Убить Змея

— Он ведь предлагал один на один, — подавленно произнесла Даша.

Глеб усмехнулся:

— Это он так, для поддержания разговора.

Сидя в «жигуленке», они ожидали приближающегося к ним Родригеса. Графиня и Вася молча озирались по сторонам. Стас, Илья и Такэру, дублируя действия Глеба, также не выходили из «фольксвагена». Десятка два мордоворотов Грача слонялись поблизости, следуя, очевидно, указаниям в контакт не вступать: они лишь отворили ворота и впустили дорогих гостей.

Родригес в красном пиджаке и в белой сорочке с бабочкой лучезарно улыбался. Его седеющие волосы серебрились на солнце. Подойдя к «жигуленку», он сделал приглашающий жест: вылезайте, мол, чего сидеть?

— Зовут к столу, — сказал Глеб и вышел из машины.

За ним вышли Даша, Вася и графиня. Такэру, Илья и Стас также покинули «фольксваген». Все они молча сгрудились за спиной Глеба.

— Не представите ли меня дамам? — проговорил Родригес, с восхищением глядя на Дашу.

— Нет смысла, — ответил Глеб. — Знакомство будет мимолетным.

— Как знать, как знать, — многозначительно усмехнулся испанец, раздевая Дашу глазами. Он галантно поклонился графине. — Дон Хуан Родригес. Рад вашему визиту, Наталья Дмитриевна.

— Вы меня знаете? — удивилась графиня.

— Кто же не знает графиню Салтыкову? Позвольте принести вам глубочайшие извинения за хамскую агрессивность, которую позволили себе мои люди в отношении вас. Я был в отъезде и… Надеюсь, я как-то сумею загладить их вину.

Графиня растаяла. В свои сто четырнадцать лет она представить себе не могла, что такой джентльмен способен на нехорошие поступки.

— Я тоже на это надеюсь, сеньор Родригес, — ответила она с достоинством.

Родригес вновь поклонился и перевел взгляд на Дашу.

— Так вот вы какая, Дарья Николаевна! — Он поцеловал ей руку, слегка задержав ее в своей ладони. — А я, знаете ли, тот самый Родригес. Для кого-то я, может, и Змей, но для вас — просто Хуан.

Изумрудные Дашины глаза гневно вспыхнули. Голос ее, однако, прозвучал с чарующим кокетством:

— А ты все такой же лакомка, Неудержимый, не меняешься. Мангустов продал — может, и Змею продашь? Договоримся?

Лицо Родригеса вытянулось и побледнело. Все вокруг напряженно застыли, даже Вася, толком и не понимающий, что здесь происходит. Сияло солнце, синело небо, и в гробовой тишине стоном прозвучал возглас Ильи:

— Дуська, рано!

Даша вздохнула:

— Импровизация, Гольдберг! Тошно смотреть, как он тут хвост распускает! — С виноватым видом она взяла Глеба за руку. — Прости, милый: что сделано, то сделано! — С этими словами она сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.

Кое-кто из охранников Грача зажал себе уши. Глеб улыбнулся:

— Все забываю спросить: кто тебя этому научил?

— Вовка Родин из 6-го «Б», — ответила Даша. — Правда здорово?

Стас и Такэру синхронно показали ей большие пальцы.

— Ништяк! — сверкнул золотыми зубами Вася. Лишь Илья буркнул:

— Ну да, Вовка Родин научит!

— Между прочим, я тоже умею, — заявила вдруг графиня. — Только не упражнялась давно.

— А ну! — подначил ее Глеб.

Наталья Дмитриевна смущенно свистнула в четыре пальца. Не так чисто и не так пронзительно, как Даша, но… Один из мордоворотов Грача даже зааплодировал.

А дон Хуан Родригес все не мог прийти в себя от разоблачения. Меж тем лицо его из бледного сделалось багровым, а выражение радушия перешло в маску хищной злобы.

— Оказывается, Дарья Николаевна, — проговорил он мрачно, — вам известно больше, чем я предполагал. Ну что ж… тем хуже для вас.

Глеб щелкнул пальцами перед его носом.

— Начнем, Неудержимый.

Родригес зловеще осклабился.

— Пожалуй.

