Казнь

- Может быть, в слухах о космической роскоши нет и десятой доли правды, чернь всему верит, завидует, а зависть рождает преступления.

- Ну и что? - сказал Пауэлл. Он прислонился к стене, скрестив руки на груди.- Вы же сами себе противоречите. Зависть должна увеличивать количество преступлений, а оно уменьшается. Неужели вы всерьез хотите уверить меня, что этому способствует отмена смертной казни?

Фрей невесело усмехнулся и выпустил еще одно кольцо дыма.

- Мы вовсе не отменили смертную казнь. Я поражаюсь, почему это не доходит до вас, полицейских. Нам, психологам, это было ясно с самого начала. Мы не отменили смертную казнь, а просто заменили один ее вид другим, гораздо более жестоким. Вместо физического уничтожения мы стали уничтожать психологически. Стирая память и начиняя мозг выдуманной биографией, мы возрождаем нового, совсем нового человека в старом теле. А люди до смешного привязаны к своему телу. Когда оно вместе с тобой уходит в небытие - это, знаете ли, как-то спокойнее. Но мысль, что ты уйдешь, а твоим родным, знакомым до малейшего пятнышка телом будет владеть кто-то другой и что этот другой обнаружит все те тайные изъяны, все болячки, которые ты так тщательно скрываешь,- непереносима. Это обидно и страшно. Ведь в этом случае мы не только убиваем, но и обворовываем. А плебс и так считает себя обездоленным. Вот почему сократились серьезные преступления: страх оставить свою оболочку другому хозяину оказался сильнее страха смерти.

Пауэлл оторвался от стены и принялся мерить комнату по диагонали.

- Вы говорите так, будто осуждаете отмену физической казни. А ведь это, несомненно, гуманная мера. Исчезли все внешние атрибуты жестокости: электрический стул, петля, гильотина, пуля, наконец. Исчезли связанные с ними мучения. А главное, исчез нездоровый кровожадный интерес публики, поднялась моральная цена человека, убить которого даже в целях возмездия преступление. Но, кроме моральной ценности, есть и материальная. Общество не может так, за здорово живешь, разбрасываться своими членами, не взяв от них все то полезное, что они могут дать. Преступники, это, как правило, смелые, решительные, индивидуумы, способные на действия, которые невозможно требовать от среднего обывателя. Недаром восемьдесят процентов казненных, пройдя период "акклиматизации", мучительный период, мы это знаем, уходят в космическую разведку, или строят города на дне океана, или работают в зрелищных предприятиях, выделывая головоломные трюки... Как бы то ни было, это та закваска, которая не дает сытому обществу стоять на месте. Разумеется, мы предпочли бы закваску лучшего качества, но что поделаешь, если другой нет. И единственное, что портит дело,- это ваше неумение. Ваши машины компилируют идиотские биографии, которые не удовлетворяют ни казненных, ни окружающих, ваши приборы не в состоянии перестроить нейроны подкоркового слоя, и в результате мирный служащий вынужден бороться с комплексами преступника...

- Но ведь это то, что вам надо! - возмущенно воскликнул Фрей. Теперь и он вскочил с кресла и заметался по комнате.- С какой это стати, подумайте-ка, мирный служащий сорвется с насиженного места и уйдет в опаснейшую космическую экспедицию, если что-то неосознанное не будет тянуть его? Именно несоответствие нового облика, который мы ему внушаем, и старых инстинктов толкает его на это. В новом облике он как в чужом костюме - все давит и стесняет движения. Да, наша аппаратура несовершенна, но будь она совершенна - стирание памяти потеряло бы всякий смысл. Именно тот тайный смысл, который вы в это вкладываете. Иначе мы не заставили бы казненных искупать свои преступления, выполняя для общества самую тяжелую и опасную работу. И даже то, что мы вынуждены следить за каждым их шагом, чтобы не допустить рецидивов, даже это отвечает вашим целям.

Он стал перед Пауэллом в вызывающей позе, возбужденный, с пылающим лицом. Тот скупо улыбнулся.

- Ради бога, не разыгрывайте благодетеля. Если бы вы могли, вы бы с удовольствием сняли с себя все заботы. Но теперь вам, разумеется, приходится следить за ними. И нам тоже. Впрочем, не такой уж это тяжелый труд. К счастью, не слишком часто попадаются индивидуумы, подобные Мартенсу.

- Да, это вы правы,- задумчиво протянул Фрей, с которого уже слетело возбуждение.- Этот побил все рекорды. Другие только догадывались, кто они, и скрывали свою тайну в себе, а этот... Подумать только, проникнуть в институт, похитить карточку, да с такой дьявольской ловкостью! Один халат чего стоит! А как он смотрел сегодня на нас там, в коридоре... Это же прирожденный преступник. Не понимаю, почему вы его не арестуете?

Пауэлл покачал головой.

- То, что он сделал сегодня,- мелкое преступление. Его осудили бы на три года меркурианских рудников. А дальше что? Нет, я хочу дать ему дойти до конца.

- Каков же, вы думаете, будет его следующий шаг?

Пауэлл пожал плечами и включил локатор.

- Кто знает? Пока что он валяется на кровати в гостинице и переваривает правду о себе.

Мартене лежал на кровати, не сняв пиджака и туфель, и соcредоточенно сосал сигарету. Широкая медная пепельница на полу была с краями завалена окурками. Некоторые еще дымились.

Ричард Браун... Легендарный боксер, стремительным метеором блеснувший на спортивном небосклоне,- вот кем он был! Теперь понятно, откуда эти приступы ликующей ярости и ощущение чужого тела, обмякшего под могучими кулаками. В свидетельстве о казни крайне скупо перечислялись основные моменты биографии, но Мартенсу незачем было их изучать: он наизусть знал эту трагическую историю, как знали ее сотни миллионов людей во всех частях света...

Ричард Браун и Алиса Комьерс... Великий боксер и скромная официантка из захолустного Смитфилда, который не на каждой карте и обозначен. Они росли вместе, Дик и Алиса, и ему в свое время пришлось немало поработать кулаками, чтобы отстоять свое право сидеть с ней на одной парте. Потом он, как водится, уехал искать свою судьбу, слава его достигла Смитфилда в виде аршинных заголовков газет. И Алиса не могла даже надеяться, что он вернется.

Но он вернулся. Однажды вечером роскошный, умопомрачительный, безумно дорогой "Ястреб" спикировал на площадь перед единственным в городе рестораном, и на другой день растерянная, ошеломленная, плохо соображающая Алиса переступила порог мерии с фатой на голове и смятением в мыслях.