На острие

Помолчав, женщина произнесла:

— Право, не представляю, чем могла бы вам помочь. Это частный дом, а имя, что вы упомянули, мне совершенно незнакомо.

— Ваш номер 904-555-1904?

— Нет, мой номер... Подождите-ка, какой номер вы только что назвали?

Я повторил.

— Это рабочий телефон моего мужа, — ответила она, — в магазине скобяных изделий.

— Извините, — сказал я. — По ошибке я прочел номер, по которому Паула звонила только один раз. Вероятно, ваш номер 828-9177?

— А откуда у вас номер, который вы назвали первым?

— Она звонила по обоим номерам.

— Вот как! Как, вы сказали, ее зовут?

— Паула Хольдтке.

— Она звонила и по этому номеру, и в магазин?

— Вероятно, я все-таки ошибся, — сказал я.

Она все еще продолжала задавать вопросы, когда я бросил трубку.

Я снова отправился в меблированный дом на Пятьдесят четвертой улице. На полпути меня остановил бородатый юнец в джинсах и спросил, нет ли у меня мелочи. У него был растерянный вид, — так часто выглядят жертвы метамфинамина и те, кто принимает крэк. Я вручил ему остаток мелочи.

— Эй, спасибо! — крикнул он мне вслед. — Ты классный парень!

Когда Фло открыла дверь, я извинился за то, что продолжаю ей досаждать. Она ответила, что всегда рада меня видеть. Я поинтересовался, дома ли Джорджия Прайс.

— Точно не знаю, — ответила она. — Разве вы с ней еще не разговаривали? Не представляю, чем она может вам помочь. Ведь я сдала ей комнату после отъезда Паулы, а значит. Джорджия не могла ее знать.

— Действительно, я с ней уже беседовал. Но мне хотелось бы еще раз ее повидать.

Она махнула рукой в сторону лестницы. Поднявшись, я остановился перед дверью, за которой прежде жила Паула.

До меня донеслись звуки музыки с назойливым, быстрым ритмом. Я постучал. Услышит ли она меня в этом шуме? Я собирался постучать еще раз, но тут дверь распахнулась.

Джорджия Прайс была в трико, ее лоб поблескивал от пота. Думаю, она разучивала новый танец. Ее глаза удивленно распахнулись, когда она узнала меня. Девушка невольно отступила на шаг, и я проскользнул в комнату. Она хотела было что-то сказать, но передумала и пошла выключать музыку. Джорджия выглядела испуганной и виноватой. По-моему, у нее не было причин для переживаний, но я решил воспользоваться случаем.

— Вы из Таллахасси, не так ли? — спросил я.

— Из пригорода.

— Прайс — ваше сценическое имя? А настоящее — Присоцки?

— Как вы...

— Когда вы сюда въехали, в комнате стоял телефон. Он не был отключен.

— Я не знала, что мне нельзя им пользоваться. Я была уверена, что оплата телефона, как в гостинице, включается в стоимость номера. Правда, я не знала.

— Вы позвонили сначала домой, а потом отцу на работу?

Она кивнула. От растерянности девушка казалась совсем юной и была до смерти напугана.

— Я заплачу, — сказала она. — Я просто не представляла... я думала, придет счет... К тому же мне не удалось добиться, чтобы сразу установили новый аппарат: мастер не мог прийти раньше понедельника. Я боялась, что придется долго ждать, пока мне дадут новый номер. Когда же мастер наконец появился, он только и сделал. Что подключил к линии прежний аппарат и сообщил мне номер. С этого момента сюда больше не мог позвонить тот, кто хотел поговорить с Паулой... Честное слово, я не предполагала, что поступаю дурно.

— Да вы не совершили ничего плохого, — успокоил ее я.

— Я буду только рада заплатить за все звонки.

— Не беспокойтесь из-за этого. Кто попросил отключить телефон Паулы? Вы?

— Да. Я что-то сделала неправильно? Поскольку она больше здесь не жила, то...

— Вы поступили так, как положено, — сказал я. — Меня не интересует пара неоплаченных телефонных разговоров. Я лишь пытаюсь разыскать пропавшую девушку.

— Знаю, но...

— Джорджия, был ли подсоединен к телефону автоответчик?