Тем временем на широкое крыльцо особняка из внутренних помещений стал стекаться народ, привлеченный свистом милых дам. И одет народ сей был весьма своеобразно: на женщинах и на мужчинах были одинаковые серые балахоны с капюшонами, откинутыми на спину. Среди лиц, составляющих эту серую толпу, мелькали и знакомые: директор школы Иван Гаврилович и сенатор Колмен с повязкой на глазу, Сато Абэ, Марья Шлыкова и Элен Вилье, бросающая на Глеба испепеляющие взгляды. Среди враждебных этих лиц Даша разглядела мастеров бального танца — супругов Манько и лобастую физиономию художника Федора Ляха. Лишь двое выделялись своей одеждой: хозяин дачи Дмитрий Грачев и фотомодель Виктория Бланш, которая, кстати, и держалась от серых балахонов несколько особняком.

Грачев, бородатый и красивый, был в бежевом костюме и при галстуке. Он молча спустился с крыльца и встал шагах в десяти от команды Глеба. И тут же двадцать охранников взяли друзей Мангуста в полукольцо.

Виктория Бланш была в коротком светлом платье, и белые туфельки на высоком каблуке подчеркивали красоту ее ног. Золотистые волосы фотомодели сверкали на солнце, а голубые ее глаза казались глазами ангела.

— Значит, номер не прошел? — насмешливо проговорила Виктория. Обращалась она к Родригесу, но ее ледяной взгляд устремлен был на Дашу.

— Увы, — отозвался Родригес. — Действуем по второму варианту.

Виктория кивнула:

— Как я и предвидела.

Люди в серых балахонах, стоящие на крыльце, не издавали ни звука и как будто излучали электричество. Впечатление было жуткое.

Глеб взглянул на Родригеса в упор:

— Неудержимый, ты драться-то умеешь? Или только дамам ручки целовать?

— И этого не умеет, — ввернула Даша. — У него губы слюнявые.

Родригес, казалось, готов был броситься на нее с кулаками.

Но Виктория Бланш осадила его взглядом.

— Эй, Грач! — произнесла она властно и указала на Дашу. — Она твоя!

— Благодарю, госпожа! — подобострастно поклонился Грачев.

— Падло, — буркнул Вася.

А графиня бросила в лицо Виктории:

— Дрянь!

Глеб меж тем сбросил куртку, вышел на газон и пальцем поманил Родригеса.

— Начнем, Неудержимый. Учитель всегда ставил тебя в пример.

Хуан Родригес с усмешкой подошел и встал перед ним.

— Как твое имя, Мангуст?

— Ученик, — с поклоном ответил Глеб.

В безоблачных небесах громыхнуло. И Глеб оказался вдруг в синем плаще, в синих ботфортах и в синей шляпе с белым пером.

Даша, без кровинки в лице, смотрела во все глаза. Стас стиснул ручищами плечи Такэру и Ильи, а те и не шелохнулись. Графиня и Вася стояли рядышком, невольно прижавшись друг к другу. Даже охранники Грача, потеряв бдительность, вытянули шеи, чтоб лучше видеть.

Родригес театрально расхохотался:

— Ученик?! Что за имя, чёрт побери?!

Глеб взмахнул перед ним шляпой.

— Это имя твоей смерти.

Родригес сбросил свой красный пиджак.

— На каком уровне бьёмся, Ученик?

Глеб пожал плечами:

— Как скажешь.

— Начнем на первом, — предложил Родригес и молниеносно направил кулак в лицо Глебу.

Глеб едва успел уклониться, и рука противника задела лишь перо его шляпы. Оба в удивлении замерли: Родригес — оттого что не попал, а Глеб — оттого что кто-то сумел все же его коснуться. Отскочив друг от друга, они приняли стойки.

— На первом начали, на первом и закончим, — пообещал Глеб.

В неимоверном прыжке Родригес нацелился ногой ему в голову. Уклонившись, Глеб поймал ногу Родригеса в плащ. Резким рывком дон Хуан сумел освободить ногу, лишившись при этом лакированной туфли. Перемешались они оба столь быстро, что зрителям их поединка едва удавалось различить отдельные фазы движений. Зрители смогли заметить лишь мелькнувший ботфорт Глеба, затем услышали глухой удар, после которого Родригес упал, однако тут же поднялся и в досаде сбросил с ноги вторую туфлю. Теперь дон Хуан был обут лишь в носки. Он вновь сделал выпад ногой, вложив в удар всю свою сокрушительную силу. Но Глеб на сей раз не только уклонился: каким-то непостижимым образом он оказался вдруг у Родригеса за спиной и произнес: «Ку-ку!» Испанец мгновенно развернулся. Лицо его было пунцовым от злобы и растерянности.

— Ёлки-моталки! — вырвалось у восхищенного Стаса. А Такэру проговорил с мальчишеской гордостью: