Страница 10 из 27
Карандашный портрет Тодора я сунул в карман. Из всего, что лежало в кожаной папке, я не хотел расставаться только с ним. Адрес Софии я запомнил, потом достаточно долго смотрел на ее фотографию и решил, что смогу узнать ее даже в небольшой толпе. Сжег листок с адресом и фотографию в пепельнице, книжки, которые привез с собой, поставил на полки Яноса Папилова, а кожаную папку положил на кровать. Не торопясь пил коньяк, а когда бутылка опустела, дом пробудился ото сна и подошло время завтрака.
Милан Бутек окончательно проснулся, выпив третью чашку утреннего кофе. Крестьянская одежда сидела на нем так, словно он носил ее всю жизнь. Жена Яноса принесла два карандаша для подводки и принялась за дело. Я с интересом следил за процессом: его предстояло повторять неоднократно, после каждого умывания. Брови разом изменили лицо, из марсианина Бутек вновь стал человеком.
Парик тому тоже поспособствовал, но одного внимательного взгляда хватало, чтобы понять, что это не естественные волосы. На голове Бутека мы закрепили парик клейкой лентой.
Бутек глянул на себя в зеркало и побледнел.
— На Западе ты снова сможешь отрастить бороду, — успокоил его я. Перед тем, как разойтись по своим комнатам, мы перешли на ты.
— Разумеется. А пока я постараюсь как можно реже смотреться в зеркало...
Янос продемонстрировал незаурядный парикмахерский талант. Ножницами для резки бумаги подстриг парик так, чтобы он лучше подходил к голове Бутека. Он по-прежнему выглядел как парик, но специально подобранный парик. С шапкой, скрывающей большую его часть, и при плохом освещении парик мог даже сойти за волосы. Но в целом Бутек выглядел крестьянином.
Правда, в его походке и выговоре не было ничего крестьянского, и над этим пришлось поработать. Я выступил в роли учителя, Бутек — прилежного ученика, а Янос — придирчивого экзаменатора. Задача была не из легких, но результатом все остались довольны. Особенных успехов мы достигли с выговором, решив, что говорить Бутек будет как можно меньше, только отвечать на вопросы и исключительно односложно.
К тому времени, когда к дому Яноса подкатил дребезжащий, кашляющий автомобиль, чтобы отвезти нас к границе, мы уже не сомневались в том, что Бутек достаточно освоился в роли крестьянина.
Для нелегального перехода граница между Югославией и Венгрией — одна из самых легких. Значительная ее часть проходит по суше, где обеспечить жесткий контроль практически невозможно. За исключением центрального участка, где страны разделяет река Драва, граница — всего лишь линия на карте. На нескольких дорогах созданы контрольно-пропускные пункты, а между ними граница — два проволочных забора, разнесенные на тридцать ярдов.
Нас водитель высадил в десятке миль от границы, на дороге, ведущей в венгерский город Сегед. Мы зашагали на северо-запад, благо по дороге мало кто ездил, и Бутек на практике продемонстрировал приобретенные навыки. Шагал вразвалочку, как и пристало югославскому крестьянину, смотрел исключительно в землю.
В нескольких милях от границы мы свернули с дороги и пошли на восток через виноградники. Госпожа Папилова дала нам по бумажному пакету с хлебом, сыром и колбасой, в кармане у меня лежала фляжка с коньяком. Отойдя от дороги, мы присели под лозой и перекусили. Виноград еще не созрел, но его кисловатый вкус мне нравился. Ягоды очень хорошо пошли после хлеба с сыром и колбасой.
Запили мы все глотком коньяка, посидели, наслаждаясь горячим солнцем. Бутек-крестьянин выглядел гораздо моложе Бутека-политика. Он вздохнул, рыгнул, зевнул и улегся на землю, подложив руки под голову. Я уже испугался, что он готов к очередным шести часам сна. Но вместо того, чтобы заснуть, Бутек заговорил.
— До чего же хорошо. Чистый воздух, простая еда, долгая прогулка. Прекрасный день, не так ли?
— Да.
— И прекрасные места.
— Безусловно.
— Места, где я родился, еще прекраснее. Ты бывал в Черногории?
