Страница 107 из 133
Президент на протяжении всей войны полагал, что Германия, виновница двух мировых войн, должна быть лишена политического могущества, должна исчезнуть как первостепенный фактор мировой политики. Это означало создание механизма жесткого контроля над немецкой промышленностью, взимание суровых репараций и децентрализацию экономики. "Германский вопрос" интенсивно обсуждался в Квебеке, и в подходе к нему не было найдено взаимопонимания американской и английской сторон. На этом этапе Рузвельт хотел выработки жесткой политики в отношении Германии. "Мы должны быть твердыми в отношении Германии, я имею в виду немецкий народ, а не только нацистов. Мы должны либо кастрировать немцев, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они не могли воспроизводить население, которое хотело бы продолжать свой прежний путь".
Рузвельт отверг как неудовлетворительный план обращения с Германией, предложенный американскими военными. "У меня складывается впечатление, что Германия не должна быть восстановлена подобно Нидерландам и Бельгии... Каждый в Германии должен понять, что на этот раз они являются поверженной нацией".
Рузвельт склонялся к идее Моргентау о демонтаже индустриальной мощи Германии. По мысли Моргентау, такой демонтаж гарантировал бы, по меньшей мере, двадцатилетнюю гегемонию в Западной Европе Англии. Он должен был развеять страхи Советского Союза перед германской мощью и перед Западом в целом (страх перед тем, что Соединенные Штаты или Англия могут восстановить германское могущество в своих целях).
Скептически отнесся к плану Моргентау Г. Стимсон. В первые дни сентября 1944 года он задавал Рузвельту сложные вопросы: деиндустриализация Германии выбросит на улицу примерно тридцать миллионов человек, что делать с ними? Нарушится внутренний механизм европейской экономики, налаженный за последние восемьдесят лет.
Ранней осенью 1944 года Рузвельт еще не занял окончательной позиции. Он колебался между двумя вышеозначенными курсами. На совещании 6 сентября с Моргентау, Стимсоном, Хэллом и Гопкинсом он выступил за деиндустриализацию, но предложил проводить ее постепенно, в течение полугода - года (по мысли Моргентау следовало приступить к уничтожению германской промышленности немедленно). Рузвельт указал, что план Моргентау противоречит требованиям Советского Союза о репарациях. В то же время президент согласился с тем, что Европа не нуждается в сверхмощном германском индустриальном ядре, и высказался за "сельскохозяйственную Германию". Аргументируя отсутствие ясно выраженной позиции потребностью в консультациях с союзниками, Рузвельт, собственно, "прикрылся" второй квебекской встречей от необходимости занять более отчетливую позицию.
В Квебеке события развивались в целом в пользу плана Моргентау. С одной стороны, Черчилль выразил крайнюю озабоченность экономическим положением Англии после войны. С другой стороны, посол Гарриман сообщал из Москвы, что русские обеспокоены тем, чтобы надежно гарантировать свою безопасность в Европе. Моргентау сказал в эти дни Рузвельту:
"Россия боится того, что мы и англичане собираемся заключить "мягкий" мир с Германией и восстановить ее как будущий противовес России".
В свете этого демонтаж германской мощи виделся логическим ответом, удовлетворяющим и англичан, и русских.
Рузвельт начал приходить к мысли, что обескровленную Англию следует сделать главным поставщиком стали для Европы в следующие двадцать-тридцать лет. Но изложенный им в этом духе план вечером 12 сентября 1944 года напугал Черчилля. Тот выступил за уничтожение лишь военной германской промышленности. Оскорбленный в лучших намерениях Рузвельт сказал премьер-министру, что тяжелая промышленность Германии может быть превращена в военную за одну ночь. Под давлением американцев Черчилль вынужден был уступить, соглашаясь теперь на программу "ослабления" Германии, переориентации ее на сельское хозяйство. Индустрию Рура и Саара следует "закрыть", а некоему международному наблюдательному совету надо поручить контроль за реализацией этого плана. Черчилль заключил, размышляя: "В конце концов, речь идет о судьбе моего народа, и если мне приходится выбирать между моим народом и немецким народом, я выберу свой".
