Страница 4 из 5
И моё обязательное толкование гласило, что я хороший коп. Но я должен признаться, что иногда я не слишком в этом уверен…
Ребекка Конноли была дома, когда я пришёл. На Земле семья с такими деньгами, как у четы Хиссоков-Коннели, владела бы поместьем. На борту космического обиталища с местом туговато, однако их гостиная была достаточно велика, чтобы была немного заметна кривизна пола. Среди картин на стенах я заметил оригиналы Гранта Вуда и Боба Эгглтона. Вне всякого сомнения, они были весьма богаты — отчего становилось трудно поверить, что они могли бы прикончить дядюшку Ская из-за его денег.
Ребекка Конноли выглядела потрясающе. Согласно пресс-репортам, которые я читал, ей было сорок четыре, но выглядела она на двадцать лет моложе. Генная терапия у нас, может, и невозможна, но за деньги к вашим услугам любая пластическая хирургия. Её волосы были медного оттенка, а глаза — неестественного фиолетового цвета.
— Здравствуйте, детектив Корсаков, — сказала она. — Мой муж сказал, что вы наверняка зайдёте. — Она покачала головой. — Бедняга Скай. Такой приятный человек.
Я склонил голову. Она была первой родственницей Ская, сказавшей о нём хоть что-то хорошее как о человеке — что, разумеется, может быть неуклюжей попыткой отвести от себя подозрения.
— Вы хорошо знали Ская?
— Нет, честно говоря, нет. Они с Роджером были не слишком близки. Забавно. Когда мы только поженились, Скай часто бывал у нас в гостях — он был шафером Роджера, он вам не говорил? Но когда родился Глен, он почти перестал заходить. Не знаю — может быть, он не любит детей; своих-то у него никогда не было. Так или иначе, он не был частью нашей жизни уже… да, уже восемнадцать лет.
— Но отпечатки Роджера были в замке офиса Ская.
— О, да. Роджер владеет блоком, в котором у Ская офис.
— Мне очень не хочется вас об этом спрашивать, но…
— Я была в совете директоров компании «Десятое поколение», детектив. У нас было собрание акционеров. Где-то восемьсот человек меня там видели.
Я задал ещё несколько вопросов, но так и не приблизился к пониманию мотивов Роджера Хиссока. И поэтому я решил смухлевать — как я говорил, иногда я сомневаюсь, что выбрал правильную стезю.
— Спасибо за помощь, миз Конноли. Не хотелось бы больше отнимать у вас время, но не могу ли я воспользоваться вашей уборной?
Она улыбнулась.
— Конечно. Одна дальше по коридору, другая наверху.
Та, что наверху, показалась мне более перспективной для моих целей. Я поднялся туда, закрыл за собой дверь. Мне действительно хотелось в туалет, но прежде я вытащил сканер улик и принялся искать образцы. Бритва и расчёска — отличные источники образцов ДНК; полотенца тоже, если вытираться достаточно энергично. Но лучше всего, конечно, зубные щётки. Я просканировал всё, но что-то тут было не так. Согласно показаниям сканера, здесь присутствовала ДНК одной женщины — пол легко определялся по наличию XX хромосомной пары. А также была ДНК одного мужчины. Однако трое лиц мужского пола жили в этой квартире: отец Роджер, старший сын Глен и младший Билли.
Возможно, этой ванной пользовались только родители, и в таком случае я упустил свой шанс — вряд ли мне удастся найти благовидный предлог для проверки второй ванной. Хотя нет — здесь было четыре комплекта полотенец, четыре зубные щётки, а вон там, на краю ванны, игрушечный аквашаттл… как раз такой, каким мог бы играть восьмилетний ребёнок.
Любопытно. Этой ванной явно пользуются четыре человека, однако генетический след оставляют только два. В этом не было никакого смысла — ну, то есть, я вообще не любил мыться, когда мне было восемь, как Билли, но никому не удастся посещать ванную комнату изо дня в день и не оставить в ней своей ДНК.
Я облегчился, запустился автосмыв. Я спустился вниз, снова поблагодарил хозяйку и ушёл.
