Страница 9 из 74
Прошло всего двадцать семь дней, как он прибыл в бригаду, а вот уже пришлось работать самостоятельно. Командир пока не вмешивается в его действия. Это успокаивает. Если бы все время дергали, было бы хуже. Крымов, видимо, вообще старается дать больше самостоятельности офицерам. Но и требует с них строго. Матвею вспомнилось, как вчера командир принимал у него зачет по устройству лодки и организации службы. За четыре года в училище Матвей сдал по меньшей мере полсотни экзаменов и зачетов, но никогда их не принимали с такой строгостью. Хорошо еще, что Матвей обе стажировки проходил на лодках этого класса. Да и в отведенные ему на изучение лодки три недели занимался часов по пятнадцать в сутки. Словом, Крымов остался доволен, хотя и сказал, что надо еще полазить по кораблю. В этом он тоже прав. Матвей чувствовал, что многое ему еще не вполне ясно. Придется после похода основательно взяться за изучение механизмов, попросить помощи у Андрея Бутова.
Доверие командира было приятно Матвею. Он слышал, как перед выходом комбриг предложил взять в поход флагманского штурмана, но Крымов отказался.
- Вам виднее, - заметил комбриг, впрочем, не очень одобрительно.
И теперь Матвею не хотелось бы подводить Крымова.
Началась полоса сильных глубинных течений. Матвей остро отточенным карандашом нанес на карту векторы скоростей, рассчитал путь и курс. Доложил командиру, и тот приказал лечь на новый курс.
К столику подошел Дубровский, склонился над картой.
- Что-то очень большой снос получается у вас, товарищ лейтенант, сказал он, недоверчиво рассматривая карту.
- Вот, проверьте, - Матвей подвинул Дубровскому транспортир, линейку и циркуль. - Течение триста двадцать градусов, скорость два узла...
Дубровский проверил расчеты и, ничего не сказав, отошел. Проверить прокладку - неоспоримое право старшего помощника командира корабля. Даже обязанность. Тем более, что Матвей впервые самостоятельно ведет корабль. И все же Матвей никак не мог подавить в себе неприятного чувства. Что-то настораживало его в Дубровском.
Акустик доложил, что слышит шум винтов по курсовому сто шестьдесят пять.
- Определите, что за корабль, - приказал командир.
Матвей знал, что в кормовых курсовых углах классифицировать контакт трудно: мешает шум винтов своей лодки. Поэтому он думал, что акустику потребуется немало времени, чтобы определить класс идущего сзади корабля. Но не прошло и минуты, как акустик доложил:
- Эсминец, курсовой сто шестьдесят три!
Эсминец догонял лодку. Командир спросил у стоявшего вахтенным офицером Вадима Сенцова:
- Ваше решение?
- Уклоняюсь от преследования, - доложил Вадим.
- Действуйте.
Вадим приказал изменить курс и скорость. Матвей отложил их на карте. Как раз на госэкзамене ему достался вопрос: "Уклонение от преследования". Матвей хорошо помнил, как оно производится. Поэтому он очень удивился, когда Вадим решил отвернуть вправо, тогда как правила уклонения предписывали левый поворот. Неужели он ошибся? Матвей быстро набросал на листе бумаги чертеж и под предлогом сличения показаний репитеров гирокомпаса подошел к Вадиму. Стараясь, чтобы Крымов не заметил, показал ему чертеж.
Командир окликнул Матвея:
- Вам что-нибудь не ясно?
"Заметил!" - Матвей показал чертеж Крымову. Тот внимательно посмотрел и улыбнулся:
- Что ж, учили вас правильно. Только вы не учитываете обстановки. Вадим Алексеевич, объясните штурману, почему вы отвернули вправо.
Оказывается, Матвей не учел, что, отвернув влево, лодка может попасть в зону действия гидроакустических станции "противника".
- Теперь вам ясно? - спросил Крымов. - Вот и хорошо. Правильно сделали, что высказали свои сомнения. Но давайте договоримся, Матвей Николаевич, что впредь вы их будете высказывать вслух. Так у нас принято.
Матвей покраснел. Командир хоть и в деликатной форме, но упрекнул его за нелепую попытку подсказать Вадиму. "Действительно глупо получилось. Как школьник вел себя, даже шпаргалку заготовил и пытался подсунуть незаметно. Командир боевой части и... шпаргалка. Стыд!"
В атаку выходил Дубровский. Крымов сидел на складном стульчике и ни во что не вмешивался, лишь внимательно следил за показаниями торпедного автомата стрельбы.