Черчилль желал получить германский северо-восток как гарантию невосстановления немецкого флота. Он также думал и о тесном союзе с Голландией. Прежде и Рузвельт настаивал на северо-западе, предоставлявшем открытый доступ к портам. Теперь же он хотел иметь американские силы в центре всех европейских процессов и выбрал для оккупации юго-западную часть Германии.
Что повлияло на изменение точки зрения президента? Во-первых, он пришел к заключению, что получение Англией, привилегированным, но ослабевшим союзником зоны оккупации в непосредственной от себя близости укрепит ее общие европейские позиции. Во-вторых, и это, видимо, самое главное, он утвердился в мысли, что нахождение американских войск в южной Германии, граничащей с Чехословакией, Австрией, Францией и Швейцарией, дает Соединенным Штатам несравненно более мощный рычаг. Присутствие США становится не маргинальным, а ключевым фактором европейской ситуации. Черчилль в эти дни говорил о многом из того, что Рузвельт не хотел бы афишировать. Премьер-министр сказал Элеоноре Рузвельт и адмиралу Леги 19 сентября в Гайд-парке, что "единственной надеждой на длительный мир является соглашение между Великобританией и Соединенными Штатами по предотвращению международной войны посредством использования объединенных вооруженных сил".
Возможно, у Рузвельта были сомнения в целесообразности "плана Моргентау". Он не знал еще, какой оборот примет политическое развитие в Европе. В частности, президент размышлял о грядущей революции во Франции. Как бы там ни было, но примерно через две недели после якобы "окончательной" договоренности Рузвельт заявил представителям прессы, что планирование в отношении Германии еще не завершено. А 29 сентября он, вопреки своим мыслям двухнедельной давности, сказал К. Хэллу, что "никто не хочет превратить Германию в сельскохозяйственную страну". Когда Стимсон процитировал решения Квебекской конференции, Рузвельт ответил, что "не имеет ни малейшего представления, как он мог подписаться под этим". Рузвельт отклонил идею занятия на текущем этапе четкой позиции в отношении Германии. Очевидно, что он решил действовать по обстоятельствам, не лишаясь заранее возможных козырей. Двадцатого октября он говорит Хэллу, что "ненавидит составлять планы в отношении еще не завоеванной страны". Эти планы будут зависеть от того, "что мы найдем в Германии".
Как мы видим, в высшем эшелоне власти не было единогласия в отношении конкретных действий в "германском вопросе". Если министр финансов Г. Моргентау стоял за жесткий курс, то государственный секретарь К. Хэлл и военный министр Г. Стимсон оказывали на Рузвельта воздействие в сторону смягчения американской позиции. К. Хэлл все более настойчиво стал утверждать, что реализация идеи Моргентау о превращении Германии в сельскохозяйственную страну приведет к грандиозным - и опасным потрясениям в немецком обществе. Большое городское население лишится средств существования, это создаст кризис в центре Европы, и выполнение американских планов не облегчится, а затормозится. В результате очевидной эволюции Рузвельт в значительной мере перешел от жестких позиций, зафиксированных в резолюции Объединенного комитета начальников штабов за номером 1067 (представлявшей собой проект директивы будущему оккупационному командованию в Германии) к иной точке зрения, предполагавшей сохранение германского потенциала и задействование его в развитии всей Западной Европы.
В Квебеке по настоянию Уинстона Черчилля обсуждался вопрос о признании кабинета де Голля. Вот мнение президента Рузвельта, содержащееся в его письме Хэллу от 19 сентября: "Весьма долго мы с премьер-министром обсуждали вопрос о признании временного правительства Франции. И он, и я в настоящее время против этого шага. Временное правительство не является выражением народной воли. Лучше будет оставить все, как есть".