Как я и сказал, я смухлевал — что снова заставило меня усомниться в том, что мне и правда на роду написано стоять на страже закона. Хоть это и было нарушением гражданских прав, я отнёс образец ДНК, взятый в ванной квартиры Хиссоков-Коннели, Дане Рундштедт, которая прочитала её для меня.
Я был потрясён результатом. Если бы я не смухлевал, я бы ни за что об этом не догадался — это было самое настоящее идеальное преступление.
Но всё сошлось после того, как я увидел, что содержит мужская ДНК.
И тот факт, что из всех Хиссоков лишь Роджер, по-видимому, имел доступ во внутренний офис Ская.
То, что бластер Роджера был использован в качестве орудия убийства.
То, что ванной, по-видимому, пользовались лишь два человека.
То, что Скай терпеть не мог с кем-то конфликтовать.
То, что у семьи Хиссоков-Конноли было много денег, которые они хотели передать следующему поколению.
То, что юный Глен выглядел копией своего отца, но был подавлен и замкнут.
То, что Глен выбрал другого прорицателя.
Несколько… скажем так, необычный вкус Роджера в подборе секретарей.
Все кусочки мозаики подошли друг другу — эта часть моего прорицания всё-таки была верна, я и правда хорош в складывании головоломок. Но меня всё равно изумляла её элегантность.
Рэй Чен разберётся с юридическими вопросами; он по этой части дока. Он найдёт способ замести под ковёр факт моего незаконного прорицания до того, как дело попадёт в суд.
Я вызвал такси и отправился в Третье Колесо на встречу с убийцей.
— Стой, где стоишь, — сказал я, идя по длинному изгибающемуся коридору в Университете Фрэнсиса Крика. — Ты арестован.
Глен Хиссок застыл на месте.
— За что?
Я огляделся, затем втащил Глена в пустую аудиторию.
— За убийство твоего дяди, Ская Хиссока. Или я должен сказать, за убийство твоего брата? В данном случае ситуация несколько неясная.
— Я не понимаю, о чём вы говорите, — ответил Скай своим подавленным и нервным голосом.
Я покачал головой. Прорицатель Скай заслуживал наказания, а его брат Роджер был виновен в отвратительном преступлении — преступлении, которое в менделийском обществе считалось не менее тяжким, чем убийство. Но и Глена я просто так отпустить не мог.
— Мне жаль, что с тобой такое случилось, — сказал я. Моральная травма, безусловно, объясняла его замкнутость и угрюмый нрав.
Он посмотрел на меня.
— Будто мне от этого легче.
— Когда это началось?
Он некоторое время молчал, потом слегка пожал плечами, словно осознав, что притворяться больше нет смысла.
— Когда мне исполнилось двенадцать — как только началось половое созревание. Не каждую ночь, понятное дело. Но достаточно часто. — Он помолчал. — Как вы догадались?
Я решил сказать ему правду.
— В вашем доме лишь две ДНК — одна женская, и одна мужская.
Глен ничего не сказал.
— Мне прочитали мужскую ДНК. Я искал признак, который помог бы мне объяснить мотив твоего отца. Ты знаешь, что я обнаружил.
Глен молчал.
— Когда твоему отцу сделали его младенческое прорицание, его родителям, должно быть, сказали, что он стерилен. ДНК тому свидетель: неспособность производить жизнеспособные сперматозоиды. — Я помолчал, припоминая детали услышанного от Рунштедт. — Но тогда прорицатели ещё не знали об эффекте, оказываемом вариантной формой гена ABL-419d с более чем сотней повторений комбинации T-A-T. Функцию этой вариации тогда ещё не открыли. Но она уже была известна к тому времени, когда Роджеру исполнилось восемнадцать, к тому времени, когда он пришёл к старшему брату Скаю, к тому времени, когда Скай сделал ему его взрослое прорицание. — Я помолчал. — Но дядюшка Скай терпеть не мог конфликтных ситуаций, верно?
Глен стоял неподвижно, словно статуя.
— И потому Скай солгал твоему отцу. О, он сказал о его стерильности, однако посчитал, что не стоит вступать в пререкания о том, что может значить этот вариантный ген.
Гден смотрел в пол. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе звучала горечь.