Страница 74 из 133
Рузвельт, со своей стороны, не сумел добиться сходного единства позиций и чувства командной борьбы. Хотя предпочтение Германии (как цели номер один) перед Японией было обязательным, адмирал Кинг приложил немало сил для поддержки тихоокеанской стратегии. Другой влиятельный военный авторитет - командующий авиацией генерал Арнольд был сторонником создания сверхмощной бомбардировочной авиации, эту цель он считал более важной, чем подготовку высадки в Европе. У американских генералов, возглавляющих отдельные рода войск, шла интенсивная внутренняя борьба за имеющиеся ресурсы. Нередко англичанам, пораженным темпами американского военного строительства, казалось, что Соединенные Штаты готовятся контролировать весь мир, но при этом армия стремилась к достижению контроля в Европе, а флот склонялся к тихоокеанскому приоритету.
В этой ситуации решающее значение приобретала позиция самого Рузвельта. Но и у него были сомнения. Однозначно поддержать Маршалла в желании ринуться на континент означало антагонизировать англичан, а в мире будущего Рузвельт нуждался в них как в привилегированных союзниках. И Рузвельт не был убежден, что позиция Черчилля - позволить немцам и русским использовать друг против друга свои лучшие силы - является близорукой. Важно, что существовал "Раундап", но его следовало держать в запасе до возникновения перспектив безусловной победы той или другой стороны на советско-германском фронте. И, провозглашая словесно свою твердую приверженность делу быстрого открытия второго фронта, президент Рузвельт в ключевых обсуждениях ушел от той жесткой линии, на которую, как все знали, он был способен. Дело заключалось не в речах Черчилля, которые откровенно нравились президенту. Рузвельту в конечном счете нравилось то, что из них вытекало: не делать окончательных обязывающих выводов, "держать все двери открытыми".
Чувствуя, что Рузвельт слушает его с симпатией, Черчилль шел еще дальше. Он уже не останавливался на захвате Сицилии, он ставил иную задачу - смертельный удар по слабейшей части "оси" - Италии. Здесь заключалось вероятие более быстрых, более эффективных, потрясающих воображение - и менее дорогостоящих в плане людских ресурсов - побед. А русским все это можно будет продать за искомый второй фронт. К четвертому дню конференции Черчилль имел основание сообщить своему окружению, что Рузвельт видит в средиземноморских операциях логическое развитие североафриканской кампании. То же почувствовали и американские военные, их главнокомандующий уже не оказывал безоговорочной поддержки идее высадки в Европе в текущем году. Рузвельту казалось, что он таким образом сохраняет расположение и лояльность Черчилля, необходимые для союзнического будущего, для формирования выгодного соотношения сил в пределах великой коалиции. Своим же генералам - Маршаллу и Эйзенхауэру он со спокойной совестью говорил, что действия в Средиземноморье - этап, вызванный тщательной подготовкой "Раундапа".
Перемена в стратегическом видении президента безусловно сказалась на позиции высших военных чинов американской делегации. На десятый день конференции они сдались и в присутствии президента и премьера согласовали список перспективных приоритетов. Как ни странно, главной задачей была назначена не высадка в Европе (прежняя американская позиция) и не удар по "мягкому подбрюшью" (английская позиция), а сохранение морских коммуникаций в Атлантическом океане. Второй по значимости называлась помощь Советскому Союзу. Заметим, что речь шла (при всех высокопарных словесных пассажах) не о прямой военной помощи наиболее страдающему союзнику, а об экономической помощи и поставках вооружения. Здесь дипломатия Рузвельта создавала себе проблему, по-страусиному при этом прячась от нее.
