Страница 148 из 204
Второе сдерживало первое. Играла свою роль и критическая значимость момента. На этой стадии мировой войны Британия и Франция не могли слишком много внимания уделять определению возможностей сокрушения большевистского режима. Немецкие дивизии держали под прицелом Париж. Запад стоял на краю гибели, вопрос спасения был абсолютно приоритетным. Задача восстановления той или иной формы государственности в России отступила на второй план. Нужно было использовать наличное. Лучшее, что мог сделать старый Запад в собственных же интересах, - это поддержать Россию в боеспособном положении, чтобы отвлечь возможный максимум германских сил. Лорд Бальфур прямо сказал кабинету министров: "Наши интересы диктуют предотвратить, насколько это возможно, уход России в германский лагерь"{830}.
Были и более горькие суждения. 19 декабря 1917 г. генерал Пул писал в Лондон: "Если бы я был художником, я бы послал вам картину будущего германский посол сидит за столом с Лениным по правую руку и Троцким по левую, вкушая все плоды России. На заднем плане клерк из нашего посольства собирает косточки"{831}.
В Париже галльская экспансивность брала верх над соображениями осторожности. Следует действовать, а не ждать покорно судьбы, диктуемой Людендорфом. 21 декабря французы предложили англичанам разделить сферы влияния в Южной России. Франция будет, ответственна за Румынию и Украину, а Британия - за более близкий к британской Персии Кавказ и Дон. Не только среди французов стали выходить вперед горячие головы. Специально посланный в Россию британский майор Бантинг писал в Лондон 29 декабря 1917 г.: "Необходимо создать здесь, ценой любых усилий, совершенно новую и мощную организацию, чтобы не терять связей с Россией в условиях, когда в руках немцев находится большинство козырных карт. Создание новой организации потребует не менее шести месяцев. Большие возможности обещает сибирская торговля. Сибирь удалена от Германии, и возможности развернуться здесь огромны"{832}.
Уже на подходе к Брест-Литовску мы слышим новый язык, видим новый подход, базирующийся на том, что промедление в России смерти подобно, что нужно опередить здесь немцев.
В эти переломные недели американцы действовали с основательностью и энергией людей, переделывающих мир. Как и в ряде прочих межсоюзнических вопросов, Вильсон здесь пошел своим путем. Создается впечатление, что американцы ощутили свой шанс в России. Они полагались на свою энергию и действовали с предприимчивостью неофитов. Отчасти они были удовлетворены растерянностью старых столиц Европы (как уже говорилось, из опубликованных тайных договоров они узнали, что в мире победившей Антанты не было места новой мощной Америке). Если планировавшийся Антантой мир рухнул, то и слава богу. В отличие от ставших "неконтактными" англичан и французов, посол Френсис поручил своим людям установить связи с Троцким. Его поддерживал генеральный консул в Москве М. Саммерс, уверенный в необходимости американского присутствия на флюидной русской сцене. Следует "оказать моральную поддержку лучшим элементам России, которые в конечном счете неизбежно одержат верх; американские организации в России должны быть укреплены"{833}.
Такие американские представители в России, как генерал У. Джадсон, полагали, что европейский Запад потерял моральные и материальные рычаги воздействия на Россию и только президент Вильсон еще обладает моральным авторитетом, необходимым для воздействия на массы русского народа.
Этот "вызов" президент Вильсон принимал. Он отвечал его историческому видению да и эмоциональным потребностям. История, столкнув между собой две европейские группировки, давала ему положение арбитра и лидера, а он старался соответствовать исторической задаче. И если Ллойд Джордж и Клемансо замкнулись в глухих проклятьях советскому режиму, то Вудро Вильсон старался смотреть на происходящее в стане русского союзника с более широких позиций. Он утверждал, что "ни в коей мере не потерял веры в результат происходящих в России процессов"{834}. Президент находился на пути создания полномасштабной идейной программы Америки в текущем мировом кризисе знаменитых "14 пунктов".