Матвей вел боевую прокладку. Атака шла хорошо. Дубровский выходил в точку залпа уверенно, команды отдавал четко. Так же бодро и четко докладывали с боевых постов, приподнятое настроение старпома передалось экипажу.
- Пли!
Лодка вздрогнула. Тотчас же из носового отсека доложили:
- Торпеды вышли!
Послезалповое маневрирование было сложным: корабли охранения, обнаружив торпеду, начали поиск лодки. Матвей едва успевал прокладывать курсы. Наконец лодке удалось оторваться, и вскоре от комбрига, находившегося на корабле "противника", было получено сообщение, что торпеды прошли точно под целью. Крымов поздравил Дубровского с успешной атакой.
Поздравляли старпома и другие офицеры, находившиеся в центральном посту. Матвей, пожав Дубровскому руку, сказал:
- Знаете, очень здорово у вас получилось!
Дубровский похлопал его по плечу:
- У нас на лодке все должно здорово получаться, лейтенант. Постарайтесь привыкнуть к этому.
Не дойдя до базы миль десять, лодка всплыла. Как только показались маяки, Матвей несколько раз определился по ним, уточнив место лодки. Когда до поворотного буя оставалось полторы мили, он снова поднялся на мостик, чтобы определиться по трем пеленгам. Но едва успел взять один пеленг, как объявили срочное погружение. Вслед за сигнальщиком Матвей нырнул в рубочный люк.
Лодка ушла на глубину двадцать метров. Не прошло и десяти минут, как рулевой доложил:
- Вышел из строя гирокомпас!
Сначала Матвей подумал, что это очередная вводная. Но, взглянув на репитер гирокомпаса, увидел, что картушка крутится. Матвей вышел из-за выгородки. Штурманский электрик старшина второй статьи Корнейчук осматривал матку гирокомпаса.
- В чем дело, старшина?
- Не ясно. Должно быть, замыкание.
Проверив цепь, старшина доложил:
- Замыкание где-то наверху.
Командир приказал всплыть. Корнейчук первым выскочил наверх. Вскоре он вернулся и набросился на рулевого-сигнальщика старшего матроса Бодрова:
- Растяпа! Почему не закрыл крышку репитера?
- А ты разберись сначала.
И тут Матвей вспомнил, что это он забыл закрыть крышку.
- Погодите, Корнейчук, - остановил он распалившегося старшину. - Бодров тут ни при чем. Это я не закрыл крышку.
- Вы? - старшина смущенно потупился. Потом спросил: - Разрешите наверх?
- Идите.
- Н-да, - протянул Дубровский, когда старшина ушел. - Этак вы однажды и рубочный люк забудете задраить, утопите всех нас. Хорошо еще, что не во время атаки произошло. Сорвали бы мне атаку...
Наверное, он долго еще продолжал бы в том же духе, но Крымов сказал:
- Идите-ка, Матвей Николаевич, помогите Корнейчуку.
7
Моросил мелкий холодный дождь. Немощеные тротуары раскисли, и Матвей шел по щиколотку в грязи. Он шел, не замечая ничего вокруг. Наверное, если бы сейчас перед ним возникла пропасть, он шагнул бы в нее.
Нет ничего противнее, чем сидеть и выслушивать соболезнующие высказывания и ловить на себе сочувственные взгляды.
Хорошо еще, что Крымов не стал задерживать. Что-то он скажет завтра на разборе?
Отвратительный вы тип, лейтенант Стрешнев. Вас учили, воспитывали, вас хорошо приняли, вам доверяли. А вы оказались просто растяпой. Корнейчук это подметил верно. Где-то в глубине души вы радовались, что вам сразу доверили боевую часть, пусть временно, но доверили. Вы думали о широких перспективах, которые открывались с первого дня. И оказались перед перспективой стать всеобщим посмешищем!
Может быть, Соня права - человек должен беречь те маленькие радости, которые предоставляет судьба? Ведь вам предлагали остаться в Ленинграде, но вы, видите ли, не захотели. Конечно, у вас нет опыта, в научно-исследовательском институте вы были бы просто мелким служащим, чиновником, никакую науку никуда не смогли бы двинуть. Вы это отчетливо сознавали и поэтому отказались идти в институт. Может быть, все же зря отказались? Пусть чиновник, пусть ничего не значащий исполнитель чужой воли. Но ведь Ленинград! Сейчас в Мариинке, наверное, идет "Лебединое озеро"...