Березовый компот

Прибираясь, повара устало перекидывались короткими репликами.

— Ты домой? Или заночуешь?

— Как управимся. Хотелось бы домой, конечно.

— Никто из начальничков не припрется? Готовить не заставят?

— Ой, не хотелось бы.

— Слушай, так этот, малахольный, просто встал и вышел? Прямо в эфире?

— А я про что. В эфире. Молча встал, отстегнул микрофон и вышел.

— Ну, чудик.

— Столько всего осталось. И мясное, и гарниры. Аж жалко.

Когда кухня была вычищена и посуда расставлена по местам, повара выстроились перед духовыми шкафами в шеренгу. Брагин за спинами остальных уселся на стол. Поняв по наступившей тишине, что коллектив ждет от него разрешения разойтись, Мальников ушел в свой кабинет, набрал внутренний номер главрежа. Вася, как и предполагалось, оказался там.

— Мы закончили, — сказал Мальников.

— И что? — как-то пришибленно, из далекого далека, отозвался Вася.

— Собираемся расходиться.

— А, ну да. Расходитесь. — Вася помолчал, сказал вдруг: — Старик, может, зайдешь ко мне? Посидим, бутылочку оприходуем. Что-то как-то… в общем, хреново. Приходи.

Мальников почувствовал, как от необъяснимого страха у него вспотели ладони.

— Не могу, — ответил он. — Извини, у меня уже встреча назначена.

— Да? Что ж… ладно тогда. Бывай, шеф-повар. Может, еще свидимся.

— Всего хорошего.

Мягко и бережно, будто боясь, что неосторожный жест может причинить Васе дополнительные страдания, Мальников положил трубку.

— Что ж, это все, — провозгласил он, выйдя на кухню. — “Национальный лидер” окончен. Мы справились, мы молодцы. — Он вспомнил конфуз с Суроватовым. — А слабые желудки некоторых участников — не наша проблема, — добавил, с удовольствием отмечая, что его собственный организм вернулся в физиологическую стабильность, так и не поддавшись бунтарским позывам. — В общем…

Задумался над последней фразой. Хотел сказать “до понедельника”, но решил, что это прозвучит пошлой агиткой — дескать, отдыхайте, товарищи, чтобы потом со свежими силами… “Может, чего-нибудь лично-человеческого?” — размышлял Мальников.

Но тут Эльвира робко зааплодировала, Юля ее поддержала. Мальников развел руками и со скромной улыбкой склонил голову. Хорошо получилось. Как бы признание. Как бы чествование мастера.

Повара потянулись к выходу.

Взгляд Мальникова упал на Брагина. Тот выглядел отрешенным, исполненным сладостного безразличия ко всему происходящему. То ли улыбка тлела в его простоватом лице, не разгораясь и не угасая до конца. То ли гримаса пережитого страдания.

Мальников вспомнил, как смеялся, узнав, что унылый Брагин влюблен в Таню. Как наблюдал за ним, старательно отводящим глаза. Вспомнил, как трогательно выглядел Брагин, разошедшийся во время разговора с Татьяной, как он по-детски дрыгал ногой и махал руками, с грохотом задевая кастрюли. И еще, с особым умилением, вспомнил поход на рынок, когда Брагин — видимо, смирившийся уже с любовной своей неудачей — пыхтел за ним следом, груженный тяжеленными корзинками.

Брагин шел последним. Перед самым выходом Мальников нагнал его. Положил руку ему на спину. Брагин вздрогнул. Жест Мальникова и впрямь был чересчур интимным. Мальников убрал руку, но без малейшего смущения. Внезапная нежность к Брагину одолевала его.

— Ну что, отмучились мы? — приветливо улыбнулся Мальников и почему-то кивнул, будто сам же и ответил за Брагина на свой вопрос.

Кивнул и Брагин.

— Вот ведь работка, — вздохнул Мальников.

Сунул руку во внутренний карман, в котором лежал бумажник. Достал бумажник, не спеша раскрыл, вынул визитку.

— Держи, — протянул он Брагину.

Тот с удивлением взглянул на визитку.

— Бери, чего?

Брагин взял.

— Ты же тут по временному контракту был. Я тоже. Решил здесь не оставаться. Оно того не стоит. Пойду обратно в ресторанные шеф-повара. Предложений достаточно. Отдохну только немного… Если работа нужна будет, звони.

Брагин кивнул еще раз и сунул визитку в задний карман брюк.