Альтернатива большевизму
Западноевропейцы видели шаткость своих позиций - ожидать пришествия в Петроград очередной правительственной смены уже не казалось верхом мудрости. Время и обстоятельства диктовали необходимость выбора во внутрирусской борьбе и, пожалуй, первыми этот выбор сделали англичане. Если Запад не может скоординировать единую политическую линию, если Ленин готов подписать самый жестокий мир с немцами, если в Петрограде идет консолидация новой власти - тогда пассивное ожидание теряет смысл, следует подумать об альтернативе. По возвращении из Парижа Бальфур пришел к нелегкому выводу, что пассивное ожидание на руку лишь немцам. Западу, в свете бескомпромиссности позиции большевиков, следует заняться помощью их противникам. Прежде всего следует оказать через румын помощь Каледину. "Это не будет являться прямым вмешательством во утренние русские дела (как это было бы в случае прямого обращения к генералу Каледину со стороны западных союзников), в то же время это позволит определить подлинную силу генерала Каледина и его намерения"{835}.
Из некоторых лондонских кабинетов Каледин виделся едва ли не русским Наполеоном, возвращающим Западу его восточного союзника. Глава британской разведки заявил, что помощь в 10 млн. фунтов стерлингов способна создать вокруг Каледина армию в 2 миллиона человек. Шеф британской разведки предлагал: "Каледин должен быть поддержан как глава самой большой оставшейся лояльной по отношению к союзникам организации в России. Либо он, либо румынский король должны обратиться к Соединенным Штатам с просьбой о посылке двух дивизий в Россию, номинально для помощи в борьбе против немцев, а на самом деле для создания сборного пункта лояльных прежнему правительству элементов... Решительный человек даже с относительно небольшой армией может сделать очень многое"{836}.
Еще в конце ноября 1917 г. в выступлениях членов военного кабинета присутствовала надежда, что угроза немецкого кованого сапога возродит русский патриотизм. Но уже 3 декабря 1917 г. военный кабинет принимает решение "поддержать любую разумную организацию в России, которая активно противостоит движению максималистов". Лондон ставит задачу создания блока сил, ориентированного на Запад и способного предотвратить подписание Россией сепаратного мира.
Вовсе не таким было представление о нем у западных дипломатов в Петрограде и Москве, находившихся ближе к исторической сцене. Бьюкенен встретился со сподвижниками Каледина и определил их как авантюристов. Посол говорил, что ставка на бравого генерала (но наивного политика) грозит превратить Россию в германскую колонию. В конечном счете послу Бьюкенену было поручено связаться с Калединым непосредственно. "Если ситуация даст какие-нибудь надежды, последует помощь союзников... Ваша миссия должна держаться в строжайшем секрете, и вы не должны давать обязывающих обещаний до предоставления доклада"{837}.
Англичане, как бы вытесненные из русской столицы, показали себя на этом этапе все же достаточно осведомленными и осмотрительными в том, что касалось такого взрывоопасного явления, как русский сепаратизм. Британская дипломатия и разведка на довольно ранней стадии предупредили правительство об опасности открытой поддержки сепаратистских тенденций. И если уж искать в России альтернативу, то не в лице Каледина, он - не та сила, на которую должна ставить Британия. Легковесности не должно было быть места. В конце концов, Британия потратила три года, чтобы заместить в России Германию, и ей было нелегко расставаться с идеей прочного русско-британского союза. Россия изменилась, но ее геополитические интересы в любом случае диктуют ей поиски противовеса Германии. При этом Ллойд Джордж всегда приветствовал нестандартный подход к сложной проблеме.
Да, большевики фактически сломали старую русскую армию. Да, они не готовят ни наступательных, ни оборонительных мероприятий в отношении немцев. При желании их можно назвать предателями. Но вот жесткий факт: большевики вовсе не призывают германские войска. Их, при всем желании, трудно определить как германских агентов, так как они, по меньшей мере, не находят с немцами общий язык в Брест-Литовске. Более того, они начали жесточайшую пропагандистскую войну против прусского милитаризма - а это именно то, что нужно. Большевики сломали фронт, противостоящий германской армии, но они стараются взять эту армию идейным измором.