Третьим приоритетом являлся средиземноморский бассейн. Была названа цель - захват Сицилии. И лишь на четвертом месте стояло то, что более всего соответствовало первоначальному устремлению Рузвельта и что было более всего необходимо для СССР - высадка во Франции. Пятое место заняли операции на Тихом океане. Нам видится, что происшедшее не есть только "победа английской дипломатии". Это было бы слишком простым объяснением, в котором не содержится ответ на вопрос, почему данная победа стала возможной. В Касабланке Рузвельт, выслушав английские соображения, сознательно пришел к выводу, что бои на восточном фронте и овладение контрольными позициями в Средиземном море - хороший путь к послевоенному доминированию. Потенциальные претенденты на это доминирование ослабляют себя, а США входят в Европу через более безопасный "черный ход". Изображение конференции как "победы" английской стороны требовало бы показа того, где президент Рузвельт вводил свои "тяжелые дипломатические войска" - помощь англичанам по ленд-лизу, единую линию с Маршаллом и т. п. Ничего подобного не было. Да и по чисто внешним признакам эту конференцию трудно изобразить как "поражение" какой-либо из сторон. Касабланка была одной из тех первых дипломатических битв, где мощь и возможности США ощущались всеми без исключения присутствующими. Рузвельт пребывал в превосходном настроении. Как отметил в мемуарах Макмиллан, "он постоянно смеялся и шутил". Он чувствовал свою силу. И не из-за ее недостатка он изменил первоначальный план действий. Просто Рузвельт определил более удобный путь к вершине мировой иерархии и пошел по нему. А то, что другие платили за эти удобства, его на данном этапе не касалось.
Удовлетворенные англичане "уступили" место главнокомандующего в Северной Африке генералу Эйзенхауэру. Своему врачу Черчилль сказал, что любит "этих великодушных американцев". Что касается французского вопроса американской дипломатии, то, прибыв на конференцию, Рузвельт прежде всего дал несколько разъяснений своему личному дипломатическому представителю и главному поверенному лицу во французских делах Мэрфи: "Вы несколько переступили границу в одном из писем Жиро перед высадкой, давая от имени правительства Соединенных Штатов гарантии возвращения Франции всех частей ее империи. Ваше письмо может повредить мне после войны".
Мы уже приводили данную мысль Рузвельта и повторяем ее потому, что это было первое указание (пишет Мэрфи) на планы Рузвельта - значительно "сократить" французскую империю. "Он обсуждал с несколькими лицами, включая Эйзенхауэра и меня, переход контроля над Дакаром, Индокитаем и другими французскими владениями".
После встреч с Жиро, которому предстояло получить всю мощь американской поддержки, Рузвельт убедился, что этот французский генерал из-за своей политической безынициативности является плохим выбором для американцев. Президент в шутливой форме высказал это Мэрфи. Но поскольку под руками не было фигуры, согласной сотрудничать так же безропотно, как Жиро, он получил подтверждение своего приоритета у правительства США.
Правда, на французском политическом горизонте маячила высокая фигура другого французского генерала, и с ней нельзя было не считаться ввиду английской позиции. Макмиллан убеждал своего коллегу Мэрфи, что движение, боровшееся с фашизмом с 1940 года и поддерживаемое англичанами в военном и финансовом отношении (была названа сумма в 70 миллионов фунтов), не может игнорироваться, если стоит задача консолидации всех французских сил. Лондонский комитет желал слияния с североафриканской администрацией, и английское правительство поддерживало эту цель.
Англо-американские противоречия возникли по поводу того, как включить "лондонских французов" в алжирскую администрацию. Мэрфи и Макмиллан еще до начала касабланкской конференции получили инструкции вынудить Французский имперский совет пойти на компромисс. Под совместным союзническим давлением алжирские французы быстро капитулировали. По выработанной схеме, одобренной Эйзенхауэром, де Голлю предлагалось войти в двуединое руководство совместно с Жиро, объединенный французский совет должен был включать как лондонских, так и алжирских французов.
Черчилль взял на себя задачу убедить Рузвельта в том, что этот вариант является наиболее подходящим. Британский премьер потратил на это первые три дня своего пребывания в Касабланке. В итоге Рузвельт согласился на то, что он назвал "свадьбой" двух генералов. Рузвельт полагался на Жиро, Эйзенхауэра, на английскую зависимость от американской помощи, на соответствующую зависимость французов, т. е. на те факторы, которые должны были дать американцам ключи к французскому будущему.