Ее взгляд невольно метнулся в сторону столика у изголовья кровати, где рядом с телефоном стоял автоответчик.

— Мне надо было отдать его, когда вы заходили в первый раз, — произнесла она. — Я даже об этом подумала позже. Вы так быстро задали вопросы о том, что оставалось в комнате, знала ли я Паулу и не справлялся ли кто-либо о ней после ее отъезда, что я вспомнила про автоответчик, когда вы уже ушли. Я вообще-то и не собиралась оставлять его у себя, а просто не знала, как с ним быть. Вот он и стоит на прежнем месте.

— И прекрасно.

— Правда, я им пользовалась. Я хочу купить себе новый аппарат, когда поднакоплю денег. Мне нравятся новые модели — с дистанционным управлением, чтобы можно было позвонить с другого аппарата и прослушать записанные сообщения. А этот совсем простенький. Пока, конечно, и он бы пригодился. Вы хотите его забрать? Я могу за минуту его отключить.

— Мне он не нужен, — сказал я. — Я сюда пришел не для того, чтобы забрать автоответчик или получить деньги за разговоры с Таллахасси.

— Извините.

— Я только хотел бы задать вам пару вопросов относительно телефона и автоответчика. Вот и все.

— О'кей.

— Я знаю, что вы въехали сюда восемнадцатого, а телефон работал до двадцатого. В эти дни кто-нибудь спрашивал Паулу?

— Нет.

— Что же — телефон вообще не звонил?

— Один или два раза. Искали меня. Я созвонилась со своей подругой и дала ей этот номер. За уик-энд она пару раз разговаривала со мной. Из города, так что звонок ничего не стоил. Ну, разве что четвертак, не больше.

— Мне безразлично — звони вы хоть на Аляску, — повторил я. — Если это может вас успокоить, имейте в виду: ваши звонки не придется оплачивать. Задаток Паулы перекрыл ее расходы, так что ваши разговоры будут оплачены из оставшихся на ее счету денег. Поскольку самой Паулы здесь нет, никто не потребует возмещения остатка.

— И все-таки я поступила некрасиво.

— Все в порядке. Значит, звонили только вам? А когда вас не было? Есть ли записи на автоответчике?

— После моего переезда ничего записано не было. Видите ли, как только я сообразила, что телефон принадлежит ей и плата за него не включена в стоимость комнаты, я отключила автоответчик. Лишь позднее, примерно через неделю, решив, что она за ним не вернется, я подумала, что могла бы им пока пользоваться. Тем более что он мне действительно нужен. Подсоединив его снова, я прослушала все записи и только потом вставила свою кассету.

— Скажите, кроме звонков ее родителей, были какие-либо еще?

— Немного.

— У вас сохранилась кассета?

— Я все стерла.

— Вы что-нибудь припоминаете из того, что услышали?

— Нет, ничего. Это были какие-то обрывки. Пленку я прокрутила только один раз, когда пыталась разобраться, как мне ее очистить.

— А что произошло с той кассетой, на которой были записаны слова самой Паулы о том, что дома ее нет и она просит оставить сообщение после сигнала? У Паулы ведь именно такой аппарат?

— Да?

— Вы и ее запись стерли?

— Когда записываешь что-то новое, предыдущий текст стирается автоматически. Так и получилось. Раз уж я решила использовать автоответчик, то должна была записать собственный голос.

Она прикусила губу.

— Я поступила неправильно?

— Да нет.

— Неужели запись была такой важной? Ничего особенного она не сказала: «Алло, это Паула. Не имею возможности поговорить с вами сейчас, поэтому оставьте ваше сообщение после сигнала». Или что-то в этом роде, дословно не помню.

— Это несущественно, — сказал я. Действительно, никакой роли в расследовании та запись не играла. Просто мне очень хотелось услышать ее голос.

Глава 9

— Удивительно, что ты все еще занимаешься этим делом, — сказал Деркин. — Что ты предпринял? Позвонил в Индиану и натряс золотых яблочек с золотой яблоньки?

— Нет. Хотя, вероятно, следовало бы. Столько времени уже прошло, а с результатами по-прежнему плохо. Думаю, исчезновение Паулы Хольдтке — дело уголовное.

— Почему же ты так решил?