Страница 20 из 37
Однако возможен третий ответ. Не уход из мира и не заискивание в надежде на призрачное воздаяние в будущем, а сотрудничество с миром на самом глубинном уровне в настоящем. На этом уровне мир воспринимается как гармоническая система скрытых конфликтов, как бесконечный целостный процесс, являющийся нашим единственно реальным Я. Понимание этого уже присутствует в нас в том смысле, что наши нервы, кости и органы чувств "знают" об этом. Все это кажется нам непонятным только потому, что тонкий луч сознательного внимания был приучен не замечать очевидных вещей. Нас воспитали так замечательно, что мы действительно стали искусными притворщиками!
Глава IV. ВЕСЬ МИР - ТВОЕ ТЕЛО
Итак, мы выяснили, что многие наши на первый взгляд незыблемые представления о реальном мире являются социальным вымыслом. Оказалось, что в качестве реально существующего мы зачастую принимаем то, что представляет собой всего лишь традиционный способ описания мира. Мы рассмотрели следующие выдумки:
1. Представление о том, что мир сделан или составлен из отдельных частей или предметов.
2. Что веши представляют собой различные конфигурации одного и того же первичного вещества.
3. Что организмы людей также являются вещами, что они населены и отчасти контролируемы независимыми эго.
4. Что противоположные полюса таких взаимоотношений как свет/тьма и объекты/пространство находятся между собой в конфликте, который может закончится окончательной победой одной из сторон.
5. Что смерть - это зло, и поэтому жизнь представляет собой постоянную борьбу с ней.
6. Что человек - как индивид и как биологический вид - должен стремиться занять господствующее положение в мире и подчинить себе природу.
Подобные представления полезны до тех пор, пока все знают, что это условности. Они являются просто способами "изображения" мира, которые были добровольно приняты людьми для удобства совместной работы. В нашем обществе действуют, например, соглашения о том, как понимать дюймы и часы, числа и символы, математические определения и слова языка. Если бы договоренности о том, как измерять время и пространство, не существовало, я бы не мог назначить тебе встречу на углу 42-й Стрит и 5-й Авеню в три часа дня в воскресенье, четвертого апреля.
Однако когда условности рассматриваются как факты, возникают недоразумения. Так, например, в 1752 году Британское правительство издало указ о введении нового календаря, в соответствии с которым второе сентября этого года должно было стать четырнадцатым сентября. Когда все узнали об этом, многие сочли, что их жизни укоротили на одиннадцать дней. Толпы людей бросились к Вестминстеру, где находилось правительство, с криками: "Отдайте нам обратно наши одиннадцать дней!" Склонность человека считать вымысел реальностью затрудняет расширение сферы применимости всеобщих законов, языков, систем измерения и других полезных средств. Кроме того, она препятствует совершенствованию тех условий, которые уже приняты и используются.
Но, как мы видели, еще более серьезные неприятности возникают тогда, когда мы позволяем обществу определять нас самих и наши основополагающие взаимоотношения с миром. При этом мы принимаем в качестве несомненных и само собой разумеющихся условности (или мыслеформы), которые являются противоречивыми. Здесь, как мы тоже уже смогли убедиться, все сводится к тому, что человек описывается нами неправильно. Мы рассматриваем его как отдельное и независимое существо в мире, а не как особое действие этого мира. Наша трудность в понимании подлинной природы человека связана с тем, что такой подход к человеку, как нам кажется, делает его марионеткой. Но это впечатление создается у нас потому, что мы пытаемся принять или понять новое представление, все еще находясь во власти старого. Ведь когда мы говорим, что человек - это действие мира, мы тем самым не определяем его как "вещь", отданную на растерзание всем другим "вещам". Мы должны выйти за пределы ньютоновского видения мира как такой совокупности бильярдных шаров, в которой каждый отдельный шар пассивно отскакивает от всех остальных! Не забывайте, что пристрастие Аристотеля и Ньютона к причинному детерминизму имеет свою причину. Дело в том, что они пытались выяснить влияние вещей друг. на друга, забывая при этом, что мир разделен на отдельные вещи и события лишь на словах. Ведь указывая на то, что определенные события причинно связаны, мы всего лишь неуклюже констатируем, что они, подобно голове и хвосту кошки, являются частями одного и того же события.
Очень важно глубоко понять следующее: вещь-в-себе (ding an sich у Канта), будь она животным, растением или минералом, не просто непознаваема ее вообще не существует. Понять это очень важно не только для здравости рассудка и спокойствия ума, но и для многих "практических приложений" нового представления о человеке и мире в экономике, политике и технологии. Ведь наши начинания снова и снова терпят неудачу, потому что мы не видим, что отдельные люди, нации, животные, насекомые и растения не существуют сами по себе и сами для себя. Дело не в том, что вещи существуют в связи друг с другом, а в том, что так называемые "вещи" - это просто фрагменты одного процесса. Рассматривая этот процесс, всегда можно выделить черты, которые сразу же приковывают к себе наше внимание. Однако при этом мы должны помнить, что видимые различия не подразумевают независимости. Каким бы красивым и отчетливым ни казался нам гребень волны, он обязательно "сопутствует" менее заметной и более плавной очередной подошве. По аналогии с этим яркие точечки звезд "со-путствуют" (введу-ка я сейчас такое новое слово) темному фону пространства.
В гештальт-теории восприятия этот принцип известен как принцип взаимосвязи изображения и фона. Если, например, ты подойдешь так близко ко мне, что края моего тела окажутся за пределами твоего поля зрения, ты сможешь видеть "вещь", которая называется моим телом. В то же время твое внимание "поглотит" пуговица на пиджаке или галстук. Ведь теория утверждает, что, каким бы ни был фон, наше внимание почти мгновенно "приковывает к себе" движущееся очертание (которое выделяется на неподвижном фоне) или ограниченная компактная деталь (которая выделяется на менее выразительном фоне).
Таким образом, когда я рисую на доске следующую фигуру:
и спрашиваю: " Что я здесь нарисовал?", люди обычно называют круг, мяч, диск или кольцо. Только изредка кто-то ответит: "Это стена с дырой".
Другими словами, трудно привыкнуть к тому, что границы всех деталей мира в равной степени относятся и к областям окружающего их фона. Таким образом, очертание фигуры является одновременно линией выреза в фоне. А теперь давайте предположим, что изображение круга/дырки видоизменяется следующим образом:
Большинство наблюдателей представят движение или действие ограниченной области так, будто я здесь изобразил деление амебы. Но ведь я с таким же успехом могу утверждать, что это очертания сухих мест на поверхности полированного стола, покрытого тонкой пленкой воды. Смысл этого наблюдения в том, что перемещение части мира не может быть рассмотрено как движение одной лишь внутренности или как движение одного лишь фона. Они движутся вместе.
Наше затруднение с тем, чтобы видеть наличие и движение фона на всех этих простых картинках, невообразимо возрастает, если речь идет о поведении живых организмов. Ведь когда мы рассматриваем муравьев, ползающих туда-сюда по гладкой поверхности земли, или наблюдаем за людьми, слоняющимися без дела в городском парке, мы убеждаемся в том, что именно муравьи и люди ответственны за происходящее движение. Тем не менее эти примеры с муравьями и людьми в сущности являются лишь чрезвычайно усложненной версией простого случая движения в пространстве трех шаров. До этого, рассматривая шары, мы пришли к выводу, что движется вся конфигурация (гештальт), - не одни лишь шары и не одно лишь пространство, и даже не совокупность шаров и пространства, а скорее единое поле объекты/пространство, в котором шары и окружающая их пустота являются чем-то типа полюсов.