как консолидирующая идея теряет мобилизующую силу, расхитители начинают собственное, внеслужебное по отношению к великой цели существование. Во времена глубоких депрессий, таких как в 20-е и 90-е годы, расхищение ресурсов общепринято и легализовано.
Расхитители ресурсов различаются по способу их отчуждения у государства. Есть расхитители — воры, распространенные в популяциях работников отраслей народного хозяйства. Есть расхитители, специализирующиеся на гоп-стопе, — бандиты, чаще всего они родом из силовых структур. И есть расхитители — удельные князья, специализирующиеся на присвоении номинально государственных ресурсов за счет их прикарманивания, утаивания от государства.
Термины удельные князья — помещики, воры и бандиты — не несут в себе оценочного смысла. Эти определения не более чем констатация того, что люди с соответствующими менталитетом и способами действий — главные актеры нашей российской драмы в эпохи депрессий. Воровство по-российски — это вовсе не залезть в карман в трамвае. Это прежде всего образ мыслей и картина мира, и лишь потом способ деятельности. Ресурсы должны быть уведены: у государства или в пользу государства. Все, что плохо лежит, надо украсть, и не суть важно, можно ли украденное пристроить. Аппетит расхитителей, прихватывающих сейчас ресурсы, которые они явно не смогут освоить, показывает, что к экономике и политике такая активность имеет опосредованное отношение. Это инстинкт воровства, который в эпохи депрессии выходит на поверхность у деятелей административного рынка воровского типа. Функции бандитов вовсе не в том, чтобы гоп-стопнуть прохожего. Прежде всего, это способ мышления по понятиям социальной справедливости, основанный на жесткой социальной стратификации на лохов и пацанов, пролетариев и буржуев, как бы их ни называли в разные времена. И лишь потом — действия по силовому перераспределению ценностей в пользу правильных пацанов, пролетариев или социально-близких. Причем таким образом, чтобы соответствовать специфичным понятиям социальной справедливости. Нынешние силовики не очень отличаются по своей психологии от революционных матросов, бравших на гоп-стоп имущество зажиточных граждан российской империи. Мафиозность удельных княжеств не в том, что в них действует омерта, а в том, что местные противопоставляются не местным, которые отторгаются. Удельные князья живут с ресурса, который есть на контролируемой ими территории. Эти ресурсы они стараются оставить в своем распоряжении и приумножить, завышая нормативные потребности, играя с тарифами и коэффициентами конверсии ресурсов в товары и деньги, организуя левые потоки и пр. Причем в роли ресурса могут выступать любые изделия, производимые на предприятиях любой отрасли на этой территории. Эти отношения, которые так и хочется назвать криминальными, таковыми по сути не являются. Это не нарушение законов, скорее это применение порядка управления ресурсами в областях, которые само государство не включило в порядок управления или вывело из этого порядка.
Расхитители в периоды процветания государства скрыты в культуре, замаскированы в государстве. Однако при ослаблении государства ранее адекватные функционеры начинают воровать и торговать краденым, гоп-стопничать так, как будто всю предыдущую жизнь они готовились к этому. Ведь никакой иной функции, кроме как концентрация и распределение ресурсов, они выполнять не могут по определению. Эти группы как целое и члены групп как индивиды бесцельно и безыдейно начинают растаскивать государственные ресурсы и накапливать свои — как только появляется такая возможность. Отчуждение ресурсов у государства становится для них самоцелью.
В стабильные времена, когда государство обеспечивает граждан положенной им по критериям социальной справедливости пайкой, а вместо политики есть унизительные ритуалы, существование базовых криминальных отношений проявляется прежде всего в культуре. Издавна в стране сложились три культуры: удельно-княжеская, воровски-купеческая и аристократически-бандитская. Петр Первый так и величал купцов ворами. Купцы-воры бывают разных категорий-гильдий. Есть местечковые воры, а есть воры федерального масштаба. Воры — народ компанейский, платят налоги и взятки, причем налоги для них — форма отката, а государственный бюджет — форма общака. Да и в себя вкладываются — жизнь вокруг обустраивают — чтобы дома были опрятные и украшенные, улицы чистые, питейные заведения приличные. Гуляют воры шумно, любят красиво выпить и закусить с размахом. Их песенная культура — шансон и бардовская патриотическая лирика. Издавна повелось, что центровые воры селились в Москве — воровской столице России.
Другая культура — бандитская, гоп-стопная, дворянско-аристократичная. Бандиты так же стратифицированы, как и воры. Низшие страты бандитов берут за охрану ларьков и пилят поселковые бюджеты. Высшим стратам бандитов откатывается из региональных и федерального бюджетов — за защиту государства и его интересов. Бандиты, в отличие от воров, озабочены судьбами страны, ее величием, культурой, военным превосходством. Налоги они не платят, общака не держат, госбюджет для них — прежде всего карман, из которого надо брать на обеспечение процветания страны и их организованных шаек. И гуляют они по-своему — любят высокое искусство, оперу с балетом, балерин, утонченных певичек и певцов с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Мариинка да Эрмитаж — их любимые места. Бандитская лирика — ДДТ и Ленинград. Бандиты пьют в меру, не брезгуют кокаином, да и к новациям в этом деле относятся терпимо.
Петербург с его разукрашенными казармами — памятниками имперской архитектуры, проходными дворами между прямыми проспектами и линиями — бандитская столица. Питер — идеальное место для гоп-стопа во всех его видах: от простого раздевания прохожих на улице до масштабных проектов вроде Петровских реформ, Великой Октябрьской социалистической революции и ваучерной приватизации. Революции по переделу ресурсов задумываются и начинаются в Питере, где технология гоп-стопа в крови жителей. Потом наступает очередь Москвы, в которой пристраиваются технологии воровства.
16
По данным В. Н. Земскова, на 1951 год в учреждениях ГУЛАГа было 579 918 заключенных по политическим статьям и 2 528 146 заключенных по общеуголовным, причем большая часть сидела за экономические преступления: http://www.pereplet.ru/history/Author/Russ/Z/Zemskov/Articles/zemskov.htm