Предстояло неприятное: попрощаться с Татьяной.

После того как он наорал на нее из-за брошенного посреди прохода пылесоса, она не позвонила и ни разу не попалась ему на глаза. Обижалась. Звонить ей Мальников тоже не собирался. Предпочитал сделать все просто и грубо, как бы мимоходом. Чтобы вжик — и отрезано. И никаких изматывающих диалогов, никаких Шекспиров с Достоевскими. Во-первых, Татьяна должна понимать: где он и где она. Во-вторых, опыт с Юрой кое-чему научил. Не распахивай душу: ее примут за сарай. Ввалятся, забыв разуться. Натопчут и — до свиданья.

Долго бродил по зданию в поисках Тани. Заглядывал на звук пылесоса то в эфирные студии, то в гримерки, то в аппаратную. Среди встреченных им уборщиц Татьяны не было. Нехотя он отправился к ее номеру. На этаже к радости Мальникова пусто. Дверь заперта на ключ, на стук никто не откликнулся.

Простор и шум проспекта, крупные массы жилого и торгового бетона, фонари, вывески, витрины, окна, автомобильные фары — городская кутерьма будоражила и навевала мысли о неспешной прогулке с каким-нибудь приятным пунктом назначения. Мальников подумал, не отправиться ли ему в какой-нибудь бар — опрокинуть, дабы воспрянуть. Если бы не здоровенная сумка через плечо… Выйдет не прогулка, а турпоход какой-то. На транспорте — вообще не то. Порыв прогуляться и выпить незаметно угас, мысли потянулись дальше, прорастая сквозь неопределенность весеннего вечера в еще более неопределенное, но гораздо более податливое будущее. Перед Мальниковым мелькнули восхитительные наброски: он, в зените успеха — одинокая Влада — случайная встреча, но что бывает вернее таких случайностей…

Татьяна окликнула его со стороны служебного выхода.

Мальников вздрогнул, как недавно вздрогнул Брагин от его ладони. Остался стоять на месте. Скомандовал себе сохранять неприступность. “Нужно просто и грубо. Просто и грубо”.

Как и у Мальникова, на плече у Татьяны висела спортивная сумка. Таня пошла к нему вразвалочку, четко постукивая каблуками. Большие пальцы заправлены в поясные петли, остальные лежат на покачивающихся бедрах, мягко похлопывают по ним при ходьбе. Вся — как пригласительная открытка. Короткие обтягивающие джинсы, обтягивающая майка с открытыми плечами — розовая, с красными стразами, расположенными в виде язычков пламени. С сумки лошадиным хвостом свешивается бирюзовое кашне. Над Таней успел потрудиться искусный парикмахер: прическа, весьма удачно уточнив абрис головы, была исполнена филигранной небрежности.

— Освободился?

Ответа дожидаться не стала.

— И я недавно. Решила посидеть тут, подышать. Упарилась, не могу… А тут хорошо. Воздух…

Потянулась, отведя плечи далеко назад. Тонкий трикотаж туго облил грудь, проступили соски. Эти соски проткнули неприступность Мальникова, как пистолетные пули протыкают бумагу мишени.

— Что скажешь? — с игривым намеком спросила Татьяна. — Есть идеи?

Мальников пожал плечами.

— Может… в гости пригласишь? — протянула она с улыбкой столь же филигранно небрежной, как ее прическа. — Я, конечно, не напрашиваюсь…

Она поправила ремешок сумки, отчего соски проделали трюк с трикотажем еще раз. Пристально посмотрела на губы Мальникова, будто собиралась прочитать ответ по губам.

— Можно и ко мне, — продолжала Татьяна. — Но у меня папа-мама… Но можно и ко мне. Они воспитанные, не помешают.

“Ну что ж, — размышлял Мальников. — Почему бы и нет. Один раз можно и к себе привести. Конечно, не Влада. Но на безрыбье…”.

Таксист поначалу затребовал полторы тысячи — двойную цену. Торговаться Мальникову не пришлось.

— Ты что, дядя? — хмыкнула Татьяна, отодвигая Мальникова в сторонку. — За такие расценки сроки дают.

И таксист повез их за пятьсот.

Таня сидела свободно, не скрывая победной улыбки. Мальников расслабился и вскоре тоже заулыбался, вольготно откинулся на спинку сиденья. “Танька, так Танька, — сказал себе Мальников. — Сойдет на первое время. Баба горячая. Там посмотрим”.