Я ответил, что мне случалось пересекать эту республику.
— Тогда ты, возможно, знаешь город Савник.
— Знаю, но в нем никогда не был.
— Я родился в Савнике. Не в самом Савнике, но на хуторе в нескольких милях от Савника. Так что я — человек, европеец, югослав, черногорец или просто уроженец Савника. Каждый может называть себя по-разному, в зависимости от широты взглядов.
Я промолчал.
— Ты веришь, Ивен, что Черногория должна быть свободной и независимой?
— Да.
— Почему?
— По многим причинам, подробно изложенным в твоей книге.
— Есть и другие?
— Возможно, — я предпочитал не излагать свои политические взгляды. Многим они могли показаться слишком уж противоречивыми. Я не видел в этом ничего особенно, но объяснять, что да почему, не хотелось.
— Тебе понравилась моя книга, Ивен?
— Более чем.
— И ты согласен с ее содержанием?
— Настолько, что сочту за честь перевести ее.
— Наоборот, это большая честь для меня. Но, Ивен, ты не задумывался, почему я написал эту книгу?
— Полагаю, причина тому — внутренняя убежденность в собственной правоте. И желание видеть отдельные республики на месте Югославской федерации.
Он меня прервал, покачав головой.
— По более важным причинам, Ивен. И по менее важным. Но самая главная из них — я ненавижу войну. Я воевал. Убивал людей, видел, как вокруг меня гибли люди. Я хочу, чтобы больше никаких войн не было.
Он глотнул коньяка.
— Но война всегда была с нами и, боюсь, никуда не денется и в будущем. Я знаю, как воевали в прошлом. Всю жизнь я изучал историю, Ивен, и знаю, как начинаются войны, как в них втягиваются большие страны, как растет численность противостоящих друг другу армий. Мы живем в мире огромных стран, не так ли? Китай, Россия, Соединенные Штаты, Общий рынок Западной Европы, социалистический блок Восточной Европы. Большие страны и объединения стран. Давно ушли те времена, когда два маленьких государства воевали друг с другом, а человек мог мирно жить в пятидесяти милях от поля боя, в другой стране, и война эта никоим боком его не касалась. Маленькие страны устраивали маленькие войны, маленькие армии сражались в маленьких битвах, но мир жил своей жизнью. Но представь себе войну между Америкой и Россией, Америкой и Китаем, Китаем и Россией? Куда деться простому человеку? Где спрятаться? И что после такой войны станет с этим миром?
Я бросил в рот несколько виноградин, пожевал. Следовало подняться и продолжить путь к границе, но он слишком хорошо говорил, и мне хотелось его послушать.
— Легко представить себе Югославию, разделенную на пять или шесть республик. А теперь представь себе Китай, разделенный на два десятка провинций, свою страну, разделенную на пятьдесят независимых штатов, Советский Союз, разделенный подобным образом. Тогда не будет больших войн, Ивен. Тогда не будет людей, которые своим решением могут уничтожить весь мир, тогда мирный человек, увидев приближающуюся войну, сможет перебраться из одной деревни в другую, где война его не коснется, — он тяжело вздохнул, сел. — Вот почему я написал эту книгу. Не потому, что жду, как Югославская федерация распадется сама по себе. Дело в том, что я — старик, уставший от войны, которому хочется спокойно умереть в Савнике в полной уверенности, что бушующие в мире бури его не заденут.
Милан Бутек встал.
— Но это уж слишком философская речь для черногорского крестьянина, не так ли? Так что пора возвращаться в роль. Пошли.
И мы пошли, он и я, как пара радующихся жизни крестьян, меж рядов виноградных лоз, к венгерской границе.
Глава седьмая
На югославской стороне границы забор возвышался на восемь футов. Нижние семь — металлическая сетка, восьмой — колючая проволока. В тридцати ярдах от первого забора расположился его венгерский собрат, пожалуй, на фут или два выше. А между заборами — полоска ничейной земли, усеянная следами пограничников. К счастью для нас, через сетку не пропускали электрический ток, зато рядом не было деревьев, забравшись на которые мы могли бы перелезть через заборы. И по обе стороны заборов тянулись бесконечные виноградники.